ТОЧКА ОПОРЫ 
 

Окончание. Начало читайте в предыдущем номере

Разменная монета с дыркой посередине

Уже не о деревне речь – о народе.
Но если погибнут хакасы, поймут ли русские?

ХАКАСИЯ. ЕНИСЕЙ ВБЛИЗИ САЯНО-ШУШЕНСКОЙ ГЭС

Куда поедешь, Хайдар?

Пригласил в дом – выпить чая…
Весь двор старого учителя завален смятыми, сломанными машинами. «Я, как Плюшкин у Гоголя, – смеется он, – все собираю, сделать не могу».
На самом деле, говорит мне его ученик, делает потихоньку. Натаскал металла, лет десять лежит; лежит – глядишь, трактор появился, ГАЗ-69, легковушка… Всякую мелочь тащит, на дороге нашел гайку десять на десять – пригодится… Еще десять лет прошло – сверлильный станок. Живет, как в историческом процессе…
В школе тоже из хлама конфету сделал.
Построили мост через Белый Июс, чтобы ученики могли домой на выходные пешком ходить. Сами сделали – нашли на руднике канат с подвесной дороги, собрали сетку для безопасности, болтами, которые учитель на дороге собирает, прикрутили…
И фонд школьной библиотеки обновили – Виктор Иванович сдал картофель и купил учебники.
Это все мелочь, разменная монета, говорит старый директор, главное, что удалось в жизни, – собрать учеников. В 70-е годы наскребал из окрестных деревень, чтобы учеников было не меньше ста, а то московский закон: если учеников меньше ста – закрыть школу. Он собрал сто учеников, и больше десяти лет так держались, пока закон не отменили.
И удержались. Так удалось ему со-
хранить школу (выразительный, по-моему, пример, только вот чего – борьбы с законами, которые почти все в России такого рода? государственного абсурда?). И ведь опять – четверти века не прошло, и опять: «Меньше ста учеников – закрыть школу!»
Всю жизнь старый директор занимался ремонтом, пристройкой, перестройкой – тут было одно здание, а остальное построили сами, возили лес из тайги. «Нам школу никогда государство не строило», – говорит старый директор. Просил: постройте новую школу, а ему отвечали: построим, когда у вас будет производство и детей больше.
Ничего себе ответ людям.
Чудовищное все-таки у нас государство.
Вот он и строит, как может, сам, собирает из бывших в употреблении машин что-то полезное. «А они работают?» – «Нет, из этого количества я хочу одну собрать у соленоозерцев, где Соловьев жил». – «Кто это?» «Да Ванька Соловьев, – поясняет ученик-проводник, – бандит, против советской власти шел. А Аркадий Гайдар, Голиков молодой, тоже по этим селам топал, его старики вспоминали как террориста. ЧОН – часть особого назначения. Он брал заложников, стрелял без разбора и золото выдавливал. Его звали «Хайдар» – по-хакасски означает «куда». «Хайдар, Голик?» – спрашивали. Куда, мол, Голиков, поедешь. И вот у него прозвище было такое в отряде, где больше половины – хакасы. И у Соловьева – тоже. Они друг с другом воевали. Так кто народный герой Хакасии – Соловьев или Хайдар?»
Будь побольше времени, мой проводник, молодой учитель Владимир Котюшев, мог бы многое рассказать и показать. При старом учителе он молчал, отдавая ему дань уважения, и не успели толком пообщаться. А жаль… Я чувствовал, что у него свой взгляд на вещи, на эти места, на историю…
«При советской власти так было, а потом переоценили, – сказал мой проводник, – а теперь опять… Я вообще к истории подозрительно отношусь». «А сами историей занимаетесь», – замечаю я. «Чем больше читаешь ее, эту историю, тем больше вопросов возникает…»

