ШКОЛЬНЫЙ АВТОБУС “ПС”

Краснодарский край: несфабрикованные звезды

Почему так хочется в очередной раз отправиться на редакционном автобусе? Наверное, потому, что каждый раз в таких поездках узнаешь что-то важное про себя, замечаешь что-то, прошедшее стороной в череде рабочих будней. И вдруг начинаешь по-новому смотреть на привычную жизнь школы, по-иному понимать ее.

Краснодар встретил нас переполненными гостиницами. Тысячи человек приехали в областной центр на концерты «Фабрики звезд». В голову полезли крамольные мысли: какие же глупости занимают умы людей! Никакой пользы от таких «звезд» быть не может, баловство одно!
С трудом прорвавшись через пробки на дорогах (специфика Краснодара, никуда от нее не денешься), мы попали в школу № 26. Директор, Эдуард Дмитриевич Микиртычев, оказался преподавателем физкультуры. Вот это удача! Директора-физкультурника встретишь редко. А я как раз мечтала увидеть, как в школах преподается этот предмет, который одни считают чуть ли не самым главным (без знаний можно обойтись, а здоровье необходимо каждому!), а другие – совершенно бесполезным (ума, мол, спорт никому не прибавляет!).
Зря мечтала. В школе шла проверка документации. Эдуард Дмитриевич уделил нам несколько минут, познакомил с коллегами и вернулся к себе в кабинет.

Понимание

Оказалось, что это школа для детей с нарушениями речи. Большинство учеников с тяжелыми нарушениями центральной нервной системы – детский церебральный паралич, родовые травмы, врожденная или приобретенная глухота. Боль, с которой взрослые и дети борются вместе.
В этой школе дети учатся быть понятными миру, а учителя им в этом помогают.
Девятый выпускной класс. После него ребята отправятся в обычные школы, лицеи, колледжи, выйдут в большой мир. Урок математики.
Маргарита Владимировна Маркирозова внимательно смотрит на своих учеников и вызывает одного за другим к доске решать примеры. Что-то не так на этом уроке. Но что? Может, все из-за моего присутствия? По привычке поднимаю руку и прошу слова. Быстро, чтобы не отнимать время, объясняю, что математику не помню, детей не проверяю и они могут меня не бояться. Все внимательно слушают, молча разворачиваются к тетрадям, и работа продолжается.
Одного за другим вызывают к доске. Честно сказать, не люблю этот метод. В такой ситуации теряются и свободноговорящие дети, а каково ребятам с проблемами?.. Я была уверена, что они станут стесняться, коверкать слова. Но все говорили четко. Правда, чуть медленнее, чем в обычной школе, но при этом обязательно поворачивались лицом к классу, старательно проговаривали каждое слово. Впервые на уроке математики я слышала развернутые рассказы учеников о каждом действии, записываемом на доске.
В коррекционной школе действуют правила: говорить так, чтобы тебя понимали; проговаривая каждое слово, обязательно следить за реакцией слушающих; всегда поворачиваться к слушающим лицом (повернись лицом к классу – вам когда-нибудь доводилось произносить эту фразу?). Здесь ученики знают, как сложно бывает понять другого, когда он коверкает слова, потому что многие сами плохо слышат, а некоторые не слышат вовсе и вынуждены понимать чужую речь по губам. Когда в класс приходит новый педагог, ребята могут сделать замечание: «Пожалуйста, объясняйте медленнее. Таня (Коля, Саша...) не успевает». А я-то вылезла со своей «коротенькой» речью! Урок на будущее.
В школе для здоровых детей учителя хотят быть услышанными, а ребята стараются понять взрослых. За детское понимание взрослые ставят отметки. Парадокс: сами могут плохо или скучно объяснить, а потом оценить, как их при этом поняли. Все перевернуто с ног на голову.
Что же, все школы должны быть коррекционными? А почему бы и нет? Ведь коррекция – это всего-навсего «исправление». Ведь нам так часто хочется что-то в себе исправить. И не всегда стоит заниматься коррекцией только после того, как отличие будет сильно заметно и начнет бросаться в глаза окружающим.

