ОБРАЗОВАТЕЛЬНАЯ ВЛАСТЬ

Мы любим ругать чиновников.
Но понимаем ли мы, из какой материи формируется чиновничье сознание? Какие комплексы отыгрывают чиновники, сидя в своих высоких или не очень высоких кабинетах? Что происходит с человеком, который становится чиновником? А ведь что-то несомненно происходит! Словно морок находит: был человек как человек, но вот садится он в высокое (или не очень высокое) чиновничье кресло – и словно не было человека, остался один функционал…
Но самый главный вопрос – а может ли быть иначе? Возможен ли чиновник, по-настоящему полезный и нужный своим согражданам, и если да – что для этого нужно сделать?
Это вопросы, на которые не может быть простых ответов, и потому мы приглашаем читателей к долгому и серьезному разговору на эту тему.

Рядовые чиновники не сдаются
Просто они всегда двумя руками – “за”!

Изменять не меняя

Когда смотришь на систему нашей педагогической власти извне, думаешь, что все наши беды от того, что у нас плохие чиновники. И идешь в эту власть с романтической иллюзией что-то изменить, на что-то повлиять. Но очень скоро понимаешь, что все неизмеримо сложнее. Власть – это своего рода «зона»? Там железная система управления, которая очень скоро заставляет жить по своим законам.
Мир чиновничества устроен весьма парадоксальным образом.
У любого чиновника есть своего рода идефикс – что-то обязательно изменить. Но изменить, ничего не меняя. Чтобы возникло ощущение бурной деятельности, но по сути все осталось неизменным.
Например, любой чиновник говорит о необходимости инноваций. Но любая инновация должна быть втиснута в рамки каких-то уже существующих схем.
Например, есть общее представление: должно существовать так называемое единое образовательное пространство. Понимание этого единого образовательного пространства предельно схематично. И именно эта схематичность требует введения жестких образовательных стандартов, которые позволяли бы чисто формальным образом выстраивать образовательный процесс. Очень скоро начинают требовать, чтобы все программы во всех школах России совпадали чуть ли не по классам. И только после этого позволяется говорить об инновациях. Естественно, любую содержательную новацию это убивает. Любой чиновник двумя руками за инновации. Но он заинтересован исключительно в тех инновациях, которые носят поверхностный, брендовый, коммерческий характер. А подлинные инновации – не брендовые, не коммерческие – сегодня не выживают, потому что школа все больше превращается в предмет рыночных отношений. Рынок подстраивается под идеалы потребителя, а подлинные педагогические инновации достаточно далеки от потребительских интересов простых граждан. Поэтому серьезные ученые вынуждены – дабы хоть как-то продвигать свои идеи – как бы раздваиваться. Они тратят силы и время на то, чтобы создавать некий общеупотребительный коммерческий продукт (например, разрабатывают репетиторские технологии), но делают это исключительно затем, чтобы заработать деньги на свое настоящее, некоммерческое дело. На то, что будет нужно стране лет через 50.

