Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №50/2004

Вторая тетрадь. Школьное дело

Я ИДУ УРОКА
Эстафета удивлений

Что же такое должно было произойти, чтобы учитель наконец прочел книгу, которая простояла у него в шкафу добрый десяток лет? Оказывается, отпуск! Нужно было уехать за тридевять земель, поселиться в хибаре, натолкнуться на эту книгу и от нечего делать начать ее перелистывать, не подозревая, что тут-то и случится главное событие отпуска, которое сделает его не похожим на все предыдущие.
Так что же получается? Выходит, чтобы текст чудесным образом вдруг “заиграл”, нужен необычный контекст. В каком контексте вы будете читать эту страницу – мы не знаем. А вдруг этот контекст окажется недостаточно странным и строки Достоевского пронесутся мимо вас со скоростью курьерского поезда? Вот мы и решили внести свою лепту в “остранение” (по В.Шкловскому) контекста вашего летнего чтения.
Нам почему-то кажется, что многим читателям с детства знакомы “рассказы в картинках” художника Н.Радлова (небось теперь их обозвали бы комиксами)… Так вот, когда мы поместили их рядом с “Дневником писателя”, то были немало удивлены. Оказалось, что строки, написанные во второй половине XIX века специально на злобу дня, и картинки, нарисованные в середине ХХ века специально для маленьких детей, неожиданно подходят друг другу.
Надеемся, что от этого странного соседства читатели только выиграют: в детских картинках вдруг откроются философские глубины, а суровые предостережения великого писателя окажутся не столь безысходными.

И утешительно, и горько

Каникулярное чтиво

На веранде, которую мы снимали летом в Крыму, где-то под самым потолком висела одна-единственная книжная полка. Снизу было видно, что на полке стоят две пыльные книжки, и поскольку чтиво, привезенное из дому, через несколько дней кончилось, я влезла на табуретку и глянула – Достоевский с Пришвиным. То и другое – дневники. Причем дома у меня стоят точно такие уж лет десять, да все руки как-то не доходили. Что ж, теперь, выходит, дошли и даже пыль с корешков тщательно стерли. Читать-то в маленьком приморском поселке больше нечего, кроме разве романов про жестокую любовь…
Однако Достоевский – да на разморенную жарой и ленью голову? Но, с другой стороны, дедушка Пришвин – вообще непонятно что. Кроме хрестоматийной “Кладовой солнца”, ничто меня вроде как с ним не связывает…
Я начала с Достоевского и, признаться, никак не ожидала, что читать буду запоем…

Чем так привлекательно оказалось для меня чтение дневника Достоевского? Большой писатель и чрезвычайно занятой человек находил время откликаться не только на какие-то масштабные события (такие, как война), но и на совершенно, казалось бы, частные – вот, например, судебные тяжбы какие-то. И не просто находил время, а считал делом своей совести и чести откликнуться на то, что, как ему казалось, витало в воздухе. Считал, что он может и должен повлиять на умонастроение сограждан. Вот эта его гражданственность меня покорила совершенно. Это раз.
Во-вторых, многие вещи показались мне удивительно современными. В этом – и горечь моя, и утешение одновременно. Особенно в том, что касается детей, детства, воспитания – именно эти моменты, строчки, факты, словечки выхватывало зрение, и ничего в этом странного нет, понятно, что чтение мое было избирательным, ведь учитель – он и на Луне учитель, не то что в отпуске.
Текст Достоевского оказался для меня прежде всего утешительным. Причем не по-хорошему утешительным. То, что происходит сейчас в России, в мире, по телевизору и в газетах, возле моей станции метро и в моем подъезде, то, что приходится видеть, слышать и нюхать, – уж хуже некуда: и пьянство, и пошлость, и тупость, и свинство, и безбожие, и то, что делается с ребенком (вернее, то, что с ним проделывают взрослые, которые живут так, как будто после них – хоть потоп), – все это кажется ужасным, Апокалипсис наших дней…
Но вот читаешь текст, который написан полтораста лет назад, – и вдруг оказывается, что Достоевский тоже в ужасе, он тоже кричит, ему тоже больно, страшно, и вокруг все то же, и оно так же вопиет: и пьянство, и зверства, и родительская жестокость, и бездуховность… И это в девятнадцатом просвещенном и утонченном веке! И думается, что и триста лет назад, и пятьсот, наверное, было так же и то же; но ведь мир при этом как-то же стоит, как-то держится, еще не рухнул. Это утешает.
А что горько? Да то же самое, только с другого конца. Вот читаешь о каких-то нелепостях, дикостях, и настолько эти дикости современны, актуальны, нормальны – я даже слово не могу подобрать, – что становится горько и обидно, и начинаешь унывать, и руки опускаются...

Мария ГАНЬКИНА

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru