ШКОЛЬНЫЙ АВТОБУС “ПС”

Два края одного лета и два края нашей педагогической карты: в июне мы с Еленой Литвяк и с водителем и фотографом Данилом Романовым были в Вологде, а в последних числах августа наш школьный автобус доехал до Воронежа. Вологодский край в июне не производил впечатления северного и холодного, только директора остужали наши восторги относительно огромных школьных окон: построенные по сочинскому проекту здания школ здешней зимой вовсе не радуют. А вот Воронеж накануне осени казался совсем южным: пирамидальные тополя, каштаны, увитые виноградом беседки и поля поспевших подсолнухов вдоль проселков.
Но сельской школе в Центральном черноземье ненамного легче, чем на русском севере: хозяйства и в этих благодатных местах если не развалились совсем, то дышат на ладан. А для школы это беда. И не только потому, что нет надежных шефов. Главное – нет достойной работы для родителей, меняется социальная картина села, а кое-где и картины-то совсем никакой не остается: в Еманче школа закрылась, в Староникольском – три первоклассника, Петровская и Петинская были средними, теперь – девятилетки. А в Репьевском районе смертность втрое превышает рождаемость. Правда, этот район больше всех в Воронежской области пострадал от Чернобыля… А ведь именно отсюда когда-то отправили в Париж на всемирную выставку кубометр чернозема, и красуется он теперь в Международной палате мер и весов рядом с платиновым метром – вечным эталоном для почвоведов всех времен. А на родине многие поля пустуют. Но у воронежских школ все-таки есть богатство, которым держатся и учителя, и школьные коллективы, и сообщества взрослых и детей вне школы.