Уважение

Уважение к другому человеку. Без него нельзя жить. Но где, скажите на милость, мы его обретаем? Для многих детей единственным местом, где можно научиться уважать других и чувствовать себя уважаемым человеком, становится школа. Но как работать с детьми, если один из тридцати твоих учеников глух к математике, другой – к английскому, а третий – к химии? Ставить двойки одним и пятерки другим? Наказать, поощрить – и вперед, к стандартам и высоким показателям? Можно и так. Только уважения к себе и к другим наши дети при этом не приобретут.
Если ученик говорит: «Равенство строгое», а учитель его поддерживает: «Правильно, неравенство строгое», – к чему это приведет? К тому, что ребенок не выучит, чем равенство отличается от неравенства? Или к пониманию: каждый может ошибиться, в этом нет ничего страшного; когда ты заметил чужую ошибку – не осуждай, помоги.
Во время путешествия по Краснодарскому краю мы попали еще в одну коррекционную школу, для детей с замедленным развитием (СКОШ № 59). Здесь ученики в силу болезни погружены в собственное Я. Десять раз подряд безо всякого раздражения учительница объясняла: «Проведите горизонтальную линию на расстоянии двух с половиной сантиметров от края листа». И десять раз девочка допускала ошибку. Учительница так и не потеряла терпения – ребенок болен, когда-нибудь удастся достучаться до его разума. Учительница уважала свою ученицу, позволяла ей быть собой, ждала, когда девочка откликнется.
Всегда ли у педагогов, работающих со здоровыми, но тем не менее разными детьми, хватает уважения к своим ученикам?
Вот я объясняю важный для экзаменов материал, а мальчишка на последней парте смотрит в окно. Это меня злит: что, я буду десять раз объяснять? Ученик проявляет ко мне неуважение. Я в ответ могу сделать то же самое. Например, попрошу повторить, что я сказала. Он, естественно, промолчит, и в результате я выставлю его дураком перед классом. Его внимания я добилась, но какой ценой?

Культура

На физкультуре в 26-й школе было очень шумно: третьеклассники соревновались между собой. Казалось, что от криков команд и болельщиков лопнут барабанные перепонки, но учителя это совсем не волнует. Он понимает, что детям нужно и покричать, особенно когда кричат все хором и можно не думать о правильности произносимых слов. Я подумала, что учитель никогда не сможет утихомирить ребят.
Георгий Андреевич Овчинников, проработавший в этой школе почти сорок лет, встал перед командами и, подняв руки, сказал: «Руки вверх». Все повторили движение. «Руки на пояс», – проговорил он, раскинув руки в стороны. Часть ребятишек повторили его движение, а некоторые выполнили устную команду. Рассмеялись. Такая игра – на внимательность. В зале – тишина.
Так дети успокаиваются после каждого всплеска эмоций. Уважая друг друга. Георгий Андреевич пошутил: «В нашей школе нужно учитывать все. Порой приходится жертвовать даже внешностью. Видите, у меня усы снизу подрезаны? Много лет назад я был классным руководителем у неслышащих детей. По губам меня понимала только одна девочка и переводила остальным. Однажды она подошла и попросила подрезать усы: из-за них ей было трудно разобрать движение губ. С тех пор и подстригаю. А то, что дети кричат на физкультуре, так это чудесно. Ведь если урок проходит неэмоционально, то это значит, что он не получился».
В некоррекционной школе учителя часто воспринимают шум, вопросы и просьбы детей как покушение на личность педагога. «Татьяна Ивановна, я не понял, почему это дробь надо переворачивать?!» – «Почему? По кочану! Правила надо учить, Иванов!» «Петр Семенович, повторите, пожалуйста, что вы сказали!» – «Вынь бананы из ушей, Петров, и слушай внимательнее!» Продолжать?
Пожалуй, я за то, чтобы все школы сделать коррекционными. Чтобы мы научились относиться к всплескам эмоций, к каждому вопросу детей, даже к их обидам с уважением и пониманием.

