УЧЕБНИКИ N 80
Звезды медицины
Шойфет М.С. Сто великих врачей
М.: Вече, 2004
Книга Михаила Шойфета о великих медиках
всех времен и народов будет полезна не только на
уроках биологии, но и на занятиях по истории. Как
справедливо отмечает автор, «мы хорошо знаем
многих полководцев и президентов, но нам
неизвестны имена многих врачей». Действительно,
если спросить первого встречного, он наверняка
без большого труда вспомнит имена десятка
полководцев, но вряд ли сразу вспомнит хотя бы
трех знаменитых медиков. Между тем
самоотверженные врачеватели людских недугов, те,
кто, по словам Вольтера, оказал великие услуги
человечеству, внесли ничуть не меньший вклад в
развитие мировой цивилизации, чем многие
знаменитые полководцы, короли или президенты. И
среди медиков мы встречаем примеры величайшего
мужества. Недаром их девизом стали слова
голландского врача Ван Тюльпа: «Светя другим,
сгораю». А выдающийся французский физиолог Клод
Бернар не зря утверждал: «Великих людей можно
сравнить с факелами, которые время от времени
вспыхивают, чтобы направить ход науки».
Многие медики, как мы знаем, ставили смертельно
опасные опыты на себе, чтобы найти лекарства
против опаснейших болезней. А идеи многих гениев
оказались востребованы только после их
преждевременной смерти. Так, австриец Игнац
Земмельвейс, первым предложивший эффективные
методы борьбы с заражением крови, окончил свои
дни в сумасшедшем доме. А основоположник научной
анатомии Андреас Везалий трагически погиб,
потерпев кораблекрушение, подвергшись перед
этим незаслуженному оскорблению со стороны
своего учителя Сильвия. Рано умерший от
туберкулеза французский врач Рене Лаэннек так и
не узнал, сколь широкое применение нашел
изобретенный им стетоскоп. Многие врачи
становились жертвою зависти или религиозных
предрассудков. Список великих медиков в книге
открывает древнегреческий врач Асклепий, более
известный нам как римский бог врачевания Эскулап
(у греков он звался Асклепием и был сыном бога
Аполлона и нимфы Корониды). Некоторые ученые
всерьез полагают, что в античности действительно
существовал великий и беспорочный врач Асклепий,
впоследствии обожествленный. Именно ему
приписывают открытие целебных свойств змеиного
яда. Из древней Греции идет и символ медицины
змея, олицетворявшая мудрость, знания и вечную
молодость. Греки верили, что, сбрасывая старую
кожу, змея сохраняет молодость. За легендарным
Асклепием следует вполне реальный Авиценна, а
замыкают список русские хирурги – кардиолог
Николай Амосов и офтальмолог Святослав Федоров.
Шойфет утверждает, что персоналии отбирались им
по принципу наибольшего вклада в медицину. И
какие-либо возражения к отбору предъявить
трудно. Все достойные включения в первую сотню
медиков в книге присутствуют. Есть и Гален, и
Парацельс, и Гарвей, и Пирогов, и Гельмгольц, и
Вундт, и Боткин, и Лесгафт, и Сеченов, и Павлов, и
Эрлих. Всех, естественно, не перечислишь. Можно
пожалеть, пожалуй, только об отсутствии Пастера.
Он, очевидно, был отнесен автором к числу
теоретиков, тогда как в справочник попали только
практикующие врачи, главным образом хирурги.
Шойферт полагает, что его герои заложили
основание в здание медицинской науки и «оставили
глубокий след в исторической памяти потомков».
Среди любопытных фактов, сообщаемых в книге,
стоит отметить, например, что древне-
греческий медик Эмпедокл, основоположник
сицилийской медицинской школы, пользовался
репутацией мага и волшебника и для ее
поддержания не только творил настоящие
врачебные чудеса, но и никогда не стриг волосы и
не менял выражения лица. Вообще традиция
связывать врачей с магией и нечистой силой имеет
давние корни. Пирогов, заложивший основы
военно-полевой хирургии, в частности, все правила
хирургии сводил к трем главным положениям:
«…Мягкие части режь, твердые пили, где течет –
там перевязывай». А Жан-Мартэн Шарко,
изобретатель знаменитого душа, часто мог
обнаружить болезнь одним только пристальным
взглядом на пациента. Илья Мечников, введя себе в
руку кровь больного возвратным тифом, чуть не
умер от тифозного приступа, но в результате
излечился не только от тифа, но и от мучившей его
душевной депрессии. Зигмунд Фрейд же верил:
«Подсознание становится моим полем рефракции.
Оно даст мне научное познание и позволит описать
причины и методы лечения человеческого
поведения». Отмечу, что споры о научности
психоанализа продолжаются по сей день (а кроме
Фрейда из психоаналитиков попали Юнг и Адлер).
Отмечу, что психоанализ во всех своих
разновидностях не отвечает основному критерию
научности – принципу фальсификации Карла
Поппера. Однако его терапевтический эффект
очевиден и многократно проверен на практике.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|