ЛЮБИМЫЙ ГОРОД
РЕКА
Шекснинские радости
Можно сказать, что Череповец стоит
на Рыбинском водохранилище.
Но точнее – все-таки на берегу реки Шексны. Да,
большую ее часть принял в себя этот гигантский
водоем.
Но маленький кусочек сохранился.
Зачем нужна река? В первую очередь
конечно же для рыбной ловли. Этакий неиссякаемый
гигантский холодильник, откуда каждую минуту
можно вытащить кусок живой еды.
Немецкий путешественник Г.Штаден замечал в
шестнадцатом столетии: “По реке Шексне нет
городов или замков, но по дну забиты забои из
бревен, на них ловится осетр, который идет из
Каспийского моря и направляется к Белозеру.
Осетр этот поедается при дворе великого князя”.
То есть выходит, что во времена этого
путешественника от Шексны иного толку не было,
кроме как промыслового. А промышляли в то время
весьма и весьма браконьерскими способами.
Упомянутые Штаденом “забои” назывались езами.
Ез – это “перегородка на реке из кольев, жердей,
прутьев; запруда, закол для ловли рыбы”. Ез был
немалой ценностью. Сам князь Дмитрий Донской
писал в своем известном завещании: “А сына
своего, Андрея, благославляю куплею же деда
своего – Белым озером, со всеми волостми, и
Милолюбский ез”.
Неудивительно – ведь ез был вещь нешуточная. Вот,
например, как выглядел один из них – Цылинский:
“А в том езу 28 козлов. А выходит в тот ез лесу
большого на козлы 80 дерев, да на переклады и
навалу 120 дерев, да на грузила и на суковатики
среднего лесу 90 дерев, а в клетку выходит 70 бревен,
а мелкого лесу на засовы 1450 жердей. А в пором (то
есть в плот, с которого обслуживался ез. – А.М.)
выходит большого лесу 5 колод, да 17 бревен
поперечных, да 2 бревна, да 16 тесин, да стырь, да
палица”.
Со временем в славу вошла здешняя стерлядь. Когда
Гавриил Романович Державин перечислял в
стихотворении “Приглашение к обеду” черты
шикарного застолья, он начал именно с нее:
Шекснинска стерлядь золотая,
Каймак и борщ уже стоят,
В графинах вина, пунш, блистая
То льдом, то искрами, манят;
С курильниц благовоньи льются,
Плоды среди корзин смеются,
Не смеют слуги и дохнуть,
Тебя стола вкруг ожидая;
Хозяйка статная, младая
Готова руку протянуть.
А краеведы Э.Риммер и М.Бородулин устами
пароходного буфетчика перечисляли здешние
рыбные яства:
“– Есть ли стерлядка? – спрашиваете вы у
буфетчика, открывая меню.
– Как же-с, – изумляется он вашей
неосведомленности. – Как не быть? На Шексне-с,
сударь, стерлядь для всякого буфетчика
обязательна. Вот, извольте-с, рыбное горячее:
солянка жидкая сборная из стерляди, солянка
московская из стерляди же, стерлядь паровая,
стерлядь разварная, она же по-русски, и кокиль из
рыбы. Есть и севрюжка “американ”, и осетрина по-русски,
и рыбное жаркое из стерляди, осетрины и судака, и
рыбное холодное – ботвинья с осетриной, осетрина
с хреном, майонез из рыбы, салат. Из закусок –
икра, балык, бутерброды со свежей паюсной икрой”.
Вряд ли краеведы слишком уж преувеличивали.
Вероятнее всего, рыбный ассортимент шекснинских
пароходов был приблизительно таким.
* * *
Но не к одному рыболовству сводилась роль речки
Шексны в жизни Череповца и ближайших
окрестностей. Вовсю эксплуатировалась и сама
вода – Шексна была одной из важных транспортных
артерий, спасением местных купцов. Об этом даже
слагались легенды. Вот лишь одна из них: “Плыл по
Шексне купец в лодке с товаром. В виду устья реки
Ягорбы ясным утром на землю внезапно опустилась
тьма, да такая, что солнце исчезло, а на небе
выступили звезды. Испугался купец, пал на колени
вместе со своими спутниками, принялся молиться…
Спустя какое-то время из-за высокого холма на
мысу при слиянии Шексны и Ягорбы засияли сначала
отдельные лучи, а потом все шире разлился свет, и
солнце снова показалось на небе во всей красоте!
