ШКОЛЬНЫЙ АВТОБУС “ПС”

Новгородская область: педсовет после выпускного

Каждая поездка на нашем редакционном автобусе – особенная. Россия большая, и в ней, наверное, столько необычных школ, сколько их существует вообще. А это путешествие отличалось еще и тем, что оно было последним в учебном году. Но отпуск промчится быстро, и заметить не успеешь. Поэтому именно сейчас учителя начинают готовиться к следующему.
В разгаре – ремонт школ. Дети и учителя дружно красят парты и стены, отмывают накопившуюся за год грязь. Теперь они – одна команда.
– Таня, купи нам тортик!
– Так я уже купила, Ирина Михайловна! Приходите к нам в 21-й кабинет!
– Ладно! А завтра – вы к нам, хорошо, девчонки?!
После работы все собираются вместе, веселятся, вспоминают прошедший год. Потом дети уходят домой, а учителя продолжают свои разговоры. О самом больном, о самом важном, о том, чего уже не вспомнят в августе, когда нужно будет готовиться к новым занятиям.
– О проблемах школы нужно говорить именно сейчас, пока все свежо в памяти – и уроки, и экзамены, и обиды, и праздники. Хорошо, что вы к нам приехали!
Нам тоже было тепло и уютно в школах, принимавших нас. Они пахли краской, цветы были собраны на подоконниках и партах. Консультации, экзамены, сдача учебников – будничная июньская жизнь.
С нами вели неспешные разговоры, мы были гостями на экзаменах. Даже детей приглашали из дома. Просто звонили по телефону, и они приходили. А почему бы и нет? Ведь ребятам сейчас немного тоскливо, еще не разгулялись и не знают, куда себя деть, чем занять.

Пытаясь выбраться из Вологодской области в Костромскую, мы неожиданно оказались в маленьком городке Устюжна, который горд тем, что, возможно, именно о нем идет речь в гоголевском “Ревизоре”. Небольшие дома, окруженные церквами. Сирень, бьющая своим ароматом.
Школа № 2 нас встретила дружным хохотом учителей: “К нам? Вот здорово! А директора-то нет! Ну и ладно, проходите в его кабинет, и мы с вами – когда еще все вместе тут посидим, поболтаем?!” Действительно, когда? Время это особенное: никто никуда не спешит – впереди каникулы.
Боровичи – городок побольше, в нем даже есть свой туристический центр. И директор второй школы (так уж получилось, что нас преследовала эта цифра), Светлана Викторовна Хрусталева, на месте. В прошлом она учитель начальных классов, что лично меня очень удивило: большинство известных мне директоров – историки. Теперь Светлана Викторовна преподает литературу, а заодно получила и образование менеджера. Никаких совещаний в тот день не намечалось, и мы наговорились от души.
Село Кончанское-Суворовское недалеко от Боровичей. С утра проливной дождь, в селе тихо, на улице никого. Стучимся в избу: “Где у вас тут школа?” – “Ой, вы в школу! Давайте провожу”.
Привлекло нас это место еще и Музеем-усадьбой Суворова. А в музее нам даже разрешили позвонить в те самые колокола, которые провожали полководца в последний поход.
…Дети в летнем лагере, учителя с ними. Директор, Галина Васильевна Жукова, – словесник, по совместительству еще и психолог. Говорит мягко, слушает внимательно. Кто кого интервьюировал, я так и не поняла. Отпустили нас только под вечер. Да и, если честно, уезжать не хотелось.
Деревня Железково – с другой стороны от Боровичей. Туда мы попали совсем случайно: перепутали поворот. Судьба. Директор и завуч – учителя биологии и химии, мои коллеги. С детьми познакомили, на экзамен пригласили. Общительные.
Потом дорога привела нас на Валдай, в первую школу. Галина Николаевна Соколова, директор школы, отнеслась к нашему приезду очень серьезно. Провела по школе, рассказала об успехах и достижениях и стала извиняться за “разгром” (было бы за что извиняться – лето же!). А потом, совершенно неожиданно, перебирая вместе с завучем по воспитательной работе накопившиеся за годы плакаты, показала на один, с огромными синими буквами. На нем – гимн школы, написанный когда-то бывшей ученицей. “Гимн? А может быть, споете?” И неожиданно завуч и директор превратились в задорных девчонок и запели, чуть пританцовывая. Вот это да! Действительно, скоро каникулы.
Так, перебираясь под проливными дождями от города к городу, мы встречали своих коллег, с которыми проводили заочный педагогический совет. Педсовет после выпускных. Учителя говорили очень откровенно, и сегодня мы не будем называть имен многих участников этой дискуссии. Потому что поразила горькая фраза, услышанная из уст одной учительницы: “Вы думаете, мы – свободные люди? Ошибаетесь. Мы никогда свободными не были и, наверное, уже не станем”.
Я чувствовала себя одним из участников этого стихийного заочного педагогического совета и почти все, о чем пишу сейчас, говорила и там, споря или соглашаясь. Ведь на настоящем совете, тем более если он педагогический, не может быть просто слушающих. А если они есть, то какой же это совет?

