КРУГИ ИСТОРИИ 
 

Кавказская война

Два самых трудных вопроса: кто ее начал и как ее прекратить?

События, которые происходят на Северном Кавказе, многим из нас кажутся необъяснимыми. Молодые женщины-смертницы. Подростки с автоматами. Жестокое, кровавое противостояние народов.
Причины Чеченской войны мы ищем в политике последних пятнадцати лет. Хотя она началась не сто и даже не двести лет назад. И всякий раз, когда конфликт вспыхивал с новой силой, события развивались одинаково: кто кого превзойдет в жестокости.
С чего началось это противостояние? Есть ли выход из военного тупика? Об этом с петербургским писателем и историком, автором книг по истории Кавказа Яковом ГОРДИНЫМ ведет разговор наш корреспондент Николай КРЫЩУК.

Николай Крыщук. Яков Аркадьевич, человек, как и общество в целом, обращается к своим истокам, как правило, не от лучшей жизни и, как правило, по прошествии длительного времени. Последняя трагедия на Кавказе понуждает нас сегодня снова внимательно всматриваться в историю. Можем ли мы назвать начальный эпизод многовековых отношений на Кавказе, который уже содержал в себе предпосылки именно такого развития событий?
Яков Гордин. Вы правы в том, что речь надо вести не только о Чечне, а об отношениях России с кавказскими народами.
Когда заходит речь о роковом моменте в наших отношениях, мне всегда вспоминается персидский поход Петра I в 1722 году. Тогда Петр вел значительные силы вдоль Каспия, а часть кавалерии решил послать через горные районы Дагестана. Русский император с излишней высокомерностью отнесся к “дикарям”, которые заселяли эти места, и не счел нужным заранее договориться о проходе войск. Горцам это, естественно, не понравилось. Они напали на корпус бригадира Ветерани и довольно сильно его потрепали. После этого был организован ряд жестоких карательных экспедиций на Кавказ силами отрядов кавалерии генерала Матюшкина, донских казаков атамана Краснощекова и десятков тысяч калмыков хана Аюки. Эти мощные силы несколько раз прошлись по горным аулам. Таким образом, было положено начало взаимоотношений: нападение – отмщение, нападение – отмщение. Росла взаимная неприязнь, создавалась взаимная репутация. А поскольку сознание кавказских народов в точном смысле слова чрезвычайно консервативно и десятки поколений владеют цельным знанием, то, разумеется, и петровские карательные походы никуда из памяти не ушли.
Потом был долгий период относительного затишья или, скажем так, равнодушия. Но уже во времена Екатерины II, то есть в последней трети ХVIII века, началось продвижение России даже не на сам Кавказ, а в Предкавказье. Там были замечательные, плодородные земли. В отличие от позднейшей, собственно Кавказской войны, это имело прямой колонизационный смысл.
Н.К.И все же, чего в этом было больше: прагматической необходимости в новых землях или же иррационального стремления власти к завоеванию и приращению новых территорий?
Я.Г. Было и то и другое. Всякая имперская психология подразумевает расширение пространства. Но была в этом и экономическая прагматика. Центр России в то время был не то что перенаселен, но земля там использовалась очень нерационально, быстро истощалась, и урожаи были значительно ниже европейских. А здесь – свежие, богатые степные земли. Уже при Екатерине в Предкавказье стали появляться крупные владения русской аристократии.
Первый интенсивный вооруженный конфликт произошел в 1875 году. Знаменитое движение шейха Мансура, который был фактически первым имамом, то есть вождем, соединявшим в себе теократическую и воинскую власть. Мансур был чеченцем, в Грозном, должно быть, и сегодня есть площадь, названная его именем. Он пропагандировал более чистый ислам, чем был до того в Чечне, которая в отличие от Дагестана довольно поздно исламизировалась. В Дагестане были изощренные, образованные богословы, в Чечне же еще в ХVIII веке существовали элементы язычества. Мансура это не устраивало, хотя в его задачу входил достаточно нефанатичный, свободный шариат. Главной же его идеей было объединение горских народов, чем потом занимались и все следующие имамы.
Тут две причины. Во-первых, Кавказ находился долгое время в состоянии войны всех против всех. Поэтому речь шла о создании единого теократического государства, которое снимало бы внутренние конфликты. И во-вторых, объединение в борьбе против наступающих неверных. Это относилось, конечно, и к России, которая успела уже укрепиться на Кавказе. Главной русской крепостью там был Кизляр.
Мансура довольно быстро разбили (войсками командовал двоюродный брат Потемкина-Таврического, Павел Потемкин, писавший, между прочим, стихи и прозу). Затем снова наступила некоторая пауза. Планомерное завоевание Кавказа, и Чечни в том числе, началось в 1802 году, когда был назначен главноуправляющим Грузии и командующим войсками на Кавказе боевой генерал, происходивший из грузинского княжеского рода, Павел Дмитриевич Цицианов, первый завоеватель Кавказа.
