ШКОЛА И ВЛАСТЬ 

Исаак Калина: «Ни один чиновник не должен доверять своему вкусу»

Мы продолжаем серию интервью с руководителями Министерства образования и науки. Сегодня наш собеседник – руководитель Департамента государственной политики в сфере образования Исаак Калина.

– Ваш департамент занимается одновременно детскими садами, школами, ПТУ и вузами. Это, пожалуй, главное отличие от Министерства образования РФ, где каждое управление было ответственно за свою ступень образования. Почему на высшем уровне было принято решение соединить всех вместе?
– Все мы понимаем, что одна из главных проблем системы образования – разрыв между уровнями образования. Поэтому главной задачей, которую призван решить наш департамент, я считаю вертикальную преемственность содержания образования. Ведь потребности более высокого уровня образования всегда дают мотивацию для развития более низкого. Потребности начальной школы определяют содержание дошкольного образования. Потребности средней школы определяют содержание начальной. И так далее. Можно сколько угодно утверждать, что выпускники школ не соответствуют требованиям рынка труда. Работодатели, которым задают соответствующий вопрос, всегда недовольны работой школы. На деле идеального выпускника, которого они хотели бы видеть, просто не существует в природе, и образовательная система молча подстраивается под требования рынка труда. Другой пример. Ректоры вузов утверждают, что уровень выпускников не соответствует уровню их учебного заведения, что абитуриенты слабые, их надо натаскивать к требованиям вуза. На это я всегда возражаю: «А что мешает вам не принимать слабых выпускников? Ведь это от вас зависит!» Но руководители приемных комиссий все равно не поднимают планку требований на вступительных экзаменах. Так что школа в результате готовит именно таких выпускников, каких, по умолчанию, принимают вузы. Поэтому уровень преподавания, который сегодня в состоянии предложить наша школа, всегда соответствует уровню реальных (а не декларируемых) требований, а может, и возможностей высшего учебного заведения.

– Многие проекты бывшего Министерства образования РФ серьезно пробуксовывали. В чем, на ваш взгляд, причина неудач прежнего министерства?
– То, что руководители прежнего министерства пытались сделать с общеобразовательной школой, существовало в отрыве от других уровней образования. Нужно было набраться терпения, чтобы материализация одного нововведения мотивировала появление другого. ЕГЭ неизбежно влечет за собой профильное обучение, профильное обучение – реструктуризацию, та – нормативное подушевое финансирование и так далее… Все сразу просто не бывает!
Второе, что серьезно тормозило процесс модернизации, – это молчание высшей школы. Высшая школа так и не поняла, зачем мы вообще тут суетились. Она достаточно инерционна (как все большое), замкнута в себе и комфортно существует без всяких изменений в системе школьного образования. Потому на федеральном уровне, я уверен, сегодня следует заниматься именно профессиональным образованием. Нужно взглянуть на систему образования как на целое, понять взаимозависимость ее ступеней. Прежде мы всегда смотрели на систему образования изнутри, глазами участников процесса. Теперь, я думаю, настало время посмотреть на нее как бы извне. Прежде чем двигаться дальше, мы должны выяснить и другое – какие требования к этой системе предъявляют те, кто в процессе образования не участвует. Конечно, это рынок и работодатели, но не только они. Я бы ставил вопрос шире.

– От прежнего министерства вашему департаменту в наследство досталось много нерешенных вопросов, касающихся прежде всего школы. Один из них – это содержание базового компонента стандартов общего образования…
– Мы рассматривали этот вопрос еще летом на совещании в Министерстве образования и науки. Вообще-то надо понимать, что предсказать будущее невозможно. Если что-то зафиксировано на бумаге, это фиксация не будущего, а настоящего. В чем-то даже прошедшего. Потому могу высказать лишь свою твердую позицию: ни один чиновник не должен доверять своему вкусу. Сегодня в стране есть организации, которые, по определению, должны быть ответственными за содержание образования, например Российская академия наук, Российская академия образования. Они высказались. Я принимал участие в парламентских слушаниях, касающихся стандартов, и даже выступал на них. И уже тогда понимал, что согласия не будет. Не будет стандарта, о котором все скажут: «Это хорошо!» Всегда будут достаточно авторитетные сторонники и противники содержания стандартов. Это значит, всегда кому-то придется принимать решение. Хорошо, что для принятия таких решений существует должность министра. Вот Владимир Филиппов, бывший в то время министром образования, и принял решение… Я бы не стал больше на этом сосредотачиваться. Подписали – и подписали… Ведь никто не закрывает стандарт от критики, если эта критика конструктивная и деловая. Она может быть учтена.