Индейские поля и проселки Воронежской области

Коммунарское черноземье

Так сложилось, что в Воронеже уже несколько десятилетий живет и развивается коммунарство, или методика коллективных творческих дел Иванова, или движение педагогических отрядов, или педагогика проектов – одного имени у этого незаурядного явления нет. Имени нет, но феномен есть. И то, что в Воронеже эта педагогическая вера пережила все перипетии последних десятилетий, все время развивалась и создавала новые формы деятельности, активно поддерживаясь педагогическим институтом и институтом усовершенствования, – это безусловный факт и значительное явление на педагогической карте нашей страны.
Какое-то время назад была попытка создать объединение педагогических отрядов по стране. И оказалось, что в Москве, например, их четыре, а в Воронеже – восемнадцать. Это только в городе, а еще есть по области пять-шесть. И это не сезонные отряды, которые формируются на время студенческой практики, а постоянно действующие. Среди них есть ветераны. У отрядов “Искра”, “Родник”, “Три пятерки” 30-летняя история. И отряды эти далеко не студенческие по возрасту. Например, в отряде “Центр игровых технологий” люди от 50 до 18 лет.
Многие члены отрядов сами в школьном детстве были коммунарами, прошли через лагеря актива, а потом, в трудные времена, когда рушились привычные ориентиры, сохранили верность педагогической идее.
Дмитрий Казьмин, директор Областного молодежного центра и руководитель “Центра игровых технологий”, уверен, что педагогические отряды в Воронеже живы не только потому, что они благо для детей, но и потому, что очень нужны взрослым – учителям и родителям. И современные родители, незнакомые с педагогикой коммунарства, нередко приходят в такие отряды вслед за своими детьми и постепенно втягиваются в работу.
Педагогические отряды сильно изменяют детскую жизнь, разрешая несколько традиционных педагогических противоречий. Во-первых, противоречие между потребностями детской жизни и суровыми требованиями жизни взрослой. В обычной педагогике естественные потребности ребенка (потребность в игре, самовыражении, общении со сверстниками) рассматриваются скорее как своего рода помеха на пути взросления. Но там, где ребенок сталкивается с коммунарством, его сегодняшняя жизнь перестает приноситься в жертву будущему, перестает быть только подготовкой к взрослости, она становится самоценной. Во-вторых, противоречие между игрой и трудом. Обычно считается, что ребенку игра, конечно, необходима, но что настоящий труд и игра несовместимы. Однако педагогические отряды своей деятельностью опровергают эту истину. Организуя коллективные творческие дела, дети соединяют игру и жизнь, учебу и игру, жизнь сегодняшнюю и успешность завтрашнюю.
Почему коммунарство нужно детям и их родителям – понятно. А вот почему в отряды тянутся сильные педагоги? Дмитрий Казьмин, сам учитель географии, поработавший и завучем школы, считает, что школьная система очень жесткая. Ученики не выбирают себе учителя. Учитель не выбирает себе учеников, и занятия, содержание деятельности они тоже не выбирают. Парадокс, но школа практически не оставляет места для истинно педагогического, она насквозь преподавательская – транслирует материал ученику. А для настоящего учителя дети не просто внимающая аудитория. Но как почувствовать себя творцом в рамках традиционных уроков? Да и воспитательные мероприятия, спускаемые сверху, не дают возможности развернуться... Вот и хотелось как-то вырваться из школьной рутины, помочь детям сменить привычные роли отличников, хорошистов и двоечников, помочь проявить себя каждому ребенку.
Начинали с походов. Сразу самым занятым временем стали выходные и каникулы. Но постепенно стало понятно, что просто туризм – это узко. Пришли к идее создания игровых палаточных лагерей. И уже в рамках первого проекта... начали играть в индейцев с подростками, решая при этом труднейшую проблему экологического воспитания.
Никто не читал нотаций и лекций, не вел лобовых воспитательных бесед про важность экологии. Дети просто вовлекались в игру со сложными ролевыми правилами. Ты хочешь стать настоящим индейцем? Значит, ты никогда и ни при каких условиях не можешь обижать более слабого или “просто так” разрушать природную гармонию. А иначе какой же ты индеец?
В результате сложилась действенная форма экологического воспитания. “Во всякого рода экологические кружки и общества, – рассуждает Дмитрий Казьмин, – приходят ребята, которые уже хотят стать биологами, и они продвигаются в своем увлечении и профессиональной ориентации. Но как сформировать экологическую культуру у обычного ребенка? Мы уверены, что, кем бы ни стали в будущем наши дети, эта игра в сказку об индейцах, живущих в мире с природой, не пройдет для них бесследно”.
Впрочем, всякого рода “ответственные товарищи” прореагировали на эту игру весьма своеобразно: “А почему вы играете именно в индейцев? А не пропагандируете ли вы американский образ жизни?” Наверное, эти люди просто никогда не читали Фенимора Купера и уж тем более не понимают психологии подростка... А для создателей игры индейцы – это просто символ людей, которые чувствуют и понимают природу. И книги про индейцев, которыми увлекались многие поколения детей, – это лучшие учебники понимания природы.
Современные дети, к сожалению, в индейцев уже не играют. Сегодня в моде хладнокровные киллеры. А детям нужен образ настоящего мужчины, который готов и способен защищать слабого, женщину, природу. Поэтому индеец – это серьезно. Это человек, умеющий жить в гармонии с природой и с оружием защищать эту гармонию.
Другая историческая игра “Центра” – “Славяне”. Понятно, что жизнь славян, как и жизнь индейцев, в этой игре максимально романтизирована – в воспитательных, разумеется, целях. Тем более что о реальной жизни славян мы знаем гораздо меньше, чем о жизни индейцев. Но вопрос-то не в исторической правде, а в правде педагогической.
Педагогика славянского центра и лагерей индейцев своеобразна. Педагог здесь лишен пьедестала: ребенок может и не знать имени и отчества педагога, у всех условные имена, и он впервые обращается к взрослому на “ты”. Авторитет зарабатывается “здесь и сейчас”, и не статусом, а поведением. Правила одни для детей и для взрослых. Еда из одного котелка.
Есть абсолютные запреты, которые караются изгнанием. Запрещено физически или морально унижать другого человека, нарушать режим, употреблять спиртное или наркотики. Впрочем, жизнь в лагере настолько плотно организована, что нарушать правила особенно и некогда. Атрибут обычной лагерной жизни “свободное время” здесь отсутствует. И хотя в течение 12 лет через игры проходят ежегодно по 700–800 детей, было всего три случая, когда ребят исключали из лагеря. Один раз за попытку выпить, второй – за то, что один унизил другого, и в третий – за драку. Все. Больше нарушений не было.
Ежегодная лагерная жизнь стала основой для становления постоянной детской организации: весь учебный год идет активная работа по подготовке к следующему лагерю, следующему этапу игры. Шьются костюмы, делается оружие, осваиваются различные ремесла – работа с глиной, бисероплетение, кожевенное дело, военное дело... Дети и взрослые погружаются в фольклор и историю – как без этого проведешь праздник Ивана Купалы или день Белой лошади? А исторические факты не только узнаются, но и проживаются. Если ребенок постоит в кольчуге, увидит печенегов, которые стреляют огненными стрелами, почувствует на себе, что значит быть защитником своего дома, это останется с ним на всю жизнь как его личный опыт, а не забудется, как прочитанная в учебнике страница.
Недавно появился новый проект – “Средневековье”.
В детской общественной организации “Центр игровых технологий” полторы тысячи членов. Есть первичные организации, есть проекты и есть около двухсот взрослых – собственно педагогический отряд и люди, ему помогающие. И это реальное сообщество, а не сообщество на бумаге. Всех этих людей можно собрать в любой день.
Лагеря платные, но чем активнее ребенок участвует в жизни своей общественной организации, тем больше он зарабатывает скидок на свой отдых. А есть еще “школа вождей” и “школа следопытов” – “вожди” и “следопыты” едут в лагеря бесплатно да еще получают приработок как инструкторы – их оформляют через центр занятости. Бесплатно едут и те, кто занимался в научных кружках, выступал на конференции, поработал в оружейной мастерской, готовил лагерь к заезду... Еще бесплатно берут детей-сирот из 1-го интерната.
В лагере атмосфера игры и полное самообслуживание. Один папа после лагеря сказал: “Не знаю всех ваших педагогических наворотов, но мне важно, что мой ребенок теперь может сварить кашу и накормить семью, а до того он не знал, где растут макароны”.
Каждый год в педагогический отряд “Центра игровых технологий” набирают 40 человек, а на выходе остается только 8–10 человек. Уходят профессионально непригодные – здесь быстро становится ясно, кто может, а кто не может быть педагогом.