С испугу купец дал обет поставить на “огненной
горе” часовню, что и исполнил через пару лет”.
Кстати, это не что иное, как легенда об основании
самого Череповца. Поскольку в 1360 году сюда, к этой
часовне, явились два монаха из Москвы – Феодосий
и Афанасий – и основали Воскресенский монастырь,
возле которого и был поставлен город.
Естественно, речное судоходство не могло не
интересовать здешних купцов. В первую очередь
конечно же братьев Милютиных. В “Кратком очерке
возникновения города Череповца…” об этом
говорилось прямо: “В 1860 году появился на р.
Шексне первый пассажирский колесный пароход
“Смелый”, 20 сил, под прежним названием “Ундина”
совершавший рейсы между Ораниенбаумом и
Петергофом, купленный Милютиными у Н.И.Мюссарда
за 3500 р., с уплатою при покупке 1500 руб., а остальные
– в 2 года. Пароход был длиною всего в 14 саж.,
невысокий боками, мелкосидящий – до 14 вершк. На
нем был только тент, но кают не было; затем уже
этот пароход в доке был переделан, сделаны были
палуба и каюты.
Этим пароходом была открыта пассажирская линия
от Череповца до Рыбинска и вверх по Шексне до
Чайки.
На следующий год был приобретен первый буксирный
небольшой винтовой пароходик от того же Мюссарда
под названием “Филипп Ирапский”, который и
положил начало буксирному пароходству по Шексне
и навсегда заменил конную тягу судов, столь
гибельную для населения распространением
сибирской язвы”.
В 1864 году в честь посещения Череповца одним из
членов императорской фамилии, ныне забытым
цесаревичем Николаем Александровичем,
“братьями Милютиными на заводе Макферсона… был
заказан пассажирский пароход в 50 сил и
наименован “Цесаревич”, стоимостью в 17 500 руб., с
уплатою денег в 4 года. Пароход этот относительно
удобства и комфорта удовлетворял
невзыскательную в то время публику. Сначала
пароход отходил два раза в неделю, теперь же
ежедневно, да еще три парохода совершают рейсы (“Краткий
очерк возникновения города Череповца…”
датирован был 1910 годом. – А.М.)”.
И далее: “Кроме того, в конце 1868 года на своей
судостроительной верфи была осуществлена Иваном
Андреевичем идея открытия русского общества
торгового мореплавания постройкою трех
деревянных судов: 2-х шхун “Великий князь
Алексей” и “Царское Село” и брига “Шексна”.
Первая из них была спущена на воду в присутствии
Его Императорского Высочества Великого Князя
Алексея Александровича при посещении Им
г. Череповца в 1870 году, в честь коего и была
названа шхуна. Шхуна эта по прибытии в Петербург
была поставлена у Дворцовой набережной и
удостоилась посещения Высочайших Особ и
высокопоставленных лиц и обратила на себя
внимание столичных жителей. Эти суда были
нагружены товаром в Кронштадте и совершили
заграничное плавание”.
Сам же Милютин не без гордости писал об этом:
“Корабли, сверх ожиданий, оказались лучшими
ходоками, получив свидетельства 1-го класса
Английского Ллойда (так называлась британская
страховая компания. – А.М.), ходили во все
северные европейские порта, а затем из Ливорно, с
мрамором, в Бостон, в Америку, а оттуда с юфтью в
Англию и т. д. Один из них потом при входе в устье
Печоры погиб (с солью, которую вез для Печорского
края) благодаря отсутствию вех и бакенов”.
Речь шла о шхуне под названием “Великий князь
Алексей”. А шхуна “Царское Село” и бриг
“Шексна” Милютины продали”.
* * *
Но Милютины не ограничивались одним лишь
строительством, покупкой и продажей пароходов.
Иван Андреевич писал в Новгород губернатору (в то
время Череповец входил в Новгородскую область):
“С 1863 года я первым начал вводить буксирное
пароходство и продолжаю его расширять по
настоящую пору, борясь с препятствиями.
Трехлетний опыт показал, что развитие
пароходства на Шексне полезно и важно не в одном
торгово-промышленном отношении, но и в
сельскохозяйственном, потому что много рук и
лошадей освободит оно от бесполезной и тяжелой
коноводской работы и обратит их к земледелию или
к другой производительной промышленности.