Н.К. Мотивы екатерининских походов понятны, а что руководило Александром Первым в развязывании новой войны?
Я.Г. Еще в 80-е годы ХVIII века Грузия, которая погибала под напором Турции и Персии и набегами горских народов, просила протектората России. Так называемый Георгиевский трактат был тем не менее всего лишь протоколом о намерениях, который ни к чему хорошему не привел. Русские послали в Тифлис батальон. Это только раздражило персов, они подвергли Грузию нашествию, Тифлис был сожжен, и русские войска ушли, бросив соседа на произвол судьбы. Тогда в конце века просьба приобрела другой характер: уже не протекторат и не защита, а включение в состав империи. Незадолго до своей гибели Павел принял это решение, но не успел его осуществить.
Александр долго колебался, подтвердить решение покойного батюшки или нет. Произошел раскол. Молодые его друзья, реформационно настроенные (Новосильцев, Строганов, Чарторыжский, Кочубей), были категорически против. Они считали, что надо заниматься внутренними делами. Присоединение же Грузии неизбежно вело к усмирению Кавказа. А Государственный Совет, в котором заседали еще маститые орлы, екатерининские вельможи, для которых приращение империи было в некотором роде самоцелью, психологическим императивом, настаивали на удовлетворении просьбы грузинского царя Георгия, мотивируя это тем, что негоже христианскому государю бросать на растерзание мусульманам единоверных грузин. Александр, поколебавшись несколько месяцев, издал указ, после которого Грузия стала частью Российской империи, что в конечном счете и повлекло за собой Кавказскую войну.
Первое, что сделал Цицианов, он занялся усмирением лезгин. Кавказ по своему внутреннему устройству был очень неоднороден. Там были две формы организации: ханства, маленькие деспотические государства и вольные горские общества. В них был разный уровень демократии. Чечня, например, была военной демократией, где все были равны. Начальник появлялся только когда нужно было идти в набег или произвести крупные военные действия. Тогда выбирали предводителя. Вообще же общественной иерархии не было. Не было, например, дворян в отличие, скажем, от Черкесии, Адыгеи и Кабарды, где общество было структурировано.
Так вот, было джаро-белаканское общество лезгин. Они ежегодно спускались в Кахетию, захватывали в среднем по пятьсот семей и продавали их туркам. Это был такой военный вариант наших нефтяных доходов, стабильный. Не в одночасье, конечно, но в конце концов лезгины были подавлены. Новые набеги на Грузию начались только при Шамиле.
В 1816 году, с назначением генерала Ермолова, начался новый виток Кавказской войны. Некоторые историки вообще считают именно эту дату началом систематического завоевания Кавказа Россией. А декабрист Розен, напротив, ведет ее историю от пер-
сидского похода Петра, о котором мы уже говорили. Так или иначе, психологический вариант войны был один: ставка на устрашение, на карательные походы и, я бы сказал, на унижение противника. Цицианов, например, при своем назначении заявил, что “азиятский народ во всяком случае требует к себе презрения”. То есть он решил принять на себя роль азиатского деспота, считая ее наиболее эффективной. Так же примерно действовали еще в конце ХVIII века генерал Гудович, а после Цицианова генерал Ермолов, стремясь вызвать страх и почтение. Считалось, что горцы не способны к мирному сосуществованию и доверять им нельзя.
Между тем… генерал Ольшевский, который служил на Кавказе с 1841-го по середину 60-х годов, то есть почти четверть века, хорошо знал Кавказ и интересовался историей вопроса, оставил воспоминания. Так вот, посреди рассказов о чеченцах, достаточно жестких, он пишет следующее: “Чеченцев как своих врагов мы старались всеми мерами унижать и даже их достоинства обращать в недостатки. Мы их считали народом до крайности непостоянным, легковерным, коварным и вероломным, потому что они не хотели исполнять наших требований, несообразных с их понятиями, нравами, обычаями и образом жизни. Мы их так порочили потому только, что они не хотели плясать по нашей дудке, звуки которой были для них слишком жестки и оглушительны”.
К этому выводу постепенно приходили многие. Даже Цицианов, при всей своей жесткости и самонадеянности, в конце своего пребывания на Кавказе написал наставление генералу Дель-Поцио, которого он назначил главным по Кабарде, где развернул целую теорию компромиссов. Он предлагал уважать и всячески привлекать духовенство, вплоть до подкупа, организовывать школы, отправлять знатных юношей в Петербург для прохождения военной службы и так далее. В общем, о необходимости наладить отношения с горцами без применения грубой силы стали задумываться уже тогда многие русские генералы и офицеры.