«Я вам не досказал, – вспомнил старый директор, – о монетах, найденных со скелетами.
Это было во время присоединения Хакасии к России… Из Томска дали команду: по этой низине, между горами, совершить рейд – собрать среди инородцев налоги и лично обогатиться». «Царь далеко, и воеводы занимались самоуправством», – пояснил ученик. «Да, – продолжал учитель, – и когда они приехали на пушках, население убежало в горы и в пещерах отсиживалось. А воевода из Томска поджигал горы». «Выкуривал, короче», – переводил на русский язык молодой учитель. «Да, выкуривал… От стариков требовал: давай заложников. И девушек, женщин с детьми отдавали… Во время этой экспедиции многие люди погибали в пещерах. Одна женщина, скелет которой нашли недавно, упала в Кириллов грот. Глубина – три аркана». «Двадцать метров, – пояснил мне молодой учитель. – Там лед. Не успеешь зацепиться, по
льду скатишься…»
Поговорили о малосыйских пещерах, которые хранят много тайн. Разлили по стаканам. «Не знаю, как в Москве, – сказал мой проводник, – а у нас садятся за стол, чтобы расслабиться». И вспомнил Гамзатова: пить можно всем, но важно с кем, когда и сколько…

Гостеприимство, верность данному слову и стремление к свободе связывают вопреки желанию властей Северный Кавказ и сибирскую Хакасию.
И любовь к лошадям связывает. В хакасском языке более 90 слов, обозначающих масть коня. В народном календаре: солнце поднимается на «длину повода коня», на «высоту аркана…», а лошадь «опускает свой язык и разговаривает с хозяином».
Теперь это все фольклор…
В национальную гимназию из их деревушки уходят безвозвратно. Раньше брали многодетных, теперь – одаренных.
«Есть хакасская поговорка, – говорит он, – имей больше сынов, чтобы зола не уносилась ветром. Чтобы род продолжался. – Помолчал и тихо сказал: – Нас осталось совсем мало…» «А было больше?» – «В древности. По следам видно. Когда я водил детей, видел, сколько курганов, сколько камней…»
Хакасы – конгломерат многих родов.
Как человечество.
Что с ним будет?

Легче содержать училище, чем тюрьму

Профессиональное училище в поселке Шира, где я ночую. Транспарант: «Самый несчастный из людей тот, для которого в мире не нашлось работы. Томас Карлей».
Ожидающие ученики при входе: едут сеять хлеб.
В стенной газете кто-то изобразил смерть с косой и бутылкой водки в руке, подписал: «Бери, наслаждайся, а я подожду тебя».
О музыкальном конкурсе: «В этом году, как никогда, подобрались ребята с сильными и красивыми голосами…»
Чисто, кадки с растениями, кактусы. Лица у ребят хорошие…
Директор училища Валерий Васильевич Еремеев, в круглых очках с толстыми стеклами, внешне напоминает Макаренко. Мог его не увидеть, но и так понятно, что во главе этого дела кто-то умный, добрый, незаметно делающий так, что все крутится. Живут ребята, учатся на поваров, официантов, менеджеров, технологов… «Я считаю, что это большое преувеличение, – говорит Макаренко – Еремеев о всеобщем развале. – Фермеры работают. Людей в колхозе в сто раз меньше, а производят то же самое. И продукты в России не только импортные – завалили же. Просто не замечаем…»
Училищное хозяйство – тысяча гектаров, пятьсот пахотных, стадо, пять тонн мяса возят в Красноярск, раз своим не надо…
Про лица ребят: «Вы их что, специально подбираете?»
Нет, конкурса нет. Но училище кипит деятельностью. И есть по-умному выстроенная лестница образования и карьеры, это детей очень заинтересовывает. Ребята идут в вузы, с которыми у сельского училища трудовые соглашения. Вчера заседала педагогическая комиссия: решили, если текущая «4» – никаких красных дипломов. И дети это знают: должно быть заслужено, иначе в жизни провалятся.
ЕГЭ многие боятся, говорит директор, а чего бояться: если есть знания – сдаст. И почему сельский школьник должен отличаться от городского? Еще даже лучше быть должен. В городе – по картинкам. А в селе вон вокруг – физика, биология… «Мое убеждение, – говорит директор училища Еремеев, – здоровая нация – в селе».