Чтобы развить пароходство на Шексне в степени,
соответственной потребности… я обратился лично
здесь в Петербурге к господину Министру путей
сообщения, который, хотя сознает пользу и
необходимость в развитии пароходства на Шексне,
но тем не менее желал бы в этом отношении еще
слышать заявление или засвидетельствования
Начальника губернии, через которую проходит
большая часть реки Шексны”.
Милютин заботился о так называемой Мариинской
системе – реках Шексне, Ковже, Вытегре и Свири,
связывающих Волгу и Санкт-Петербург. Иван
Андреевич в подробностях описывал ее: “Готовым
природным путем я называю р. Шексну от Волги до
Белоозера из 400 верст – 330 верст, Белое озеро 40 в.,
р. Ковжа 40 в., это к Волге, по ту сторону
водораздела; затем по сю сторону, к Петербургу: р.
Вытегра 20 в., Онежское озеро 30 в., р. Свирь на 200 – 150
в., Ладожское озеро 160 в., или рядом с ним идущие
две параллели каналов 150 в. и р. Нева до Петербурга
50 в., далее уже идет бесконечное море.
Между этими противоположными направлениями
течения рек лежит водораздел с богатейшими
бассейнами и источниками воды в виде озер
Ковжского и других, которые тянутся непрерывной
цепью, раскинувшись по плоской возвышенности,
разделяющий Каспийский бассейн от Балтийского, и
от этой черты разделения вод идут: к Волге
шлюзованная часть р. Ковжи на 40 в., а к Неве
шлюзованная часть р. Вытегры на 60 в. Вот на них-то
и устроены были, по мысли Петра Великого, шлюзы,
чтобы при помощи их подняться судам на
упомянутую возвышенность и спуститься с нее (недаром
говорится в Священном писании “на горах станут
воды”, а нам остается добавить “и пройдут
пароходы”)… Таково географическое положение
занимает Мариинская система, – этот своего рода
Панамский канал”.
Увы, эта удобная череда рек в иных местах была и
мелководна, и узка. Требовались капитальные
работы по благоустройству той речной системы.
Рыбинские и петербургские купцы (конечно,
раззадоренные И.Милютиным) писали: “Если бы
Правительство затруднилось в пожертвовании
подобного значительного капитала (работы
оценивались в 10 миллионов рублей. – А.М.), с полной
затратой, или даже с возвратом посредством
особого судоходного сбора в продолжение
известного времени, по примеру канала Императора
Александра II, или другим каким-либо
эксплуатационным образом, то купечество
принимает на себя обязательство собрать капитал
и устроить путь на тех началах, какие, по
обоюдному соглашению с Правительством,
выработаны будут, нисколько не рассчитывая в
этом отношении на особенно выгодное помещение
капитала, а имея в виду государственную пользу”.
Под этим документом подписались 126
предпринимателей. Дело начинало потихоньку
двигаться. Очень уж потихоньку – к 1896 году вырыт
был Луковецкий перекоп, который на семь
километров сократил путь по Шексне. Где-то
подправили дно. Где-то поставили шлюзы. Но и
требования к системе возрастали. Иван Андреевич
писал: “Мы всегда… старались удовлетворить
только потребности вчерашнего дня, а не дней
будущих, вперед не смотрели, благо удавалось,
когда приходила беда на двор, отпихивать ее, и
слава Богу! Так думали и смотрели на Мариинскую
систему сорок лет, починяя и поправляя ее для
одних задов”.
Тем не менее, по сведениям начала века, Череповец
был очень даже крупным портом: “В г. Череповце на
реке Шексне находятся две пароходные пристани,
куда приходят и отходят пассажирские пароходы из
Рыбинска в Череповец, из Чайки в Череповец и
обратно. Кроме того, в летнее время вдоль берега
останавливается масса судов, идущих по реке
Шексне из Рыбинска в Петербург, частью для
выгрузки, частью для загрузки.
С проведением же железной дороги Петербург –
Вологда, в особенности ветки к ней, пристань
“Череповец” займет первое место, потому что
здесь будет останавливаться почти весь караван,
идущий из Рыбинска, и перегружаться на железную
дорогу, по которой кладь пойдет дальше на
Петербург, вследствие чего эта пристань будет
иметь важное значение для Мариинского водного
пути, как передаточное звено груза с Волги на
Петербург”.