Однако в ХIХ веке компромисс так найден и не был. В конце Кавказской войны, когда Чечня уже отложилась от Шамиля, поскольку он выстраивал жесткую государственную структуру, к которой чеченцы не привыкли, когда выяснилось, что защитить их от походов русских Шамиль не может, перед чеченским обществом встал вопрос: а чего ради мы будем ломать себя, жить под началом его наибов? А Шамиль правил железной рукой, он шутить не любил. Не лучше ли подчиниться русским на определенных условиях, сдав им Шамиля?
Это, в общем, и произошло. Потому что Чечня была военным резервом и житницей Дагестана. Поэтому, когда Чечня перестала Шамиля поддерживать, он недолго держался, началась его агония.
Так вот, чеченцы замирились на очень определенных условиях, которые имперская власть быстро нарушила.
Н.К. А что за условия были? Очень важно.
Я.Г. Условия были вполне приемлемые и естественные: оставить за ними землю и не трогать религию. Россия прежде всего стала отнимать землю. Равнинные плодородные земли отдавались в основном в пользу казаков. Поэтому в конце 70-х годов во время Русско-турецкой войны произошло новое мощное восстание, которое снова пришлось подавлять.
Но дело было не только в этом, хотя и это очень важно. Главное состояло в том, что чиновники из российской администрации, которые направлялись в Чечню, не давали себе труда проникнуться сложностью, особостью ситуации и пытались управлять Чечней так же, как российскими губерниями. Приблизительно то же происходит и сейчас: Чечню пытаются построить как Псковскую, Тамбовскую или Пермскую области. И снова надо оговориться: дело не в одной только Чечне, речь должна идти о Кавказе в целом.
Н.К. И все-таки Кавказская война закончилась в 1864 году. Как складывались отношения с Россией дальше?
Я.Г. После окончания войны начался массовый исход горцев с Кавказа, особенно с западного Кавказа – адыгско-черкесские племена. Покинули свои селения около полумиллиона горцев, в том числе и чеченцы. Некоторые адыгские народы исчезли вовсе. Были такие аристократы западного Кавказа убыхи, их вообще не осталось.
Те горцы, которые не ушли в Турцию, оказались в предельно униженном, бесправном состоянии. Все они были обезоружены, что для горца является позором и бесчестьем. С ними очень грубо вели себя казаки, которые почувствовали возможность компенсации за многолетнюю вражду и потери. Генерал Фадеев, военный писатель и мыслитель, сторонник имперской экспансии, который был отправлен с ревизией на западный Кавказ, написал душераздирающую записку о том, что надо прекращать издевательства над горцами, потому что они находятся в состоянии полнейшего морального упадка, так люди жить не могут. Это писал человек, напомню, который принимал участие в завоевании Кавказа и был в некотором роде его идеологом. Но и он решил, что такое унижение нестерпимо.
Все всегда понимали, что Кавказ в любую минуту может взорваться. Каждый военный, который там побывал (вплоть до последнего времени), писал, что он чувствовал себя там как на пороховой бочке. Поэтому все время искались модели взаимоприемлемых решений. На рубеже ХIХ–ХХ веков, когда наместником Кавказа стал Воронцов-Дашков, этот процесс сильно продвинулся. Он вдумчиво искал решения, которые бы оставляли возможность контроля и при этом не оскорбляли местных традиций и горский обычай. Но началась Первая мировая война, потом революция, и все рухнуло.
Достаточно запутанная ситуация в революционный период и в период Гражданской войны. Сначала горцы поддержали Белое движение, потом своим презрительным, неуважительным отношением белые их оттолкнули. Скажем, когда представители горцев в 19-м году приехали в Ростов к Деникину, тот их просто не принял. А большевики, как мы знаем, в это же самое время обещали национальное самоопределение. В конце концов горцы поддержали красных, что было существенно для ситуации на юге России.
Затем ситуация опять перевернулась. Начались преследования священнослужителей, попытки ввести российскую, теперь со-
ветскую структуру правления. 20-е годы – это череда мятежей в Чечне и ответных карательных экспедиций. Задача этих спецотрядов формулировалась как разоружение Чечни, но на самом деле это было подавление сопротивления. Оружия выгребли за время этих операций действительно много, но привело это к массовому уходу чеченцев в горы. Борьба с повстанцами продолжалась вплоть до Великой Отечественной войны. У Георгия Петровича Федотова в его замечательной работе 37-го года “Крушение империи” есть такая фраза: “Кавказ никогда не был замирен окончательно”.
В советское время идея компромисса, которая вызревала на рубеже веков, была перечеркнута. Горцев заставляли жить как советских людей.
Н.К. Не будем подробно касаться сталинского переселения народов Кавказа – о нем написано за последние годы много. Но как объясняете вы в этом большом контексте смысл двух последних войн, современниками которых мы являемся? Ведь несколько десятилетий после войны ситуация оставалась более или менее стабильной.