Жизнь здесь такая: грузди по восемьдесят ведер, кета, форель в таежных озерах. «Рыбное», «Чудное»… Смотришь с гор – где-то внизу точечкой кажется – страшно… Луга, насколько хватает глаз – красный ковер, жарки. Что Голландия…
Раз ходили, рассказывает, с ребятами за золотым корнем – чувствуем взгляд. Медведица с медвежонком. Жутко – у-у-у… И так она провожала нас, пока не ушли.
Друг поймал на петлю медведя. Стреляет, всего изрешетил, а медведю ничего. На 14-миллиметровом тросе, еще немного – и разорвал бы…
Постарайтесь приехать летом, говорит мне Валерий Васильевич, можно много чего посмотреть. В пятнадцати километрах от Ширы золото моют на ручье. Артель, небольшая драга, золото поднялось сейчас в цене…
Нет, есть, конечно, нищета, убогость, заброшенность… Везде должен быть хозяин, который бы думал о деле. Как раньше: царь-батюшка знает все, КПСС… А когда – вот тебе, сам думай, будь готов. И мы оказываемся – большинство – не готовы. Правительство обвиняем, но человек сам должен. Сам-то ты что? Хотя правительство тоже должно подготовить условия…
…Каждый год выпускаем шестьсот человек. Практика – на тех предприятиях, где они нужны. Приглашаем работодателей на экзамены – берите, выбирайте. И дети знают, что устроятся. Так это в селе, в деревне. А в городе можно еще лучше.
Если сравнить со школой – училище на две головы выше, говорит он, поработавший и в школе директором. Учебный план вуз под нас подгоняет. А школа, как правило, по старинке… Компьютер мы давно освоили, а они только сейчас – робко-робко… Плюс материальная база. Я сравниваю сельское училище и городскую школу. Никакого сравнения. Но очень плохо, что много неблагополучных семей. В Хакасии открывается уже третье училище управления исправительных работ. Это же страшно, а говорят, что это хорошо. Преступность гарантирована, если дети будут выброшены. Эти заведения пополняются в момент. Хотя «легче содержать училище, чем тюрьму», говорит директор необыкновенного ПТУ, похожий на Макаренко.

Он тоже из могикан, хотя не ощущает себя последним. Родом из этих мест, где ГЭС изменила климат… К добру не приводит вмешательство человека в природу. А ведь он еще помнит время, когда прямо за поселком можно было настрелять два-три десятка коз. Берешь санки и вывозишь. Гуси, утки… Журавли тянулись клином. А сейчас где увидишь журавлей? Рыбу коробами возили с озера, запряжешь лошадь и везешь, и опять рыбачишь… Кетой, горбушей свиней кормили. В детстве скрепочку из тетрадки вытащишь, крючок сделаешь, червячка наколешь – и полная сковорода…
А теперь, сказал я, не пашем и не сеем, и свалка распространяется со скоростью 7 га в минуту, слышали? Уже по уши в… свалке, и ничего.
«Но что-то, – говорит он, – все равно должно случиться. Что-то будет. Как будто кто-то смотрит сверху, наблюдает: что же эти люди – червяки, букашки – сделают. И может быть, надвигается опять «Ноев ковчег» – и снова за нами наблюдает сознание выше нашего. Хоть мы и запускаем ракеты, но это не то, что они думали. Я часто-часто, – говорит он, – думаю об этом, на ночь философствую…»

У него в училище – экспедиции, своя экологическая тропа, проекты, видеозаписей много… Очень интересные материалы. «Это мы, – говорит, – чтобы детей привлечь, чтобы – ну давайте беречь! ну давайте не для галочки… Я фанат своего района, и мне так хочется показать, чтобы увидели, пощупали. Приезжайте…
Адреналина схватить можно было бы, – говорит он, – на Белл съездить, там волна метра два, гудит… А соленые озера: из воды вылезешь, солью покрываешься – невозможно пошевелиться…»
Я подумал: для одного – развал, для другого – работа, для одних – беспамятство, для других – знание и память, а мир один.

