НАУЧНЫЙ ФАКТ

Физиология правды
Можно ли обмануть детектор лжи? Об этом мы решили спросить у его создателей

Только не волнуйтесь, завтра вам предстоит пройти проверку на полиграфе. (Мороз по коже, да? Как-то так сразу, еще до всякого анализа ситуации.) Нет, избави Боже, совсем не потому, что вас в чем-то подозревают. Такая вполне рутинная процедура при приеме, допустим, на работу. Тут-то и станет ясно, так ли вы правдивы, как хотите казаться… Да никто вас не принуждает, что вы! Разумеется, вы можете отказаться! Только вы же понимаете, что в результате ваши шансы получить место резко-резко упадут…
…Теперь вздохнем свободно: повседневной и повсеместной практикой такие проверки еще не стали и скорее всего вряд ли станут в ближайшем будущем. Но вообще-то, знаете, это ведь действительно может иметь отношение к каждому.
Полиграф – более известный под столь же броским, сколь и неточным именем “детектор лжи” – это далеко не в первую очередь техническое устройство. Ему досталась судьба своего рода мифического образа.
Первый из стойко сопровождающих полиграф мифов – то, что это “детектор лжи”. Между тем, как, собственно, и следует из названия, это всего лишь многописец: устройство, которое регистрирует и записывает – что важно, одновременно – изменения физиологических процессов в организме человека, связанные с переменами в его эмоциональном состоянии. Число параметров может быть разным: от трех до двадцати, причем два из них обязательно дыхание и частота сердечных сокращений. Попытка установить с помощью такого прибора, говорит ли человек правду (точнее, не лжет ли), – лишь одна из многочисленных возможностей его применения.
Миф второй, вернее, сразу два парных мифа, один из которых гласит, что полиграф можно обмануть, а другой, что обмануть его в конечном счете нельзя. Посередине ли истина?
Миф третий: полиграф “видит человека насквозь”. По крайней мере в этом его замысел.
Поэтому, когда нашему корреспонденту представился случай побеседовать с видными специалистами в области новейших полиграфных (именно так это называется) технологий, практикующими полиграфологами Ольгой Белюшиной и Алексеем Ладченко, первым вопросом поневоле оказался самый наивный: “А что, правда насквозь?”