Я.Г. Ну во-первых, чеченцев, как наиболее активного народа, на Кавказе не было – они все были в Казахстане. Кроме того, повторю, Кавказ был действительно разоружен. Потом Хрущев аннулировал указ о выселении, и теоретически они были реабилитированы. Практически вернуться им было трудно: дома, земли – все было занято. Это был мучительный и иногда кровавый процесс.
Теперь что касается двух последних войн. В сущности, это одна война с небольшим перерывом. Здесь прежде всего надо назвать фактор исторической обиды. Он в истории вообще очень важен.
В начале девяностых годов у Чечни была реальная возможность получить максимальную самостоятельность в пределах российской границы. У них, к примеру, весь руководящий слой состоял из чеченцев в отличие от советских правил, когда вторым секретарем обкома или ЦК был русский, и он на деле и являлся главным. Или, например, было принято, чтобы войсками командовали люди из других республик. В Чечне ничего подобного тоже не было, там командовали чеченцы.
Я считаю, что объявление в одностороннем порядке независимости Чечни дудаевской группировкой (именно дудаевской, потому что было много противников этого) являлось авантюрой. Никаких роковых предпосылок для этого не было. Это было стремление не столько к независимости, которая налагает огромную ответственность, сколько к бесконтрольности территории. Бесконтрольность давала огромные возможности для контрабанды, торговли людьми и прочее.
Н.К. То есть вы хотите сказать, что Дудаев воспользовался фактором исторической обиды в корыстных целях?
Я.Г. Думаю, что это так. Кроме того, у Чечни в то время была иллюзия самодостаточности: нефть, сельские угодья… Но в те три года, когда Чечня фактически была самостоятельной, выяснилось, что для функционирования экономики этого недостаточно. Нужен еще целый ряд условий, в том числе экономическая и политическая культура. Поскольку после прихода к власти Дудаева значительная часть интеллигенции уехала из Чечни, этих ресурсов культуры там не оказалось.
Н.К. Я правильно понимаю: все это являлось частью общего процесса либерализации 90-х, стремления регионов к большей автономии, что в силу особых исторических условий именно в Чечне обернулось трагедией?
Я.Г. Совершенно верно. В Татарстане, например, где взятие Казани тоже считается национальной катастрофой, большая часть населения тем не менее была настроена вполне лояльно. Им важно было только – не в экономическом даже, а в психологическом плане – получить высокий уровень самостоятельности. В Чечне благодаря традиции сопротивления и традиции обиды это приобрело более жесткие формы. Исламистский элемент во всем происходящем, я думаю, не слишком велик.
Н.К. Трудно представить, что наше руководство не знакомо с историей Кавказских войн. На что же идет расчет в нынешней ситуации внешнего замирения при фактически продолжающейся войне?
Я.Г. Не стоит преувеличивать уровень представлений нашего среднего руководства, в частности военного. На высшем уровне это представление, наверное, есть. Во всяком случае, я знаю, что в 2000 году Путин приглашал к себе ведущих кавказоведов. Профессор Арутюнов, в частности, говорил президенту, что нельзя сажать на Чечню одного властителя и один клан. Он считает, и я с ним совершенно согласен, что в Чечне может быть подобие швейцарской кантональной системы, конфедерация тейпов. Тем не менее власть пошла снова простейшим, то есть тупиковым путем. Вероятно, идти трудным, тонким путем генетически неорганично для российского руководства.
Н.К. Не могли бы вы уточнить: о каком руководстве идет речь? И Петр, и Екатерина, и Александр не проявляли особой гибкости в отношениях с кавказскими народами. Можно сказать, что нынешнее руководство в этом смысле является только их верным наследником. Или вы находите особенности?
Я.Г. Особенность в более яростно реализуемом принципе государственной унификации. В ХIХ веке только один раз попытались пересадить на Кавказ чисто российскую модель правления. Это была так называемая реформа сенатора Гана. В результате этого султан Елисуйский получил по российской табели о рангах чин уездного заседателя или что-то в этом роде. Майор, который был туда прислан, соответственно с ним и обращался. Кончилось тем, что султан, будучи в чине генерал-майора, сорвал эполеты и ушел к Шамилю. Эту несуразность Николай довольно быстро понял, и в который раз начали искать пути совмещения местных традиций с общероссийской. Так, например, для горцев совершенно неприемлемо российское судопроизводство. Поэтому местные суды одни преступления разбирали на уровне адата, то есть местного обычая, другие на уровне шариата, по Корану. Пытались искать варианты. И сегодня для Кавказа нужно не пресловутое укрепление вертикали, а налаживание горизонтальных связей, создание Совета тейпов, который бы избирал своего координатора, а ни в коем случае не президента, представляющего один клан. Другого пути, судя по всему, нет.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"