Золото Иваницкого

Июсский национальный природный парк… Полтораста озер. Иткуль – «ворчащее», – приложишь ухо к замерзшему водоему и услышишь журчание родников. Туз – приравниваемое к Мертвому морю… Карстовые пещеры Белого Июса… 43 открытых и еще больше неизвестных, одна называется, как планета у Стругацких, – «Ящик Пандоры». Глубина 171 метр, двухъярусная, первый ярус более-менее доступен, а во второй очень трудно спуститься. При входе – изморозь. Один из спелеологов, обнаруживших эту пещеру, высказал предположение, что здесь хранится золото Иваницкого. Был такой геолог-капиталист, у него было два завода, в середине XIX века вел разработки рудного жильного золота, одна из обнаруженных Иваницким жил до сих пор питает артели. Своим жилам он давал романтические названия: «Богом дарованная», «Божий дар», а в итоге из них вышел советский совхоз «Коммунар»
А «Ящик Пандоры», по имени греческой богини, искательницы кладов, – это золото, которое еще не обнаружено. Каскад пещер огромной протяженности.
Пещера «Медвежьи уши» высотой 520 метров, неглубокая, метров семьдесят, но с природными аномалиями.
В 1985 году спелеологи спускались в Грот Энтузиастов. Последним, привязав себя веревкой, двигался Константин Викулов. Неожиданно он ощутил на себе чей-то взгляд и увидел шамана в маске бизона, который жестом позвал его. Ему стало дурно, дернул веревку. В обморочном состоянии его подняли наверх…
Такое случалось здесь не однажды, и причины называют разные. Геологи указывают на разлом земной коры. По другой версии, в аномальных пещерах электромагнитное поле отрицательно действует на организм человека. Поток каких-то частиц пронизывает горы и уходит, явление периодически повторяется. Почему и откуда появляются эти потоки – непонятно. Мой проводник, учитель физики Владимир Котюшев, излазивший кошкулакские пещеры вдоль и поперек, утверждает, что во многих местах района пищит счетчик Гейгера, видимо, залежи радиоактивных руд. Говорил также, что зарегистрировал излучение неестественное, отличающееся от электромагнитного. Оно действует на психику, и возникают голограммы вроде того шамана.
Таких пещер на свете немного: в Фергане, на знаменитом острове Пасхи…
Еще одна здешняя удивительная пещера – Сыйская. В ней рисунки, которым 34000 лет. Охрой нарисован «человекобизон», мужские и женские лица. Огромный рот, куда клали еду, ублажая духов. Эта пещера – древняя церковь. Чего просили?
Зоя Федоровна Шадрина, заведующая музеем в Шире, энтузиаст-краевед с многолетним стажем, аккуратно причесанная, строгая женщина, предполагает, что просили, наверное, здоровья и потепления – это был ледниковый период. Хотя ледник тут не прошел, но своим дыханием ожег, проморозил, и от тех времен – бивень мамонта, череп бизона, обнаруженные любителями на берегах Белого Июса.
Первое поселение существовало в каменном веке, 32000 лет назад. Город занимал несколько километров. Жилища не разбросаны, находятся в определенной последовательности. Археолог, профессор В.К.Ларичев, обнаруживший следы этого древнего города, заметил, что он напоминает пчелиные соты.
Первый человек не был кочевником, в этом не было нужды – мамонты шли сюда сами, на пастбище. Кругом – реки, озера… Человек вел оседлый образ жизни, жильем служила пещера 50 квадратных метров, трехметровые потолки. Стены устланы тонкими каменными плитами. Центр пещеры углублен, там горел огонь. Горел постоянно…
В таких пещерах жили несколько семей. «Коммунальная квартира?» – «Да», – смеется Зоя Федоровна, показывая ниши, где находились дети.
Вот мелкие каменные изваяния: игрушки, талисманы. Портрет «сыйского» человека, одетого в бизонью шубу шерстью кверху. Музыкальные инструменты: пластинки надеваются на штырь, каждый бьет по своей пластинке, и получается каменная мелодия. «Я ребятам предлагаю – попробуйте!»
На одной каменной пластине изображены большой и малый ковши, Полярная звезда – значит, они уже использовали ее как ориентир, уходя от дома…
Уже существуют все виды искусств: скульптура, барельеф, чеканка, живопись… Окраска, как показывает углеродный анализ, 34-тысячелетней давности, секрет изготовления этой краски профессор Ларичев передал военным для покрытия подводных и космических аппаратов.
Я подержал в руках каменный нож, рассчитанный явно на физически очень сильного человека, с выдолбленной ручкой, чтобы удобней держать, – удивительно… Каменным молотом можно было раздолбить металл…