А.Ладченко. Да что это вам, рентген, что ли? То, что он регистрирует, – это скорее “поверхность”: совокупность симптомов. Контролируются вполне определенные вещи: дыхание, динамика сердечно-сосудистой деятельности, кожно-гальванический рефлекс, связанный с уменьшением сопротивления кожи при стрессе; мышечная активность – так называемый тремор. Полиграфы сейчас в основном компьютерные, с математической обработкой данных. Анализируется степень отклонения от нормы: физиологические сдвиги в человеке, которые вызываются процессами, происходящими в психике.
О.Белюшина. Основано это все, грубо говоря, на том, что вся информация, которую мы скрываем, отражается в степени нашего нервно-эмоционального напряжения. Чем информация для человека более значима, тем напряжение выше.
Вообще есть два больших метода полиграфных проверок: прямой и непрямой – методика контрольных вопросов и методика выявления скрываемой информации. О том, что эффективнее, ученые по сей день спорят, но я считаю, что работает и то и другое и применять их стоит комплексно. Прямой метод основан на том, что вопросы задаются напрямую в обвинительной форме: “Вы совершили то-то и то-то?”, “Вы взяли пропавшие деньги?”, “Вы передали информацию?..” Но эти вопросы должны уравновешиваться контрольной тематикой, которая с расследуемым событием не связана. А между контрольной тематикой и проверочными – значимыми – вопросами задаются вопросы нейтральные: “Вас зовут так-то?”, “На вас надето то-то?”, “Вы пили когда-либо чай?”, “Вы учились в школе?” – такие, которые не должны напрягать, чтобы снизить реакцию и на значимую, и на контрольную темы. А непрямой – это когда мы рассматриваем частные признаки события. Если человек говорит: “Я не был, не причастен, не знаю” – то задается ряд вопросов в отвлеченной форме: “Как вы считаете?” Например: “Лежал ли труп так-то?”, “Пропало ли то-то?”… Непричастного человека такие вопросы менее травмируют. И кстати, это более информативно. Непричастные выявляются буквально в 100 процентов случаев.
Корр. Но ведь человек может волноваться и говоря правду, если эта правда связана с чем-то для него значимым. Разве нет?
А.Л. Волноваться-то он, конечно, может, но на то и специалисты, чтобы создавать для опроса необходимые условия, исключить все мыслимые внешние и внутренние помехи.
Чем больше человек пытается что-то скрыть по каким бы то ни было причинам, тем мощнее у него отклонения от нормальной динамики физиологических процессов. То есть даже на общем фоне волнения человек выделяет наиболее значимые для него темы.
А определенный уровень волнения даже необходим, чтобы организм функционально перешел в наиболее адекватное для этой процедуры состояние. С абсолютно равнодушным человеком опрос даст неяркие, невыпуклые результаты: реакции будут похожи одна на другую и тяжелее будет интерпретировать.
Корр. Но ведь возможен и такой вариант, что человек настолько привык врать, что врет, как дышит, врет и не волнуется. Тогда как?
А.Л. Если человек чувствует, что ему за эту ложь что-то грозит, он все-таки не сможет не напрягаться. Между прочим, лгать – очень нелегкое дело. Для нормального, социального человека – это всегда стресс. Если он воспитан в социуме и знает, что есть определенные нормы поведения, ему это будет делать в любой ситуации тяжело.
Корр. Выходит все-таки, нормы давят и на безнравственных?
А.Л. Безусловно. Там же, где не давят или где другие нормы, – там просто другие приемы работы. Встречаются, конечно, патологические лгуны, с ними работать сложнее, но и для них есть своя техника. Или, например, если работать с цыганами и обсуждать с ними варианты мошенничества, вполне возможно, они будут реагировать, с нашей точки зрения, неадекватно. Для них это стиль поведения, по существу культурная норма. Тоже надо учитывать.
Корр. А межкультурные различия вообще сильно в такой работе сказываются?
О.Б. Вот мне, например, приходилось проводить опрос китайцев. Единственная особенность была в том, что вопросы должны были быть очень конкретными. И нужно, конечно, знать их культурные особенности. В качестве контрольной темы я использовала такую тему, как “потерять свое лицо”: для китайца это очень значимо. А ситуация там была такая, что человек обвинялся в убийстве. С ним разговаривали через переводчика.
Корр. Это не создает дополнительный уровень стресса?
О.Б. Ничуть. Там просто предварительно идет более длительная работа. Составляют тестовые вопросы, переводят их, потом на человека надевают датчики. Специалист читает вопрос, переводчик переводит – и человек отвечает. Если отвечает, конечно.
Вот в той истории с китайцами, например, жена подозреваемого (тоже китаянка) владела русским языком лучше, чем он, хотя тоже не вполне. И вот до каких-то пор она что-то понимала, но стоило коснуться расследуемого преступления, она тут же делала вид, что не понимает. Что, как вы понимаете, уже могло заставить насторожиться. А основной подозреваемый (ее муж) – он в принципе на несколько вопросов ответил, а потом от проведения опроса отказался. Конечно, это его право, но когда человек отказывается, на это уже надо обращать внимание: что за основания у него есть для этого?