* * *
Кстати, коммерческая роль реки Шексны не
ограничивалась судоходством. Пока Иван Малютин
хлопотал об улучшении водной системы, Н.В.Верещагин,
брат известного художника, корпел над посланием
министру земледелия и государственных имуществ:
“В нашем хозяйстве, при обилии леса и поеменных
лугов по реке Шексне, и также при совершенно
песчаной почве, мне представляется один выход –
развить молочное скотоводство. Когда я
посоветовался об этом с покойным отцом, то
услышал от него такой совет, что для успеха дела
предварительно самому следовало бы изучить
сыроварение. А так как в соседней с нами
Вологодской губернии, всего в 120-ти верстах от нас,
по соседству с тамошним нашим имением была
сыроварня, я попытался изучить сыроварение там.
Швейцарец-сыровар сначала согласился учить меня
варить сыр, а потом отказался, отговариваясь:
“Научи вас, русских, делать сыр, нам, швейцарцам,
делать будет нечего”. Еще барон Гакст-Гаузен,
описывая свое посещение Вологодской губернии,
упоминает о швейцарцах-сыроварах как о лицах,
наживших большие деньги от того, что успевали
держать свое производство в секрете. Мне
пришлось искать другого места для обучения, и
сколько я ни старался искать, нет ли где русского
сыровара, мне удалось услышать только об одном
царскосельском сыроваре Лебедеве, за обучение
коего Удельным Ведомством было заплачено
швейцарцу-сыровару, нанятому на удельную ферму
под Петербургом особо, сверх получаемого им
жалования, еще 850 рублей. Я обратился к Лебедеву с
просьбою научить меня сыроварению и сговорился с
ним, что за 65 руб. в месяц он даст мне помещение со
столом, в то же время будет учить меня варить сыр.
Сыр Лебедева выходил неважный, со множеством
очень мелких глазков, и сам Лебедев жаловался,
что его мастер обучил, да не вполне, не желая
будто бы открывать ему всех секретов”.
Как нетрудно догадаться, с производством сыра
вышло так же, как и с обустройством водного пути,
– что-то, конечно, вышло, но не так, как этого
хотелось изначально.
Река же Шексна оставалась одним из символов
провинциального, торгового Череповца:
В неведенье, в невиденье
Деньгу копил купец.
Как барышня на выданье,
Скучал Череповец.
И пахла жизнь лабазами,
Трестою и треской,
Пронырами, пролазами,
Уездною тоской,
Добытыми с оказией
Романами Дюма,
Старинною гимназией
И страстью без ума.
Душевною обидою,
Слезами, бегством в лес.
Я много в жизни видывал
Диковин и чудес.
Клубится над полянами
Ночь белая ясна.
Гружеными белянами
Колышется Шексна.
Кипит стальное варево,
Клокочет и поет.
В полгоризонта зарево
Над домнами встает.
И новыми поселками
Оттиснутый в конец
Под липами и елками
Притих Череповец.
С молитвами отпетыми
Забился в уголок,
Кредитными билетами
Оклеив потолок.
Он жизнь кончает праздную,
Совсем уходит в тень.
А я сегодня праздную
Со всеми новый день.
И, русый чуб поправивши,
На весь душевный жар
Аккордеон за клавиши
Потрогал сталевар.
На перламутре плавится
Литого солнца медь.
“…Зачем тебе, красавица,
Одной в саду сидеть…”
Михаил Дудин
* * *
И все же была у Шексны светская, даже культурная
жизнь. Здесь, например, Милютин принимал царевича.
Уже упомянутый “Краткий очерк возникновения
города Череповца…” сообщал: “В 1863 году, как бы в
поощрение начатых трудов Милютиными на пользу
государственную, неожиданно в июне месяце 1863 г.
совершил путешествие от Петербурга по
Мариинской системе ныне в Бозе почивший Его
Императорское Высочество Наследник Цесаревич
Николай Александрович.
Не теряя ни минуты, братья Милютины, разукрасив
свой незатейливый пароход-первенец “Смелый” и
сформировав команду матросов из граждан г.
Череповца во главе с В.А.Милютиным, все, одетые в
русские бархатные кафтаны и в поярковые шляпы
местного производства, отправились вверх по р.
Шексне для встречи Его Высочества в Огнему
Кирилловского уезда, близ Чайки. Встретив Его
Высочество, оба брата приветствовали Его хлебом-солью
(хлеб заменял исторический Череповецкий ситный).