Еще я видел, только издалека, девять гор полукругом. Называется историко-природная гряда «Сундуки» – по форме вершин.
На одном из этих сундуков изображена картина гениального художника VI–V века до нашей эры. Увидеть ее можно только в определенное время суток, когда музей природы открыт. На рассвете лучи солнца, падая, освещают часть триптиха.
«Земная жизнь»: люди выходят из жилищ, пасется скот, бегают дети…
Короткий миг – и погасло.
В полдень освещается вторая часть камня, и мы видим «подземную жизнь» с всякими чудовищами и чудесами.
А на закате, когда вместе с уходящим солнцем накатывает щемящая печаль, озаряется третий камень – «жизнь небесная»…
И так изо дня в день, из века в век…
На другом сундуке – целая эпопея в камне.
Первая глава: нашествие иноземцев. Вторая: обездоленные старики, дети решили отомстить врагу. Отомстили? Да, третий рисунок свидетельствует – они победили: воин возводится в статус героя. На четвертом – он попадает в засаду и погибает. На пятом – спускается в могилу, и подземные духи решают, что с ним делать. В это время в земном мире совершают жертвоприношения, и боги, посоветовавшись, принимают решение: да, хороший парень, и отправляют в небеса. (Зоя Федоровна смеется: «Ну, это я уже начинаю хулиганить…»)
Вот он в небесах побеждает небожителей.
Апофеоз: танец героя на фоне луны…
«И вы утверждаете, что ничего не было, – спрашивает Зоя Федоровна, – государства, воспитания?»

Самое изумительное, таинственное…
На одном из сундуков расположена древняя обсерватория. Каменный гномон. Выбита ниша, птица, от нее падает тень. По солнечным часам определяли время года. А по гномону, по тени птицы, – время суток.
…Над этим камнем трое суток зависала полная луна. И они уже знали, что она действует отрицательно на человека, следили за тем, как она поднимается. Появляется лунный календарь.
Но самое поразительное в этой древней астрономии – скрытое изображение белой лошади на Черной горе.
Гора видна, а лошадь – нет. Только однажды в год, двадцать пятого декабря (есть в астрономии такая дата, солнце выходит из одной точки), лошадь озаряется! Ясно видно: на черном камне изображена белая лошадь. В эти сутки завершается полный оборот Земли вокруг Солнца, заканчивается старый год и наступает новый.
25 декабря, а не 31-го, и жрецы это знали!
Я представил себе, как жрец встает на камень, поднимает руки, и у него за спиной солнце вдруг выхватывает из темноты белую лошадь.
А почему лошадь? У нее явно форма существовавшей тогда лошади Пржевальского. Голова повернута на север, лошадь в движении, «жеребятится», рождает жеребят.
Северное полушарие, декабрь, двадцать пятое число, все точно, солнце повернулось. Но почему все-таки лошадь? Профессор Ларичев делает расчеты по календарю, и обнаруживается удивительный факт: созвездие, отражающее эти изменения, мы называем его созвездием Льва, именовалось у тех, кто жил тысячи лет до нас, лошадью.
В то время человек видел скопление звезд над головой в виде лошади, а мы сейчас видим в форме льва, потому что вместе с солнцем и планетой движемся и все формы, очертания меняются. Остается одно…