Отдушина

В Краснодарском международном университете для школьников и студентов раз в неделю работает клуб «Отдушина».
Сюда приходят молодые люди, чтобы пообщаться со сверстниками. Это открытый клуб: можно прийти раз в году, а можно заниматься в нем каждую неделю. Отметок там, естественно, не ставят, на вступительные экзамены занятия в клубе не влияют.
В маленькой университетской аудитории сидели, составив стулья в круг, человек десять. Дверь открыта. Захожу. Все смотрят на меня, и вдруг... раздаются аплодисменты. Вы не представляете, как было приятно. Меня встретили с радостью – что еще нужно?! Чуть позже в кабинет совершенно случайно зашел молодой человек – спутал аудиторию. И ему хлопали. И я вместе со всеми.
Владимир Петрович Васильев, автор многих книг о школе, о педагогике, ведущий краснодарской радиопередачи для школьников, представил меня ребятам. О встрече договорились утром того же дня: «У нас есть одно условие. В «Отдушину» приходят только молодые люди. Вы молодая?» «Примерно шестнадцать», – улыбнулась я в ответ. И вот сижу и думаю, как бы мне не разрушить их разговор своими слишком взрослыми рассуждениями. Своеобразный экзамен.
Говорили они о расплате за удовольствия. Среди ребят, как водится, были свой хулиган-балагур (студент университета), молчун (девятиклассник), несколько девочек-отличниц (школьницы разных возрастов).
Хулигану удавалось заводить разговор. Каждая его фраза воспринималась девчонками как вызов к бою. Мальчишки же пытались его поддержать. Владимир Петрович явно относился к их команде.
Вела встречу девятиклассница.
– Скажите все по очереди, что вы считаете удовольствием.
– Я люблю музыку громкую. За это удовольствие мне приходится платить. Соседи и милицию вызвать могут.
– А я люблю спорт. Плачу синяками.
– А я все люблю! И платить за свои удовольствия не собираюсь! От любой милиции убегу!
– Тебе же стыдно будет!
– А мне не бывает стыдно!
Я молчала, пока ко мне не обращались с вопросом. Отвечала сразу, искренне, чтобы не ставить спрашивающих в положение просящих.
Подводя итоги дня, Владимир Петрович сказал почти обо всех. И про меня не забыл. Отметил, какие важные фразы я произнесла, как ловко кого-то поддержала, указала на недостатки, никого не обидев. И ведь интересно: то, что он сказал о других, я не помню; каждое слово обо мне запало в душу.
Выходила гордая, счастливая – вот какой я отличный педагог, как умно и правильно говорю! А позже поняла, что это состояние было вызвано не моим опытом и талантом, а тем, что меня понимали другие люди. Владимир Михайлович отзеркалил мои действия, объяснив их гораздо лучше, чем я могла бы сама. Ребята, прощаясь, спросили, когда я приду к ним снова – они приняли и поняли меня. Это ли не счастье?
Наверное, для этого и нужна отдушина: чтобы был коллектив, в котором могут принять и понять. Может быть, если не удается перестроить сразу всю школьную жизнь, стоит создавать везде такие отдушины, где будут хлопать каждому входящему. Вместо того чтобы в сотый раз говорить: «Встаньте, ребята, поприветствуйте гостя».