Кайф от жизни

Школьные учителя привыкли смотреть на своих подопечных сквозь призму сложившихся стереотипов. Этот – двоечник. Этот – отличник. К ребенку приклеивается ярлык, и все в нем видится сквозь призму сложившейся установки. И многие дети привыкают к этим ярлыкам, боятся и не умеют выйти за границы раз и навсегда определенной роли.
Часто только внешкольная сфера дает возможность ребенку сменить имидж. Во всяком случае, это то, в чем каждый ребенок остро нуждается. Дмитрий Александрович Казьмин, настраивая педагогов на прием детей в лагерь, предупреждает: ни в коем случае не разрушайте легенду, с которой приходит к вам незнакомый ребенок. Пускай он наврет с три короба. Пускай расскажет, что он признанный и нужный в классе, что он лидер и авторитет в своей школе. Не надо его “разоблачать”, пусть он сам поверит своей легенде, привыкнет к ней и станет вести себя в соответствии с нею.
…Жила-была девочка, которую все (и она в том числе) считали очень некрасивой. У нее было уже три попытки суицида. А в лагере произошло что-то, она вдруг начала расцветать на глазах и совсем иной вернулась в свой класс. Потому что в лагере ее приняли в совершенно иной роли, она поверила в себя и преодолела сложившийся стереотип.
Часто бывает, что в школе ребенок одинок, а в лагере у него появляются друзья. Общение продолжается и после лагеря: через Интернет, личные встречи и даже родители начинают дружить.
Не слишком ли короток срок пребывания в лагере, чтобы ребенок почувствовал себя действительно другим? Дело не во времени, а в интенсивности происходящих здесь погружений. Насыщенность жизни событиями тут такова, что хватило бы на год. А в результате в лагеря, которые организует “Центр игровых технологий”, от желающих нет отбоя. Конкурс – 12 человек на место! И это при том, что условия жизни почти спартанские – живут в палатках, готовят на костре… А в обычные “оздоровительные лагеря” детей едва набирают на смену. На вопрос, почему так, Дмитрий Александрович отвечает: в обычных лагерях дети не знают, чем себя занять, у нас же нагрузки такие, что ребята по вечерам падают как убитые. Но главное – наш лагерь дает толчок к настоящей жизни.
Еще будучи завучем в школе, Казьмин постоянно говорил своим учителям: читать детям проповеди о вреде наркотиков бессмысленно. Ребенок думает не о вреде, а о том, что от наркотиков получают “кайф”, удовольствие – так ему говорят в его компании. Но это значит, что главное средство борьбы с наркотиками и прочими сомнительными удовольствиями – это насытить повседневное существование ребенка “кайфом от жизни”. Тогда ему будут не нужны химические способы получения удовольствия.
То же и про школу. Дайте ребенку не абстрактные знания из книг, а такие, которые можно почувствовать и потрогать в своей собственной жизни. И тогда ребенку не захочется прятаться в мир сомнительных удовольствий… Дайте ему возможность сильных чувств, увлекательных дел – то, что обычно ребенок находит в дворовых компаниях, в разного рода неформальных группировках, но никак не в школе. Потому что для сильных чувств нужна другая, незнакомая школе педагогика. Активная педагогика. И тогда проблема наркотиков будет решена.

