ОТКРЫТАЯ ШКОЛА
 Что обычно волнует школьного
педагога накануне и в первые дни учебного года?
Да много чего – подготовить к длинному учебному
году классное помещение, психологически
настроиться на работу с родителями и детьми,
активизировать свой «методический багаж»... Но
вряд ли кому-то приходит в голову заняться
проектированием… содержания образования – что
его проектировать, если оно уже спроектировано
теми, кто составлял учебные программы? Учебная
программа все расписывает наперед, а принцип
поурочного планирования заставляет учителя из
года в год заниматься одними и теми же вещами,
внося изменения только в методические приемы
подачи материала, но никак не в само содержание
учебного процесса. Курс проложен не им – его
задача исправно двигаться по давно проложенному
кем-то курсу.
И совсем другая история происходит с учителями,
которые работают в Лаборатории вероятностного
образования (ЛВО).
Наша газета не раз писала об этой необычной
школе, где моделируются принципы такого
образования, которое ориентировано не на
трансляцию «знаний – умений – навыков», а на
максимальное развитие индивидуально-личного
пространства каждого ученика и на
образовательное движение по «непрограммным»
траекториям.
За 12 лет многое удалось доказать и понять.
Например, что развитие ребенка в условиях
открытых образовательных сред (это когда
образование не связано жестким учебным планом)
оказывается удивительно эффективным, о чем
говорит опыт уже состоявшихся выпускников
лаборатории. Или, например, что работать в
условиях открытых образовательных сред под силу
не только каким-то исключительным, выдающимся
педагогам.
Сегодня мы публикуем фрагменты осеннего
педагогического дневника Ольги Мягковой,
которая вот уже четыре года работает в ЛВО. На наш
взгляд, это чрезвычайно значимый опыт
самонаблюдения учителя, оказавшегося в весьма
непривычных педагогических условиях. А еще это
важная попытка понимания и интерпретации самой
сути процессов, происходящих в ЛВО. И еще один
повод задуматься о смысле и предназначении
школьного образования в целом.
Педагогика превращений
Из осенних хроник ЛВО
5 сентября
Четыре дня рассказывали о лете. Просто садились в
круг и рассказывали. Время совершенно не
ограничивалось. Сева, кажется, рассказывал целый
час.
Какое-то событие в жизни одного может вызвать,
притянуть воспоминания о похожем у многих. Тогда
все говорят практически наперебой.
Дети иногда сходятся в своих ощущениях в
непредсказуемых точках.
Игорь рассказывал про Алма-Ату, что город
просторный, там не чувствуешь себя запертым, как
в коробке. На это Сеня говорит, что сейчас часто,
когда гуляет, оказывается в тупиках,
образованных домами, а Сева тихо произносит: “Да,
здорово…” (в смысле – про Алма-Ату). Я не знала,
что такое ощущение пространства для них важно,
что им тесно в городе.
Сева потом рассказывал про Аркаим, даже на парте
выложил из ручек, трубочек, кристалликов,
транспортира пространство Аркаима.
Там были гора Любви, речка, палатка, где они жили,
любимое Севкино место. “Там было очень тихо. Я
сидел на берегу реки. Там много камыша. Когда дул
ветер, казалось, что он поет песню без слов и без
звуков…”
* * *
Из рассказов о лете.
Сеня. …У нас была кустарная химическая
лаборатория. Кустарная, потому что в кустарнике.
Еще Сене задавали вопросы о Московском Кремле,
где он был летом:
– А там много крема?
– А кремния?
– А площадь очень красная?
* * *
А это две Кати:
Катя Л. Потом наступил июль…
Катя В. На кого он наступил?
Катя Л. На меня. Знаешь, какой он тяжелый!
Такая игра возникает очень легко, быстро. В
Катином случае все могло прекратиться. Просто
после секундного молчания продолжился бы
рассказ. Шутка второй Кати могла быть принята, но
не поддержана. А Катя Лещинская, пусть и с легким
раздражением в голосе (а может, мне показалось),
позволяет июлю побыть топающим неуклюжим
существом…
Эта игра принимается тем, на чьей территории
шутят. Территория – это пространство рассказа...
А Сеня сам выстраивает внутри рассказа второе
пространство.
12 сентября
Сегодня с утра младшие занялись “историческим
проектом” – по персоналиям. Разбились на
команды. Возятся с датами рождения и смерти.
Сталкиваются с тем, что иногда нет точной даты
рождения и смерти.
Реплики:
Катя Л. Народ, смотрите, кто написал “Обломова”!
Оля – Паше. Пашка – Пушкин маленький.
Игорь. О.В., а у меня Д’Аламбер никак умирать не
собирается.
Смешные, они ищут дату смерти в конце рассказа,
как многие тщатся найти сцену, где Анна Каренина
бросается под паровоз, перелистывая последние
страницы романа.
Игорь обнаружил дату смерти Д’Аламбера уже во
второй главе.
Когда они ищут, создается звуковое поле, где
звучит множество незнакомых фамилий, огромных
имен, проклятий, что кто-то не умирает… Гриша не
может найти дату смерти Беранже: “Тут написано,
что Беранже в 1874 году почти совсем не жил в
Париже. “Почти совсем не жил”, но еще живой, не
умер!”
14 сентября
Сегодня пыталась объединить старших и младших
для продолжения Crazy History. Старшие завопили, что
нет Ани и Влада, главных обладателей информации в
каждой команде, что они не помнят, какие события
были, не знают, что надо связывать.
Я поддалась на эти плачи, согласилась, что
ситуация безвыходная, и распустила обе команды.
Но тут пришел А.М., спросил, почему команды не
работают.
На мои объяснения сказал, что вот и хорошо, что
Ани и Влада нет. Пусть остальные выкарабкиваются
– как раз поймут, как они удерживают ситуацию
целиком, могут ли восстановить информацию без
подпорок.
Кстати, позавчера, когда выстраивали на доске
цепочки событий обеих команд, А.М. попросил
записывать события противоположной команды.
Сегодня Наташа Девятерикова вспомнила об этом,
пришла к другой команде в надежде, что у них есть
записи. Но оказалось, что записи никто не вел.
Частично в командах произошла смена лидеров.
Очень активно включился Игорь. Дуня и Регина
уходили в гимназию, зато когда они появились, их
встретили бурными возгласами восторга: “Регина,
Дуня, идите к нам!”
Конечно, их хотели припахать, но надо же осознать,
что они нужны.
Момент “выкарабкивания” очень важен и для
учеников, и для нас.
Как работать без предоставленной кем-то
информации?
Похоже, я готова помочь, сделать часть работы за
них, потому что таким образом показываю: “Я тоже
могу участвовать в вашей работе, я на это
способна”. Но я готова участвовать тем, что у
меня есть (а в данном случае и вовсе конспектом их
предыдущей работы), а не тем, чего у меня нет.
А нужно втаскивать в себя (или вытаскивать из
себя).
Вернее, сначала втаскивать в себя какую-то
реальность (человека, событие, исторические
факты, музыку, текст), а потом…
Потом продолжили историю со старшими. Я понимаю,
что от многих версий я бы просто скукожилась,
сделала бы возмущенно-презрительное лицо. Я бы не
смогла отстроиться от реальной истории, принять
смысл crazy history. А это просто весело.
В этом пространстве еще незнакомых фактов можно
просто хулиганить, быть вместе.
25 сентября
Урок сна
Я не знала, что это такое. Но поверила им
и себе, что мы вообще можем такое сотворить и это
будет.
А произошло это так. Я оттягивала начало урока,
так как не знала, что с ними делать.
Когда они прискакали: “А можно урок сна, а
можно?” – я не сказала ничего определенного,
дала им еще пять минут свободы. Дальше тянуть
было нельзя. Прихожу – лежат. Или ломать их
настроение и то, что они настроили (подушки под
теннисным столом, составленные парты), или
встраиваться.
Я пошла искать книгу. Я искала “сонную” книгу.
Ну конечно, я не хотела, чтобы время прошло зря.
Глупая, я хотела провести его с пользой.
Меня спас сон.
Единственная книга, что “выцепилась”, и очень
быстро, была маленькая книга китайца Ли Бо.
Выключили свет. Задернули шторы.
Я начала читать, повернувшись спиной к окну. Ритм
стиха завораживал. Чтобы не было ломких пауз,
очень быстро выбирала стихи. Читала не всё
подряд. Мне нравился мой голос и то, что
происходит. А под конец, когда возникло ощущение
– “пора!” – пришел потрясающий стих, очень
тонко попадающий, о наступающем рассвете:
“Бумага окна светла…”
Все это время было ощущение глубокого
спокойствия.
И я до сих пор мечтаю еще раз увидеть детей,
лежащих под теннисным столом и на партах.
С самого начала я вынужденно отказалась от
целенаправленности (читаю им стихи, чтобы они
познакомились с китайской поэзией и написали
стилизации, свои тексты).
Успокоилась: пусть будет это время “просто так”.
Но когда после “сна”, когда развеялось молчание,
Родион сказал: “А можно сейчас написать стих?” –
ребята согласились, и получились правда красивые
тексты, а внутри у меня было хорошо.
Этот час – один из самых счастливых и ярких.
Во-первых, он внезапный и внерациональный…
Просто возникло ощущение – можно себя отпустить
и все может быть хорошо.
11 октября
Шум в классе. Я менторским голосом произношу:
– Я ничего не понимаю: что происходит?
Сева:
– Ольга Викторовна, а Алиса, когда упала в нору,
тоже ничего не понимала – она наблюдала…
Ольга МЯГКОВА
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|