Педагогически-курортный роман

Перевалив через горы, мы приехали в небольшой курортный городок Джубга (Туапсинский район) и нашли школу. На улице холод, а дети бегают на спортплощадке без курточек. Южный колорит!
Нас встретил коренастый мужчина в спортивном костюме. Директор Арут Карабетович Бедросов – учитель физкультуры. Я восприняла это как перст судьбы: вот теперь мы обязательно поговорим о преподавании физической культуры.
По спортивному залу развешаны боксерские груши. Оказывается, почти все мужское население Джубги прошло через секцию бокса, которую ведет директор школы. Нам удалось даже на урок к нему попасть.
Но… после урока говорили снова не о преподавании физкультуры. Скорее о культуре общей, человеческой, о том, как ее можно вырастить в детях.
В городах и поселках, расположенных в курортной зоне, перед учителями стоит очень сложная проблема, которую они называют «эффект курортных детей». Их ученики видят жизнь в искаженном свете, в лучах праздников и развлечений.
Представьте себе подростка, чьи родители осенью, зимой и весной спокойно занимаются собственным домом, а летом зарабатывают на жизнь, сдавая комнаты, работая в гостиницах, ресторанах, кафе. При этом подросток, кроме своих родителей, работающих на обслуживании, видит и совсем других взрослых: отдыхающих, которые целыми днями лежат на пляже, сорят деньгами, живут в свое удовольствие.
Кого будет стремиться воспроизводить в своем поведении этот подросток? Уж точно не папу и маму. И не своих учителей, которые вынуждены вместе с остальными жителями поселка летом подрабатывать на пляже. «Знаете, бывает и так, – рассказывает одна учительница, – я летом мою полы в кафе, а мой ученик присматривает, все ли я правильно делаю: его папа – хозяин кафе». Но не собственное унизительное положение волнует педагогов. Они озабочены тем, чтобы показать своим ученикам все стороны жизни. Взрослым ясно, что на Черноморском побережье и бедняк корчит из себя Рокфеллера. Многие люди несколько лет копят деньги, чтобы потом с шиком спустить их на курорте за одну неделю. Но дети этого не понимают: «Я хочу жить так, как отдыхающие. С утра – на пляж, потом в бар, в ресторан, в казино. Ведь жизнь одна!»
В деревенских и поселковых школах некоторых областей России учителя говорили, что местные жители часто относятся к ним недоброжелательно, с завистью, потому что педагоги – единственные люди, регулярно получающие зарплату. Остальное население «живые» деньги видит, только продав кое-что из выращенного на огороде. О том, что у учителя не остается времени обрабатывать землю и растить скот, их односельчане забывают.
Казалось бы, в условиях курортного города ситуация противоположная. Учителям никто не завидует, их ученики живут довольно богато. На самом деле проблема эта общая. Это проблема не взрослых, а детей. Детей, растущих в зависти, желающих в одночасье получить от жизни все. Кто вызывает эту зависть, вопрос вторичный.
Деревенский мальчишка понимает, что никакими законными путями не может вырваться из замкнутого круга дом–огород–поле–ферма–дом. Он видит, как к ним заезжают горожане на роскошных автомобилях, скупают дома, поля. Школьные учителя, которые (на зависть его родителям) получают мизерную зарплату, но все равно живут в нищете (он-то это прекрасно видит и понимает!), твердят: «Учись, поступишь в институт, получишь профессию». Но он только улыбается в ответ, потому что знает, что это никогда не выведет его из нищеты.
Курортный парень, возжелавший легкой жизни. Он за лето зарабатывает хорошие деньги, но тут же их растрачивает. И тоже постоянно завидует тем, у кого денег больше, тем, кто отдыхает, а не работает. Так ли уж велика разница? Одна дорога этим мальчишкам – в криминальные структуры. Там легкий заработок, видимость веселой жизни. А потом будь что будет.
Учителя Джубгской школы с горькой усмешкой говорили: «Если государство будет хорошо платить учителям, не надо будет увеличивать капиталовложения в правоохранительные органы. Какими мы воспитаем детей, такими они и будут в будущей жизни. Народ, который думает на год вперед, сажает хлеб. Народ, который думает на десять лет вперед, сажает сад. Народ, который думает на сто лет вперед, растит новое поколение. А мы что делаем?»
Несколько лет назад в Джубгской школе решили открыть краеведческий музей. Учителя хотели показать своим ученикам, что их предки ценили в жизни не только деньги и праздник. В прошлом веке, после революции, школа была культурным очагом поселка.
Помещение оформили в виде подводной лодки. В отсеках – вещи жителей поселка: отдел дореволюционной истории, революции, тридцатых годов... обо всем по чуть-чуть. Музей действительно делается детьми и их родителями. Старый граммофон притащили одни, бюст Ленина – другие. Рядом висит военная форма. Чья? – спрашиваю. Оказалось, директора школы, он подполковник в отставке. Эта информация тоже достояние истории.
Учителя надеялись, что возникнет дополнительный контакт между родителями и общественностью, а вслед за этим школа вновь станет культурным центром. За прошлый год в музей поступило более 100 экспонатов, но... Похоже, развитие музея придется прекратить. Слишком много сил на эту работу тратят учителя. Слишком низко она оценивается государством. Финансирование музея, и без того мизерное (200 рублей в месяц), прекращается. Наверное, правят бал те, кто предпочитает вкладывать деньги в правоохранительные органы, а не в школы.