Затем Его Высочество, пересев на пароход
“Смелый”, продолжал путь по Шексне до Череповца,
а Иван Андреевич поехал в Череповец горою, чтобы
встретить Его Высочество в своем городе вместе с
депутациею от г. Череповца”.
Спустя несколько лет произошло другое
великосветское событие: «В августе месяце 1866
года является в Россию Американская эскадра с
посольством во главе с г. Фоксом для поздравления
Государя Императора по поводу спасения Его жизни
4 апреля 1866 года. Недолго думая (черепане вообще в
то время не задумывались, а шли натиском, грудью
вперед), решили отправиться в Кронштадт
приветствовать Американцев. Живо составилась
депутация из купцов-черепан: И.Г.Озерцова, П.М.Тарасова,
В.М.Волкова во главе с Василием Андреевичем
Милютиным. Наняли пароход и отправились в
Кронштадт приветствовать Американцев. Поднося
посланнику хлеб-соль, благодарили в его лице
Американцев за сочувствие. Отдавая посланнику
хлеб-соль ситный, испеченный в Череповце,
депутация объяснила ту его особенность, что он
всегда подымается, как бы сильно ни сжимали его.
На что г. Фокс отвечал: “Как солнце стоит в
середине вселенной и соединяет своим тяготением
все светила небесные, так и Царь Русский
соединяет в Себе все чувства земли русской. Но
вот теперь перед нами выступает одна из единиц
необъятного русского царства с чувством
беспредельной любви и преданности Своему
Императору. Этот хлеб похож на Россию и Америку.
Обе эти страны так же подымаются, как бы сильно ни
сжали их извне”. Затем осушил бокал за
благоденствие г. Череповца. Этот бокал вместе с
национальным Американским флагом и
собственноручною подписью на нем и своею
фотографическою карточкою г. Фокс вручил
депутации на память г. Череповцу. Бокал,
фотографические карточки г. Фокса и депутатов
Череповца, оправленные в серебро, на особом
постаменте, и национальный флаг Америки
находятся в зале Городской Думы. Вот с этого
момента Черепане уже стали называться
“Американцами”, а не “белохребтыми”».
И разумеется, прогулки по Шексне с огромным
удовольствием предпринимали самые что ни на есть
простые обыватели:
Чудна чудная машина –
Развеселый пароход,
Уж мы сядем и поедем
Во Черепов городок.
Тем более что виды с парохода
открывались очень даже соблазнительные.
Путешественник Лука Петров писал о них: “За
рекою Ягорбою от востока и севера представляются
взору неизмеримые дремучие леса. Напротив, по
течению Шексны, от юга и юго-запада самые
пленительные виды, обширные равнины и на них
многолюдные селения, между которыми возвышаются
каменные храмы, стоящие один от другого в
недальнем расстоянии”.
А поэты воспевали славную Шексну в своих
прочувственных и романтических стихотворениях.
К примеру, Игорь Северянин:
Шексна моя, и Ягорба, и Суда,
Где просияла первая любовь,
Где стать поэтом в силу самосуда
Взбурленная мне предрешила кровь.
Вас повидать мое желание,
Непобеждаемое, как весна...
Сияет даль, и там, в ее сияние,
Моих слиянных рек голубизна.
* * *
А речка Ягорба, впадающая в Шексну, такой
известностью не пользовалась. Впрочем, и она иной
раз привлекала внимание путешественников. Один
из них, некто И.Ф.Тюменев, писал в своих заметках о
посещении Череповца: «“Нет ли у вас в городе
старинной церкви какой или часовни?” –
обратился я к извозчику. – “Есть Источница
старая”. – “Вези к Источнице”. Он свернул
направо, проехал в конец города и привез нас на
берег речки (кажется, носящей название Ягорбы).
Там стояли две часовни, одна новая, каменная, а
другая деревянная, очень ветхая. Окна в ней были
забиты досками. Сквозь щели мы могли рассмотреть
в полу часовни четырехугольный обруб колодца;
пол весь в дырьях и сильно перекошен; на стене
большая икона “Положение во гроб”. – “Это и
есть Источница?” – “Это и есть”. – “А по какому
случаю она тут поставлена?” – “Не знаю”. –
“Может быть, что-нибудь про нее рассказывают,
старину какую-нибудь?” – Нет, ничего не слыхал”».
Но, конечно, речке Ягорбе с ее “Источницей” до
Шексны было далеко.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|