Парадоксы “оптимизации”

Первая наша поездка за пределы Воронежа – по Ростовской трассе в Левобережье среднего течения Дона, следующая – в холмистое правобережье – Хохольский и Репьевский районы.
На селе полным ходом идет так называемая “оптимизация” школ. Смысл этой деятельности довольно незамысловат: слишком дорого обходится государству ученик малокомплектной сельской школы.
– Жалко закрывать ту школу, которую сам открывал, – рассказывает начальник отдела по образованию Хохольской районной администрации Анатолий Андреевич Дорош. – Но что делать? На систему образования уходит 45 процентов бюджета района. Причем на оплату труда учителей в будущем году должно быть потрачено на 7 млн рублей меньше, чем в этом. Деньги эти пока обещают не отбирать у образования: они пойдут на подвоз детей, на оплату коммунальных услуг, на капитальные ремонты школ. Но число учителей должно сократиться. По нормативу средняя наполняемость классов в селе должна быть 20 человек, а у нас в районе – 13,5, причем есть классы и по три человека. Есть села, где осталось очень мало детей. А есть и такие школы, которые просто не выдерживают конкуренции. Например, на территории Петинской школы проживают 60 детей. Но в основную школу ходят 25, а остальные предпочитают ездить в Орловку – дети и родители сами сделали выбор. Но при этом в Петинской школе цена одного ученика (только с точки зрения того, сколько денег уходит на учительскую зарплату) составляет 13–14 тысяч, а в Орловский – 5. Разве это справедливо? А по нашим расчетам нормально, когда “цена” ученика составляет 9,8 тысячи тоже в пересчете на учительскую зарплату.
Сейчас в районе есть два автобуса, пять маршрутов. В этом году поступят еще “газель” и два “пазика”, и тогда по сетевой системе будем подвозить учеников в базовые школы для профильного обучения и на предпрофильные курсы. Например, в Хохол, где хорошо оборудованы кабинеты, есть зал для занятий ритмикой, два спортзала, тренажерный зал… Сюда или полностью на учебу в старших классах или на профильные курсы будут стекаться дети из Петровской, Еманчинской, Октябрьской, Орловской, Устьевской, Петинской школ. Но я против того, чтобы школы закрывать и детей полностью переводить на подвоз или на интернатное содержание. Во-первых, у ребенка должен быть дом. А во-вторых, транспортные расходы – это тоже очень дорого. Например, если в школе закрыть 10–11 классы и перевести их на обучение в “базовой школе”, мы выиграем всего лишь четыре учительские ставки, а ведь все расходы на содержание здания все равно останутся, ведь в школе продолжают учиться дети начального и основного звена. Плюс транспорт…
В Староникольской школе к Анатолию Андреевичу подошли родители – просить о том, чтобы не укрупняли классы в начальной школе за счет объединения параллелей. За это же ратует и глава сельской администрации Тимофей Иванович Абрамов. Но что делать, если в первый класс пришли только три ученика, а сверху требуют “оптимизации”? Анатолий Андреевич убеждает, что все будет организовано так, что объединение классов не повлияет на качество обучения, но родителей-то беспокоит, что уже не будет той учительницы, к которой привыкли дети. А Тимофей Иванович хочет сохранить всех своих учителей, да и полставки завуча в школе нелишние: а деньги уйдут, если школа перестанет считаться полнокомплектной. Так что государство считает свои рубли, а сельчане – свои.
Впрочем, глава администрации о школе заботится. Огромные пластиковые окна, новые коммуникации – все лето шла реконструкция школьного здания. А то ведь школа была построена в 1961 году по проекту 1949 года. Трубы, прослужившие больше сорока лет, обматывали резиновыми камерами и чувствовали себя как на пороховой бочке, особенно после того, как перешли на централизованное газовое отопление. Давление в системе возросло в два раза, и трубы стали рваться… Благодаря инвестиционной программе область и Федерация выделили 6,5 миллиона рублей, а район – 800 тысяч – помогали и глава района, и депутаты.