Выбор – личное дело каждого

Если честно, мы специально не узнавали, как доехать до «Орленка». Думали, что будет правильнее, если посетим вместо этого побольше простых, обычных школ. Поэтому сильно удивились, когда на дороге всплыла надпись «Орленок», а рядом с ней – пропускной пункт. «Ну уж туда нас точно не пустят, вон какие кордоны. Попробуем, конечно, раз тут оказались, и наша совесть будет чиста».
В «Орленке» есть школа, где учатся ребята, отдыхающие в лагере в течение учебного года. Туда мы и позвонили с КПП. Думаю, охранники были удивлены не меньше нашего, когда через пять минут им велели пропустить странный автобус с надписью «Первое сентября» на территорию строго охраняемого объекта. Но, как мы скоро поняли, это было правильно и закономерно.
Как Петроград был «колыбелью революции», так, пожалуй, лагерь «Орленок» можно назвать колыбелью свободной российской педагогики. Каждый из сегодняшних учителей так или иначе связан с «Орленком»: кто-то в молодости был там пионером либо пионервожатым, многие работали на семинарах, отправляли в «Орленок» своих учеников. Этот лагерь стоит словно на перепутье педагогических дорог. Было бы странно, если бы наш автобус не заехал туда, находясь в Краснодарском крае.
Школа – лишь небольшая часть «орляцкой» жизни, туда ходят только после обеда – с двух часов до шести. А остальное время проводят в своих лагерях, в жизни, расписанной почти поминутно, но при этом абсолютно свободной. Кружки, секции, сборы, вечерние костры, линейки. Не продохнуть. И обязательно – система выбора, время для обсуждения собственных достижений и проблем, для разговоров и споров. Жизнь, в которой нет, наверное, только одного – скуки. И в этой жизни четыре часа в день – учеба в школе.
Так где же в «Орленке» учатся дети? Не в школе, по-моему. Или не только в школе. Похоже, они идут в классы, устав от постоянной ответственности выбора. Выбирать себе занятие – тяжелая, очень тяжелая работа. Это тем, кто всегда учился только по чужим программам, кажется, что свободный выбор образовательной траектории – баловство и ничегонеделание. Те, кто в своей жизни хоть раз стоял перед выбором, знают, как бывает сложно его сделать. Приезжая в лагерь из обычных школ, дети становятся перед таким количеством выборов, что, пожалуй, и голова может пойти кругом.

Заходите где хотите!