– Когда и каким образом?
– Сегодня специальная комиссия РАН, возглавляемая вице-президентом РАН Валерием Козловым, готова дать свои предложения по содержанию стандартов. Мы привлекаем к обсуждению этой темы и РАО, и Академию повышения квалификации работников образования. Есть возможность корректировки стандартов через образовательные программы, через те же экзаменационные задания. Сомневаюсь, что в России найдется много учителей, которые изучат вдоль и поперек федеральный компонент государственного образовательного стандарта по своему предмету. Стандарт нужен в первую очередь авторам для написания учебников, разработчикам КИМов для ЕГЭ, разработчикам образовательных программ. Я думаю, что вся разумная и конструктивная критика стандартов может быть учтена именно на этих этапах. Хочу напомнить, что дата введения федерального компонента госстандарта – это отнюдь не 1 сентября 2004 года. У нас есть пауза для тщательного анализа, для принятия взвешенных решений. Поэтому вектор наших усилий – не только министер-
ских, но и системы образования вообще – хорошо бы сосредоточить не на том, нужны или нет стандарты, а на создании условий для их введения.

– Вы имеете в виду меры по улучшению материальной базы системы образования?
– Я не отбрасываю материально-технических условий образовательного процесса – школе надо иметь соответственные лаборатории и библиотеки, но на первое место я всегда ставлю кадровый ресурс. Можно сколько угодно рассказывать, что профильный уровень физики – замечательная штука. Но я не уверен, что сегодня многие российские учителя смогут преподавать на профильном уровне физику. И это не их вина, а беда. Причем беда всего общества. Вынужденно беря нагрузки по 35–40 часов, учителя теряют возможность систематически заниматься повышением своего уровня. Я работал в школе с углубленным изучением математики и до сих пор помню заслуженную учительницу, которая, при всем своем опыте, готовилась к уроку по 2–3 часа. Есть ли такая возможность у большинства российских учителей? Так что поднять флаг – это очень хорошо. А вот теперь поднять бы еще якорь и паруса…

– Мы выходим на проблему профильной школы. В новом департаменте сосуществуют не только отдел, занимающийся проблемами общеобразовательной школы, но и отдел стандартов и программ профессионального образования. Значит ли это, что появилась возможность по-новому взглянуть или даже переосмыслить проблему профильного обучения?
– Надо определить, что мы понимаем под профильной школой: распределение учеников по профессионально привязанным классам или возможность ученика выбирать предметы и предметные области, к которым у него есть способности. В таком виде профильное обучение существовало и в советской школе. Оно сохранялось даже в самые трудные времена, потому что было востребовано системой высшего образования. Когда-то, например, мы в Оренбургской области старались в каждом сельском районе создать очно-заочную школу для одаренных детей. Точнее, для тех, кого не устраивал уровень обучения в школе, кто хотел бы получить больше знаний у лучших учителей. Бывали случаи, когда сильные учителя оказывались не в райцентровской, а в сельской школе. И тогда эта очно-заочная школа появлялась в одной из деревень, куда и съезжались на сессии одаренные ребята…
Я думаю, что на старшей ступени обучения право выбора должно состоять не только в том, что старшеклассник выбирает для углубленного изучения, а в том, что он не будет изучать. И вот почему Оренбургская область, вступая в ЕГЭ в 2002 году, категорически настояла, а бывшее руководство Министерства образования пошло нам навстречу, что все экзамены в форме ЕГЭ проводятся по выбору учащихся. Система ЕГЭ гораздо более требовательна к выпускнику, чем традиционная. И это, на мой взгляд, хорошо. Но мне и тогда казалось, что не стоит вводить ЕГЭ для того, чтобы поймать какого-нибудь одиннадцатиклассника на том, что он недоучил математику. Да этот ребенок, может быть, и не собирался ее особо глубоко учить: его заставили. А потом еще и обязали сдать по математике экзамен в самой жесткой форме. Это, между прочим, не совсем честно. Мне казалось, что, если мы сделаем ЕГЭ экзаменом по выбору, мы дадим старшеклассникам возможность сосредоточиться в старшей школе на углубленном изучении интересующих их предметов.