Между прочим, к особенностям разного рода нужно адаптироваться, даже когда работаешь с людьми из собственной вроде бы культуры. Если мы имеем дело с человеком из социальных низов или с тем, кто не вылезает из мест не столь отдаленных, то его сложно удивить вопросом: “Вы когда-либо крали что-либо в детстве?” Здесь вопросы опять-таки должны соответствовать и уровню, и представлениям человека, и, может быть, даже задаваться на том сленге, на котором он привык изъясняться. Но кем бы человек ни был, он все равно боится наказания. И пытается увильнуть, улизнуть. Поэтому, естественно, он будет реагировать.
А.Л. Тут еще надо учитывать, что помнят пережитое и скрываемое разные люди тоже по-разному. Существуют ведь различные виды памяти: и кинестетическая, и моторная, и двигательная, и образная, и зрительная… Люди используют все эти виды памяти, но в разной степени. И если понять, какой вид запоминания для нашего испытуемого наиболее характерен, можно много чего нащупать в его памяти.
Корр. Актуальность нашей теме добавляет и то обстоятельство, что вот уже и мы вступили в пору расцвета частного предпринимательства. А оно не замедлило востребовать полиграф для своих нужд, открыв тем самым новую страницу в истории не только этого устройства: кажется, и в истории отношений людей между собой.
О.Б. Действительно, мы сейчас пытаемся внедрять полиграф в сферу бизнеса. Сначала подготовка специалистов велась за рубежом, у нас некоторые в Америке учились. Потом силовые структуры стали готовить полиграфологов уже сами. И вот сегодня эти специалисты начинают работать в бизнесе.
Корр. А есть какая-то специфика применения полиграфа в этой области?
О.Б. Больших отличий нет: вопросы, конечно, меняются, немного тактика опроса, круг лиц, которых это касается. А специалисты, “железо” и сама методика в основном постоянны.
А.Л. Здесь не в методе главное отличие, а в целях и задачах. Бизнес вообще-то точно так же должен охранять свои интересы, как и государство.
Корр. И соответствующие законы тоже есть?
О.Б. Ну, в отношении коммерческих структур закона как такового нет; действует правило: что не запрещено, то разрешено. Применение полиграфа там сейчас основано на том, что в трудовой договор, например, включается пункт о прохождении психофизиологического тестирования. Психологическое тестирование ведь существует давно, и полиграф как бы “маскируется”. Потом приняли новый трудовой кодекс, и процедура оказалась еще больше узаконенной – там ведь тоже существуют определенные нормы.
А вот расследование чрезвычайных обстоятельств – специальные проверки – основано на законе о детективной и охранной деятельности. Там прямо сказано: частный детектив имеет право проводить опрос граждан с применением технических средств (но только с их добровольного согласия). Сюда же привязывают и полиграф.
А.Л. Хотя полиграф – это не “специальное техническое средство”. Основное отличие специальных технических средств – негласность съема информации. А полиграф – контактный: человек ну никак не может не знать, что его проверяют. А делается это тоже не иначе как по его добровольному письменному согласию. Так что все корректно, что же тут запрещать законом?
Корр. Так он, значит, расписку должен дать?
А.Л. Совершенно верно: письменное согласие. Но зачем бояться полиграфа людям, которым нечего скрывать? По-моему, напротив, это только консолидирует коллектив. Мы можем твердо знать, что рядом с нами нет убийцы, хронического алкоголика, нет наркомана, психически нездорового человека… Я вообще считаю, что полиграф можно применять не только в сфере бизнеса: среди государственных служащих это тоже стоило бы делать. Во всяком случае, в ведомствах типа, например, атомной энергетики, где есть режим секретности. Безусловно, секреты нужно доверять людям, которые прошли эту процедуру и дали согласие проходить ее в будущем. Должна быть прозрачность персонала. Разные страны это используют, в частности США. И ни у кого это не вызывает удивления.
Корр. А как насчет пресловутой возможности обмануть полиграф?
А.Л. Ну разумеется, такие возможности есть. И тут все зависит от квалификации специалиста. Ведь все способы обмана на самом деле известны. Поэтому их можно вычислить и вполне успешно с ними бороться.
Суть этой работы вообще – не оперирование с техникой, как бы та ни была совершенна, а умение прощупать слабые места души. Это психология. К каждому человеку – индивидуальный подход. А значит, полностью этого процесса никогда не автоматизировать: специалист с его чутьем и опытом тут всегда будет главным. Он задает ход всему опросу, создает его логику, определяет последовательность этапов и уж потом оценивает результат. Принимает решение и отвечает за него.

Беседовала
О.БАЛЛА

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"