Здание школы мы заметили издалека, но вот вход в нее найти не смогли. Точнее, так и не дошли до него. Сначала увидели приоткрытую дверь, явно не похожую на входную, но ведь открыта! Постучались. Тишина. Открыли, а там – компьютерный класс. Ребята занимаются. На нас посмотрели, поздоровались и, как ни в чем не бывало, продолжили работу. Подумаешь, кто-то с улицы зашел! Мы спрашиваем, где вход в школу. «Да там, дальше». Наверное, если бы мы через эту дверь вошли в класс и прошли в школу, никто не удивился бы. Значит, так нужно.
Елена Алексеевна Милованова, директор школы, уже начала нас искать и вышла навстречу. Она, как и большинство учителей школы в «Орленке», начинала свою педагогическую деятельность пионервожатой. Наверное, в душе ею и осталась: походка стремительная, какая-то девчачья, чуть припрыгивающая, речь серьезная, но азартно-эмоциональная, по-юношески радующаяся и переживающая. Ее бы приняли в «Отдушине» за свою, не усомнившись в возрасте души.
А у них все там такие, в «Орленке». И завхоз, который с мальчишеским восторгом провел для нас экскурсию по лагерю, и учительница русского языка и литературы, задорно смотрящая из-под очков. Все они из «бывших», все в душе так и остались вожатыми, которые когда-то работали «на отрядах» по 24 часа в сутки и были счастливы. В этих людях и сейчас главное – уважение к детям. И подростковая радость жизни, позволяющая ко всему, что не вписывается в рамки привычно-понятного, относиться с юмором.
«Понимаете, вожатым можно быть только до 26 лет, больше не выдержишь. Только молодые способны переносить такие нагрузки!» – чуть-чуть оправдываясь, говорили мне в лагере. Конечно, не сможешь. А вот в школе работать можно и когда тебе за тридцать. И за сорок. И... Но не будем о возрасте.
«В нашем лагере хорошо видно, как организовано образование в разных регионах России. Мы давно приглашаем к нам ученых, представителей министерства. Если они действительно хотят провести сравнение образования в нашей стране, лучше всего (и легче всего) это сделать именно здесь».
Это был третий день очередного заезда. У ребят еще не прошла острота переживания дороги и встречи с новыми людьми. Пока они – совсем чужие друг другу люди. Это потом, через двадцать дней, они будут плакать, расставаясь. Сейчас они в школе. В странной, необычной, непривычной для большинства из них. Ведь эта школа – продолжение их отдыха. Школа-отдых. Школа-отдушина. Правда, без всякого выбора, но это даже хорошо: можно просто отвечать на вопросы учителей, доверившись их опыту и знаниям. За прошедшие три дня они навыбирались столько...
Судя по отзывам, вывешенным в рекреациях, учителям удается добиться желаемого результата. Сделать школу еще одним местом для отдыха. За счет чего? Отметок там не ставят. Плохих. Смысла в них мало: из-за них дети расстроятся и вообще не захотят заниматься. В «Орленке» предпочитают ставить четверки и пятерки, а тем, у кого пока не получается, предлагают помощь. Секрет прост. Странно, почему он не действует в остальных школах?

Комиссия так и не приехала. Вот счастье!

И еще. Учеников в этой школе оценивают не по знаниям. Елена Алексеевна долго объясняла, что она сразу может сказать, в какой школе, хорошей или нет, учились ее новые ребята. Я удивилась: «Неужели это можно быстро определить?» «Конечно! Потому и приглашаем начальство, только почему-то никто не хочет к нам ехать». – «А какие они, хорошие ученики, в вашем понимании?» – «О, это любознательные ученики. Они на уроках все соки из тебя выжмут своими вопросами. Знаете, как с такими сложно и интересно работать?!»
Какое счастье, что ни одна «комиссия по сравнению и анализу образования в различных регионах России» туда не приехала! Ведь сравнивать школы по степени любознательности учеников еще никто не научился. А любое другое сравнение – по уровню знаний, по точности ответов на тестовые задания – вполне может эту самую любознательность ликвидировать, да так, что от нее и следа не останется.
Какие же области, регионы самые хорошие, с точки зрения директора «Орленка»? Елена Алексеевна задумалась и стала перечислять. Я старательно записывала. Потом оказалось, что записывала зря – были перечислены почти все известные регионы России. И стало понятно: речь шла о конкретных детях, а не об эфемерных школах. О детях, которые и после того, как уехали из лагеря, остались для учителей любимыми людьми. Так что, если в вашей школе есть ученики, побывавшие в «Орленке» и вернувшиеся оттуда с хорошими воспоминаниями, можете смело передать им привет. Похоже, Елена Алексеевна, отмечая самых любознательных ребят, говорила именно о них, о ваших учениках.

