ОТКРЫТЫЙ ДИАЛОГ

В богатых развитых странах общественность так серьезно озабочена социализацией проблемной молодежи, там так много самых разнообразных и вовсю действующих правительственных программ и фондов, что поневоле задаешься вопросом: они что, добрее нас?
Ответ куда проще. Просто там давно осознали: иначе вырастает враг общества.

Среди смуты и хаоса
Мы ругаем жизнь, а дети нам верят. И не хотят принимать в ней участия

Беру в руки новейшие социолого-педагогические сборники, посвященные проблемам детей и молодежи: “Современное студенчество – состояние, проблемы, перспективы”, “Молодежный парламент: опыт формирования политической культуры молодых северян”, “Молодежь России перед лицом глобальных политических вызовов на рубеже веков”... С удивлением убеждаюсь: большинство авторов – педагоги, психологи, социологи – начинают свои статьи стереотипно. “Переживаемая нами катастрофа”, “в условиях хаоса и нестабильности”, “наступивший крах, усугубленный политическими ошибками”, “духовная и нравственная деградация”, “кризис культуры, морали и нравственности”, “обнищание и одичание современного общества” – и так раз за разом. Самое забавное, что исследования, авторы которых считают хорошим тоном в первых же строках заявить о постигшей нас катастрофе, свидетельствуют совсем о другом – о социальной, образовательной и политической активности молодых, видящих для себя богатые жизненные перспективы и намеревающихся их реализовать. Зачем же мы, старшее поколение, сознательно или бессознательно перспективы эти перечеркиваем, настраиваем детей на поражение и враждебность обществу?
“Многолетнее активное общение с детьми убеждает в том, что они взрослым не доверяют, – заявил доктор педагогических наук А.В.Волохов в сборнике “Молодежь России перед лицом глобальных вызовов”. – Этому, безусловно, есть объяснение. Находясь в состоянии перманентных реорганизаций, мы зачастую забываем, для кого перестраиваем жизнь. Они нам не верят! Для нас – тех, кто помогает детям и их организациям в условиях, когда государству недосуг, совершенно очевидно, что большому числу детей и подростков не хватает психологической и нравственной готовности жить и трудиться в новых условиях, духовной и нравственной закаленности, оберегающей личность от деформаций в условиях смуты и хаоса”.
Что же получается? Говорим о неготовности детей жить и трудиться в новых условиях и тут же проговариваемся, что расцениваем эти условия как “смуту и хаос”. Кому захочется жить и честно трудиться среди смуты и хаоса? Какие такие перспективы могут увидеть подростки во всеобщем одичании? Разве что криминальные...
Как дети станут нам доверять, когда мы, взрослые дяди и тети, педагоги, публицисты, вопя о крахе и деградации, рисуем совершенно ложную картину современного общества?
Каждый из нас не десять, не сто, тысячу раз читал, слышал, а то и повторял: у нас миллионы беспризорных, миллионы наркоманов, миллионы малолетних преступников, и сирот больше, чем после войны... Ежедневно слышат это и дети. Но говорим ли мы им: “Не бойтесь, это неправда! У нас действительно есть – как и в других странах – серьезные проблемы и с подростковой преступностью, и с беспризорничеством, и с наркоманией, но они, во-первых, не так ужасны, как мы сами себе внушаем, а во-вторых, их решение зависит от нас самих”. Нет, не говорим...
Какие миллионы малолетних преступников, откуда? Все осужденные подростки точно пересчитаны и поименно известны: они же под замком сидят. “На 1 января 2002 года во всех ВК России содержалось 18667 несовершеннолетних, а по окончании амнистии (в июне 2002 г.) – 8950, в ноябре – 10762, а на 1 января 2003 года – 11000” (журнал “Индекс: Досье на цензуру”, № 18, 2003). Малолетние, содержащиеся под стражей в следственных изоляторах, увеличивают цифру до 15000. Никаких миллионов осужденных юных преступников у нас не было и нет. Но этот миф дважды злокачествен: он запугивает молодежь и мешает нам трезво увидеть действительную беду, потому что тысячи осужденных подростков – это ужасно.