В капкане амбиций

Вообще главное, что происходит с человеком, который попадает в министерскую власть, – он рано или поздно начинает думать в рамках. А что это за особые рамки – это самый сложный и самый существенный вопрос. По сути дела, это вопрос о том, как устроена сама система этой власти.
Лично я была самым рядовым министерским чиновником. И ощущения у меня были противоречивые. С одной стороны, ты можешь (порою нечаянно, не по своей воле) на многое повлиять. От министерского чиновника, даже если он самого низкого уровня, многое зависит. Само по себе это достаточно приятное ощущение. Такая, знаете ли, сладость ощущения, что от тебя что-то реально зависит.
Но одновременно – и чем дальше, тем больше – к этому примешивался дикий страх оттого, что та мысль, которую ты случайно или преднамеренно вложишь в бумаги для вышестоящего начальника, вдруг ему понравится – и пойдет «выше». Совершенно невозможно предсказать, какие трансформации претерпит эта мысль по мере своего продвижения наверх... И когда ты впервые понимаешь это, становится по-настоящему страшно. Потому что в результате можно полностью дискредитировать любую самую замечательную идею.
Простой пример – идея безотметочного обучения в начальной школе. Наш отдел готовил такой проект. Было особо подчеркнуто, что безотметочное обучение ни в коем случае нельзя вводить директивным образом. В Законе «Об образовании» есть статья, которая позволяет учителю использовать любую форму оценивания, а значит, и безотметочную. И вопрос не в том, чтобы разработать какую-то очередную директиву для учителя, а в том, чтобы создать такие условия, чтобы учителя осознали, что есть возможность безотметочного обучения. А дальше нужно затратить определенные усилия на то, чтобы вырастить соответствующую педагогическую культуру. Обеспечить доступ к существующим технологическим наработкам по этому поводу, создать необходимую информационную базу, чтобы любой желающий мог ею воспользоваться. Чиновники наверху прочитали этот документ и потребовали рекомендаций на изменение нормативной базы. Мол, раз дело хорошее, то пускай будет в обязательном порядке!
Отсюда и страхи – любая твоя содержательная инициатива может для кого-то послужить просто отправной точкой для удовлетворения своих амбиций. Разовьется бурная деятельность, а ты станешь заложником ситуации и уже никому не объяснишь и не докажешь, что имел-то в виду совсем другое!
Да, власть дает возможности. Но она же накладывает и колоссальную ответственность. И если ты этой ответственности – этической прежде всего – не чувствуешь, это чревато.
Чем выше поднимаешься по лестнице власти – тем страшнее. Этическая ответственность перед людьми подменяется ответственностью перед начальством? Такова система.
К сожалению, приходится наблюдать в министерских коридорах молодых и амбициозных ребят, у которых, кажется, нет ничего, кроме жажды порулить. И комплексами этической ответственности они явно не страдают. Зато у них все хорошо с ответственностью перед начальством! А ведь возрастная ситуация в сегодняшнем министерстве такова, что любой молодой специалист – если он инициативен, если у него подвешен язык и если он исполнительски ответствен – обладает всеми шансами для быстрой карьеры. Тем более что зарплата у низового чиновника очень маленькая. Так что главный стимул в работе – власть. И идет очень жесткий естественный отбор – тех, кто энергичен, кто не мучается всякими комплексами и всегда готов сделать так, как удобно и выгодно начальству.

Власть – это несвобода

Странность управленческой ситуации состоит еще и в том, что чем выше ты поднимаешься по служебной лестнице, тем более оказываешься зависим. Ведь чем выше ты продвинулся, тем большей властью обладает твой вышестоящий начальник. И я не знаю, что и где должно измениться и сколько должно пройти эпох, чтобы властные структуры оказались построены по-другому. Во всяком случае, я не думаю, что решить эту проблему можно, просто подняв чиновникам зарплату... Мне кажется, что главная проблема наших российских чиновников – это отсутствие свободы.
Когда я шла в министерство, то полагала, что смогу оказаться действительно полезной. Но удручала армейская система. Например, ты должен быть на рабочем месте от и до – независимо ни от чего. Ты можешь качественно выполнить какую-то работу раньше обозначенного срока, но это не прибавит тебе времени.
И как ни странно, у меня резко сократились степени свободы. Например, я не могу поехать в школу и просто поговорить с учителями – все должно быть подкреплено бумагами вышестоящих начальников. Государственный служащий не принадлежит себе – он принадлежит установленному режиму. И может ли человек, находящийся в таком положении, проявлять собственную инициативу? Разумеется, нет. Только ту инициативу, в которой он угадывает желания вышестоящего начальства. И такая жизнь абсолютно развращает. Причем самое страшное, когда ты начинаешь подниматься вверх – садиться на более высокое место... Неизбежно замажешься. И очень легко потерять себя. Растерять тот профессионализм, с которым ты шел во власть. И превратиться в технического разметчика поручений.
Вообще верная примета чиновника – скольжение по поверхности, когда он ни во что особенно не вслушивается. И сразу очень быстро принимает решения – без заслушивания оснований, без обсуждения рисков. Скоропалительность – характерная черта типичного чиновника. Вслушиваться, вдумываться некогда. И для меня очень страшно было приобрести такую манеру. А отчего она? Да оттого, что груз большой, вопросов много и все просят быстроты и понятности.
Это на самом деле вредная и страшная манера. Она может глубоко врасти в поведение и образ жизни человека. Ведь чем выше начальник, тем больше он всем должен. И норма – когда обещания, даваемые нижестоящим, перестают выполняться. Неукоснительно выполняются только те обещания, которые даны наверх. Это условие карьерного роста. И это понятно: если во все, что идет снизу, глубоко нырять – не хватит времени. И если встречаешь чиновника, который «не гонит лошадей», который готов слушать и вслушиваться в твои аргументы и сомнения, это всегда поражает. Мне повезло: в моем окружении такие люди были. Но это – исключение из правил министерской жизни.

Татьяна СМИРНОВА

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"