Уроки истории

«Орленок» остался позади. Снова дорога. Еще одна школа. Непохожая на все остальные. Не скажу какая: история, которую я хочу рассказать, могла произойти, наверное, в любой российской школе.
Одиннадцатый класс. Зашли после звонка, но учитель истории (спасибо ему!) согласился меня принять. Обстановка непринужденная, дети (нет, девушки и молодые люди) стараются ответить на каждый вопрос преподавателя. Лес рук, просто чудо единения педагога и учеников. И так сорок пять минут, хотя тема о Марксе и продолжателе его идей Ленине отнюдь не такая простая. Обычно, выслушав учителя, дети начинают на таких уроках с ним спорить. Не могут шестнадцатилетние воспринимать все, что говорит им о Ленине и Марксе учитель, так слепо, на «ура». Не должны.
Урок прошел гладко, словно к моему приходу готовились специально и дети, и преподаватель. Ничего не понимая, спрашиваю, всегда ли ученики так (слепо) соглашаются с педагогом. Он удивленно смотрит на меня. А через две минуты выясняется, что этот класс на самом деле очень любит спорить с ним. Если бы не я, эту тему они проходили бы не менее трех уроков: ребята начали бы отстаивать свои точки зрения, какая уж тут программа. Это они просто перед гостьей замолчали. Точнее, говорили, но не то, что хотят, а то, что надо. По их мнению.
Вот если бы учитель поговорил со мной заранее на перемене и узнал, что для меня вовсе не нужно демонстрировать знания ребят и их умение усваивать изучаемый материал, урок был бы совсем другим.
Поверила. Слишком уж преданными были взгляды у ребят. Значит, действительно любят учителя. Но откуда стремление к демонстрации того, чего на самом деле в этом классе нет?
Мимикрия. Есть такая способность у животных и растений притворяться другими, более опасными живыми организмами, чтобы тебя не съели. Например, есть мухи (осовидные), которые по раскраске похожи на ос. Птица раз ошибется, клюнет осу вместо мухи, а потом и мух перестает есть. Никому не хочется, чтобы тебя жалили.
Люди давно научились притворяться гораздо лучше, чем животные. Люди играют роли, которые, по их мнению, наиболее безопасны в данной ситуации. Именно эти роли и продемонстрировали мне. Роли «хороших учеников». Любознательные, умеющие спорить, имеющие собственные точки зрения дети притворились во всем согласными и внимающими слову Учителя учениками. Почему? Кто заставил их это сделать?
Система, в которой они находятся. На их месте 99 одиннадцатиклассников из ста поступили бы точно так же. И правильно сделали бы. Потому что вольнодумство в нашей школе редко ценится. А уж людьми, приехавшими из центра, тем более. А уж проверяющими и аттестующими… Какое уж тут собственное мнение, когда тебя окружают стандарты и ЕГЭ? Дети спасали от меня своего учителя и себя. Чтобы их не «склевали». Страшно.

Не потуши звезду

Каждому хочется стать звездой. Пусть не на телеэкране, пусть только для своих близких, для своих друзей, но это действительно необходимо человеку: знать, чувствовать, верить, что ты – самый лучший, самый главный человек для кого-то. Звезда.
Но двух похожих, а тем более одинаковых звезд не бывает. И светят они по-разному, и любуются ими разные люди.
Могут ли новые звезды зажечься только усилиями школьных учителей? Или для их «производства» нужны «фабрики», на которые попадут единицы, хорошо поющие и танцующие?
А остальные?
Нет, учителя не разучились ценить Человека в каждом ребенке. Они готовы в каждом ученике поддержать его неповторимую «звездность». Но реально такое отношение к детям возможно, к сожалению, только на отдыхе, после уроков или в коррекционных школах. А если в обычных, то тайком, чтобы начальство не узнало, что материал одного урока проходится за три, что дети не всегда соглашаются с авторами учебников, с мнением учителя.
Главное, чтобы была отдушина. Не только для детей. Для учителей тоже.

Ольга ЛЕОНТЬЕВА

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"