УРОК МИРОВОЗЗРЕНИЯ 
 

Как бы мы ни относились к событиям октября 1917 года, ясно, что там проходит водораздел не только российской, но и мировой истории. После Октября река человеческих жизней и событий потекла в совершенно новом направлении. Увы, совсем не в том, в котором задумывали это течение творцы Октября.
В любом случае точка Октября – это болевая точка, проживая которую любой мыслящий человек пытается понять смысловые векторы российской истории. И оттого, вероятно, разговор об Октябре всегда будет предельно насыщенным эмоциональным напряжением.
У каждого думающего человека есть своя мифология Октября. И это ни хорошо, ни плохо – это просто факт, свидетельствующий о том, насколько неопределенной является нынешняя историческая ситуация России.
Но какой бы ни была эта мифология, покуда она наполнена искренней, эмоциональной страстностью отстаивающих ее людей, наполнена их сомнениями, их открытыми вопросами, она есть способ формирования нашего гражданского сознания и достоинства.
И тогда Октябрь – это не точка конца и не точка начала, а просто точка истории.
Но беда, когда чье-то понимание прошлого становится новой истиной – новым идеологическим штампом, новым идеологическим капканом. Когда «все ясно», когда над всеми «i» расставлены точки, когда все разложено по полочкам. Вот тогда и появляется снова поучающе-снисходительный тон, так знакомый нам по старым советским учебникам… В том числе тогда, когда главным противником новой идеологии провозглашается идеология старая.
И что должен делать учитель школьной истории: вводить ребенка в пространство непростых и не имеющих однозначного ответа вопросов или в очередной раз раскрывать «правду» – давать еще одну порцию кажущейся ему очевидной исторической истины?

Любовь, которую не смею осуждать

Когда-то, очень-очень давно, я стояла в хвосте длиннющей очереди в билетную кассу кинотеатра. Была зима, довольно холодно, а очередь продвигалась медленно. Время от времени я бегала в телефонную будку позвонить то домой, то подружке и сказать, что задерживаюсь, потому что билеты на «Неуловимых мстителей» купить сегодня не так-то просто.
Потом был полумрак кинозала, огромный экран с бешеными скачками на конях, трогательная любовь молоденького цыгана к юной девушке, на глазах у которой махновцы зарубили отца, и в самом конце фильма на фоне красиво заходящего солнца четверо тех самых неуловимых мстителей в буденовках и «чиненых шинелях до пят» уходили в вечность со словами песни: «Если снова над миром грянет гром, вы нам только шепните, мы на помощь придем».
В их словах и поступках была какая-то спокойная уверенность, надежность и убедительная правда о том, что советская власть рабочих и крестьян самая правильная власть в мире. И ее надо защищать от врагов. Внешних и внутренних.
«Неуловимые» становились высоким идеалом, им хотелось подражать, быть вместе с ними всегда и везде. Мчаться на горячих конях, рубить шашкой противных белых гадов, защищать несчастных, униженных и оскорбленных, пострадавших за правду людей.
Тогда, пятнадцатилетние, мы пели песни о «комиссарах в буденовках рыжих». Это были наши песни. Мы терпеть не могли звучащий без конца по радио «Марш коммунистических бригад» и сомневались в том, что за наше счастливое детство родной стране надо без конца говорить спасибо. Это казалось фальшивым. В наших песнях соединялись романтика с революцией и рождался красивый миф о тех героических временах, когда в вечной борьбе правды с кривдой наконец-то впервые в истории победила правда.
Но почему-то взрослые дома и учителя в школе при самых вдохновенных разговорах на уроках на эту революционную тему в какие-то минуты отводили глаза в сторону, и в них секундно мелькала серая тоска. Или это только казалось?
Прошло много-много лет, но Советский Союз еще был. И вот весной, в мартовские каникулы, мы с моими старшеклассниками едем к школьным друзьям в город Киев, где уже набухают почки знаменитых каштанов. Здесь много добрых и умных лиц, много конкурсов, дискотек, а главное, таких важных в пятнадцать лет разговоров «за жизнь» и песен вечерами под гитару: «Вы нам только шепните, мы на помощь придем…».
Еще не произошли события, которые потом назовут «бархатной революцией», еще «железный Феликс» незыблемо стоял на своем пьедестале, но ветер перемен уже подул. И не помню, кто предложил провести диспут «Нужен ли сейчас комсомол – передовой авангард советской молодежи, школьной в том числе, и какие задачи сейчас, в конце восьмидесятых, он должен решать?». Все мы здесь собрались комсомольцы, а ощущаем ли мы ответственность за то, что происходит в стране? Что мы делаем, чтобы людям у нас, в Киеве ли, в Москве ли, в любой точке страны жилось лучше, чтобы правда побеждала?
Диспут проходил бурно, никто не отмалчивался, горячились и говорили разное. И Ленина вспомнили, и диктатуру пролетариата, и Дантона с Робеспьером. Выходило, что во Французской революции диктатура и жертвы – это нехорошо, потому что там революция буржуазная. А у революции пролетарской – у Ленина с Дзержинским – диктатура пролетарская, а поэтому правильная и хорошая. Но говорили уже и другое.
Мифы не умирают, они каким-то непонятным образом возрождаются в каждом новом поколении. Наступило сегодня. Разговариваю об октябрьских событиях и начале советской власти с семиклассником и на всякий случай спрашиваю: «Слушай, а ты понимаешь значение слова “чекист”»? «Нет», – честно отвечает он. Тут я решаю созорничать и говорю: представь, что я тоже не понимаю, а людей и словарей нет, и некому нам объяснить. Он удивленно смотрит на меня, потом на минуту задумывается и говорит: «Я что-то слышал про чрезвычайную комиссию, так вот, может быть, чекист там работает и помогает людям, попавшим в беду. Как МЧС».

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"