Притча о лежачей стране

Страна распадается, народ уходит в историю, как другие народы до этого. Или не распадается, не уходит – от чего это зависит? Если давит век неудач и положение кажется безвыходным, можно ли выбраться? Общего ответа не существует, но есть частные примеры, показывающие, что многое зависит от нас.
Герберт Тартачанов – это не вымышленный герой, он живет в Абакане. Когда ему было двенадцать лет, старший брат выстрелил из ружья ему в спину, и его парализовало. Лежал не вставая. Мать говорила: скорее бы умер. Но он решил (вот тут загадка: как это – калека-подросток решил? Оказывается, можно!) бороться со своим недугом.
Воды не несут попить – дотягивается, достает до места, где вода. Потом стал давать себе задания: подтянуться.
Скатывался с горки: заползет наверх (руки у него шевелились) и катится…
Потом встал, за что-то держась, и потихоньку начал ходить.
Сам пошел в отдел соцзащиты Таштынского района, там ему изумились и дали угол, и он стал жить.
Потом занялся спортом. Выдающийся спортсмен Карелин стал для него примером, и он решил побежать в Новосибирск, к Карелину. Но сил было не так много, добежал только до Красно-
ярска, там его должно было встретить телевидение. Но никто его не встретил. Он побомжевал на вокзале в первый год нового тысячелетия и побежал обратно. А на следующий год побежал снова под лозунгом «Жизнь без наркотиков». «Хакасэнэрго» выделило «газель». И он выбегал из Абакана со стадиона «Саяны» и бежал, а «газель» ехала рядом.
И так он обежал всю Хакасию, везде встречался с молодежью и рассказывал, каким он был лежачим человеком, только руки и язык шевелились. И как сам себя поднял.
Его хорошо принимали, дарили конфеты. Организовали лечение на целебном озере. Он и сейчас прихрамывает на одну ногу, и рука висит плетью. Пробежит тридцать–сорок километров, больше не может.
Такой вот хакасский Маресьев или Островский – как кому нравится. Ему около тридцати. Живет в Абакане – в комнате в общежитии. Говорит, что друзей у него нет: в общежитии выпить любят, предлагают ему, а он не пьет, не курит, перед глазами судьба своих опустившихся близких и своя – та, на которую был обречен, если бы…

В заключение, под занавес, два пейзажа.
Один именуется «Провал». Находится рядом с поселком Туим, где завод по обработке цветных металлов, его хозяин «Норильский никель». Свалка железа, все искореженное, ржавое, изуродованное. Водитель, шальной парень, сказал, что надо бы объехать горку, а сам рванул напрямую. Страшно смотреть и страшно ехать – выше, выше, каменная будка, будто тюремная вышка. Через лес, горы. Стой! Затормозил прямо у провала.
Вот так добывали руду, рыли, рыли – и дорылись. Ужас. Не описать словами. Двухсотметровый провал. Голые, острые, будто ощерившаяся пасть, скалы. Внизу – подземное озеро, но не голубое, а стальное, безжизненное, подернутое мертвым льдом. Местные дают болотные сапоги и через шахты выводят любопытных к озеру, устраивают «экскурсию на провал».
Дьявольское творение, один раз взглянешь – и объяснять не надо.
Провал широко известен.
А вот другую картину, нерукотворную, мало кто видел, хотя она тут, по-
близости, открывается с Солдатской горки. Невысокая, а дух захватывает. И весь мир как на ладони – первозданный, божественный. Найдешь точку – увидишь девять озер. Библейская картина: красно-желтые горы и синие-синие озера…
Человеку дано иногда на краткий миг, кроме обвалов и провалов, которые он сам себе устраивает, увидеть такую божественную картину, чтобы… что?
Использовать шанс.
Попытаться осуществить свое человеческое предназначение.
Скакнуть в небесные дали на белой лошади. Или сгинуть в разверзшейся бездне…

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"