Поединок трех мудростей

И с учителями Староникольской, и с завучем Масальской, и с директором Солонцовской школы мы говорили не только о финансовых проблемах, но и о педагогических. Например, о несовершенстве принятой системы школьных оценок. С одной стороны, существуют довольно четкие объективные критерии – в каком случае ученик заслуживает той или иной оценки. Но разве можно всех детей класса выравнять по единому ранжиру? Как часто бывает, что объективные критерии – критерии совершенно несправедливые. Вот Вася – блестящий ученик. У него всегда пятерки. Он, даже если не готовился к уроку, все равно ответит хорошо за счет эрудиции, уверенности в себе, поставленной речи. А Коля учится с трудом. Но сегодня он очень постарался. И сделал явный скачок относительно самого себя. Но как отметить это его продвижение, эту его самоотдачу? По объективным критериям он отвечает на тройку. Но по педагогической совести-то это же совсем не тройка! И если он раньше получал тройки, когда ничего не делал, и ту же тройку получит теперь, когда прыгнул выше собственной головы, какой стимул к дальнейшей работе у него будет? Значит, надо поставить ему оценку повыше? Но как на это посмотрят другие дети, которые отвечают значительно лучше, но получают такие же отметки?
Впрочем, дети часто мудрее составителей всяческих инструкций. И прекрасно понимают относительность школьных оценок. Учитель географии и биологии Нина Петровна Бартенева рассказывает:
– Дети сами просят на уроке: поставьте ему “пять”, он же сегодня старался! Просто я всегда должна объяснять, за что именно я готова поставить ту или иную отметку. Например, за активность. Или за сообразительность. Или за работоспособность. Задаю какой-то вопрос и говорю: кто ответит, тому – пятерка. Это обычно бывают вопросы на сообразительность, на сопоставление изученного с жизненным опытом. И бывает, что никто не может догадаться, а самый слабый ученик вдруг себе под нос потихоньку пробурчит правильный ответ. Да, у него нет систематических знаний, он не может стройно и последовательно рассказать заданный урок, у него не развита речь, он стесняется, он привык к неудачам. Но, оказывается, интуиция и сообразительность у него развиты лучше, чем у отличников! Вот и вопрос: чему же мы учим? Мы ставим высокие оценки за хорошо выученный материал, а может быть, привычка к точному и последовательному воспроизведению учебного материала глушит интуицию?
И вообще можно ли, работая на уроке с детьми разных способностей, не унижать достоинства ни одного? Елена Викторовна Кретинина, учитель английского языка, считает, что ребенка, который просто сделал какое-то учебное усилие, надо обязательно поощрить высокой оценкой. Хотя с формальной точки зрения это прямое нарушение инструкций про объективность оценок.
– Нас не уволят, а ему приятно. У нас и классный час был на эту тему. И дети никогда не возражают против завышенной оценки. Классы у нас маленькие, живут дети дружно, им и объяснять ничего не надо. Они вперед нас оценку ставят.
Обесценивание оценки? Или педагогическая мудрость, суть которой в том, что учим-то мы в первую очередь не знаниям, а милосердию и справедливости? И научить этому нельзя иначе как через поступок. В том и состоит высшее предназначение всякой педагогики…
Что же касается пресловутых “срезов знаний”, бесчисленных проверок, ЕГЭ и других инструментов борьбы за “объективность” оценки – к счастью, настоящий учитель понимает, что главное предназначение школы – учить человечности. К жизни готовит не уровень знаний, а что-то совершенно другое. Ребенок тогда подготовлен к жизни, когда он не озлоблен на эту жизнь, когда не чувствует своей второсортности, когда на нем не лежит груз бесчисленных школьных унижений. А условность всевозможных проверок – от административного диктанта до ЕГЭ – дети понимают лучше нас.
Так что вместе со многими моими собеседниками мы решили: не будем подчинять всю школьную жизнь задаче подготовки к ЕГЭ. Это как-то себя не уважать… Надо только добиться, чтобы форма ЕГЭ не была обязательной ни для одного экзамена.
И не надо никого обманывать – ни себя, ни детей: объективность оценки – это миф, удобный только для управленца. И нужен он для удобства учета, а вовсе не для развития детей. Здесь противоречие между задачами управленцев и учителей. Если учитель должен развить, воспитать, научить, то управленец – посчитать и учесть. И оттого эта вечная борьба, вечное противостояние между учителем и управленцем. Учитель думает о развитии ребенка, а управленец – о том, как за это развитие отчитаться. И потому учитель видит, что каждый ребенок развивается по своему, совершенно индивидуальному сценарию, а управленец мечтает о том, чтобы все сценарии подвести под один.

Людмила РЫБИНА
Фото Данила РОМАНОВА
и из архива “Центра игровых технологий”

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"