То же самое с беспризорными и наркоманами: чудовищное преувеличение цифр препятствует пониманию проблемы. Сидит гражданин перед телевизором и ахает: “Миллионы наркоманов и беспризорных! Довели страну! Погибла Россия!” И недосуг сообразить, что в стране, где миллионы малолетних преступников, беспризорных и наркоманов, не сидеть ему спокойно перед телевизором. Телевизоры давно бы не работали, а бывшие зрители прятались бы по окопам.
Твердим про катастрофу с одичанием и тут же пытаемся проводить уроки толерантности. Если уж у нас одичание, то никакой толерантности быть не может, резонно заметит ученик и тут же справедливо добавит: меня обманывают! Захочет ли он участвовать в волонтерском движении, если мы внушаем ему, что никакой жизни в современной Росси нет, осталось одно выживание и доживание?
Еще два года назад историк Александр Горянин в книге “Мифы о России и дух нации” гневно написал о том, как “на наших глазах строится мерзкий миф о бедствии, якобы постигшем Россию с крушением коммунизма”. “Нам навязывают мысль, что произошла национальная катастрофа, что мы четырнадцатый год сползаем, все никак не сползем, в пропасть. Все большее число людей начинает раздражать то, что они слышат и читают – не тематика, не суровая правда (если это правда), а тон и отношение. Им надоело слушать гадости о России”. Горянин посчитал, что сторонники демократии, свободы и толерантности, то есть настоящие патриоты, получают замечательный шанс перевести эти чувства в политику, поднять дух нации, укрепить граждан в желании строить свободную Россию для своих детей.
Увы, мы продолжаем твердить о катастрофе, противопоставлять свободу и порядок, хотя именно порядок и обеспечивает свободу...
Опросы общественного мнения показывают: значительная часть наших отчаявшихся сограждан требует введения цензуры. Неужели кто-то еще надеется, что при цензуре наши дети начнут верить нашим словам, разделять наши взгляды на перспективы общественного развития и жизненные установки? По-моему, это иллюзия.
Разве мы сами без цензуры не способны переключить внимание с катастрофизма на более продуктивные вещи, перестать запугивать детей и жаловаться на то, что не живем, а выживаем?
Цензура тут не помощник. Больше ста лет назад, когда цензура была в силе и не о какой свободе слова помину не было, педагоги точно так же сетовали на несоразмерное внимание и родителей, и школы, и общества к отрицательным сторонам жизни. Профессор Иринарх Скворцов писал в журнале “Русская школа” в феврале 1903 года: “Почему мы больше интересуемся каким-нибудь убийцей, мошенником, вором, нежели человеком, выдающимся щедростью, честностью, бескорыстной любовью к ближнему? Почему мы должны интересоваться личностью какого-нибудь Каракозова и не интересоваться личностями великих человеколюбцев? Мы в самом деле так привыкли интересоваться преимущественно злом, которое, по поговорке, бежит, что готовы чуть не отрицать в себе добро, которое, по поговорке, лежит. Вседневные разговоры, литература, общественные учреждения, самая наука – всё и все занимаются главным образом разного рода “злобами”, отрицательными сторонами жизни, заставляя всех и каждого проникаться ими, видеть в них главный интерес жизни и признавая их неизбежность, налагая на них печать рока, фатальности. Человек, говорят, греховен по природе, на нем лежит проклятие, его спасти может только сверхъестественная сила... Пусть так, но зачем же самому закрывать себе свет, окружая себя туманом, смрадом? Вечно хныкать, скорбеть, обличать, порицать, вечно всех подозревать в дурных намерениях, злобе, коварстве – значит вечно страдать и вечно бороться. Но есть ли действительно в этом необходимость? Не одно ли это самовнушение? Как в самом деле не погрузиться, питаясь одними черными мыслями, в какие-нибудь мрачнейшие чувства?”

“Только правда, как бы она ни была тяжела, – легка”, – писал Александр Блок. Только правдивый доверительный диалог с молодежью конструктивен, а не цензура, не жалобы, не запугивания.

Ирина АЛЕКСАНДРОВА

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"