– Вы сторонник ЕГЭ по выбору?
– Однозначно! Идея объективного подведения результатов учебного труда ученика и его учителей и уважительное зачтение этих результатов при определении дальнейшего жизненного пути – эта идея сама по себе безукоризненна. К ней придраться трудно. И если это о ЕГЭ – это отлично. Но когда я узнал, что управление ЕГЭ назвали управлением контроля и качества общего образования, то призадумался. Для такой задачи, как контроль качества образования, создавать такую систему… Может, не все помнят, что такое министерская контрольная работа. А я помню. Это было просто, прозрачно и эффективно. Приезжали в школу представители руно, проводили контрольную, делали срез – все! Никаких сложнейших засекреченных технологий, никакой вселенской суеты. Теперь же получается, что все это делается ради единого выпускного экзамена. А вот единого вступительного у нас, к сожалению, до сих пор не получается.

– По-вашему, почему?
– Одной из проблем ЕГЭ было то, что ведущие вузы страны не стали идеологами, главными разработчиками содержания ЕГЭ. Сила ЕГЭ в том, что есть некто, абсолютно всеми признанный и уважаемый, и этот признанный и уважаемый проводит экзамен, результаты которого признаются всеми. Это случилось бы, если бы идеологами, разработчиками содержания, требований, самой сути ЕГЭ выступили ведущие вузы страны, референтные для всего академического сообщества. Кстати, долгие годы ребят, не прошедших по конкурсу на мехмат МГУ, в Физтех и подобные им вузы, с охотой принимали все вузы страны, не заставляя еще раз сдавать экзамены.

– Возможно ли, что в будущем речь пойдет о едином вступительном экзамене?
– Я бы сказал так: если бы ЕГЭ проводился в 9 классе, он был бы единым выпускным экзаменом. В 11 классе ЕГЭ по своей миссии – единый вступительный экзамен. У нас в стране есть обязательный уровень образования: основная школа. Это, если хотите, повинность гражданина перед государством. Было определено, что для нормального функционирования в обществе каждый дееспособный гражданин обязан – и родители, заметьте, за это ответственны – иметь основное образование. Исполнение этой повинности государство обязано проконтролировать. Оно может проконтролировать ее в форме единых государственных экзаменов, которые проверяются по единым для всей страны заданиям, по единому формату. Таким образом, аттестат об окончании основной школы – это то, что называется «необходимым условием» для нормального функционирования в обществе. Ясно, что необходимое условие часто не является достаточным. Поэтому школьнику предоставляются условия для продолжения своего образования. Но повинность закончена. Дальше начинается услуга государства гражданину. Оно предлагает школьнику набор предметов, из которых он может выбрать те, которые хотел бы серьезно изучать. После окончания этой ступени государство может предоставить школьнику, а вместе с тем его семье, школе, вузу, куда он поступает, следующую услугу: единый вступительный экзамен. Посредством его он сможет определить, где ему продолжить обучение и куда идти дальше. Но этот ЕГЭ должен быть правом выбора ученика. Заметьте, это обошлось бы государству намного дешевле. Посчитали вы, сколько сертификатов ЕГЭ потом никуда не предъявляются? Зачем же работать на корзину? Под давлением все портится. И мы сильно снизили позитивный эффект ЕГЭ тем, что попытались внедрять его через обязательность для школы и ученика. Обратите внимание: для покидающего школу ученика. Логичнее это сделать для вуза и абитуриента, впервые встречающихся друг с другом. При этом, наверное, необходимо признать, что есть редкие ученики, которые прекрасно справляются с нестандартными задачами, но иногда с трудом ориентируются в элементарных ситуациях. Для страховки таких ребят кроме ЕГЭ необходимо значительно расширить льготы поступления в вузы победителям олимпиад. Но главное – это объективность и прозрачность процедуры доказательства молодым человеком, что его знания и способности заслуживают того, чтобы общество оплатило его учебу в вузе бюджетными деньгами.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"