Нужен ли в классе староста?

Людмила Павловна Макарова, преподаватель английского языка, взяла класс всего два года назад. Бывшая классная руководительница ушла на пенсию, когда дети были в девятом, вот и пришлось становиться классной мамой у почти взрослых ребят.
– Знаете, мне было легко с ними работать. В этом классе все годы была бессменная староста Юля Данилова. Она фактически выполняла роль второго классного руководителя: если опаздывали учителя, могла раздать всем задание, объяснить, что нужно делать. Ребята поначалу слушались ее даже лучше, чем меня. Привыкли. Видимо, когда-то в самом начале классный руководитель углядел в ней нечто очень важное – ее хорошее отношение ко всем. Юлю слушались даже хулиганы. А выделялась она в группе сверстников только своей скромностью и дисциплинированностью.
– А я встречала классы, в которых таких бессменных старост одноклассники начинали ненавидеть. Их называли подхалимами, и понятно почему: они обо всем докладывали классному руководителю.
– Юля с самого начала была человеком, которому это чуждо. Наверное, учителем был сделан очень правильный выбор.
– Получается, что главное качество для старосты – доброта. А еще терпение. А еще... Ох, как много требуется для этой должности!
– А в моем классе, – вступает Марина Александровна Устинова, классный руководитель другого 11 класса, – старосты всегда были сменные. Я хотела, чтобы все, кто хочет, попробовали себя на этой работе. В результате за семь лет старостой побывали почти пятнадцать человек из двадцати трех. И я думаю, это было полезно для каждого.
– Конечно, в идеале хотелось бы, чтобы каждый попробовал себя в ответственном деле. Но если у ребенка не лежит к этому душа? А другой, наоборот, только и мечтает об этой работе, его что, просто менять на других, на тех, кому она совсем не нравится?

Вот такой разговор. Тонкая грань, по которой постоянно продвигается учитель. Если бы девочку тогда, семь лет назад, не заметили, не оценили ее человеческих качеств, она, возможно, выросла бы совсем другим человеком.
Но учитель, на мой взгляд, рисковал, очень рисковал, назначая ее бессменным старостой. Человека легко испортить властью. Сколько таких примеров окружает каждого из нас?
Мне ближе второй подход – организация работы сменных старост. В нем меньше риска, а значит, он безопаснее. Однако всем известно, что большинство классов у нас имеет именно постоянных старост на протяжении пяти – семи лет. Неужели так сильно развито педагогическое чутье у учителей, что они безошибочно выбирают среди тридцати пятиклашек того одного-единственного, который сможет работать на этой должности и которому это не повредит?

Есть ли смысл в таком образовании?

– Самое печальное в том, что наши ученики часто не видят смысла в учебе. Потому и стараются всеми силами обмануть учителей, не выучить, а получить отметку. Если бы наши ребята знали, что то, чему мы их учим, нужно для жизни, всем было бы легче и интереснее – и детям, и учителям.
– Конечно, ведь школа – не подготовка к институту! А если молодой человек – труженик? Разве мало у нас ребят и девочек, которые, например, из таких бедных семей, что даже если и с пятерками закончат школу, никуда не поступят: просто не на что будет уехать из нашего города. А некоторым совсем учеба не дается, зато у них руки золотые. Государство почему-то считает, что все дети должны учиться по тем сложнейшим программам, которые составляются “наверху” и после этого... обязательно поступать в институт. Это глупо по меньшей мере.
– А некоторые абсолютно уверены: если ребенок стараниями родителей окончил гимназию, потом институт, значит, он счастливый человек. Но ведь это совсем не факт! Вон наш Степа: он не пойдет учиться в вуз, но я знаю, что он будет честно и добросовестно работать на любом месте. И его будут все любить, потому что он очень добрый, общительный человек. А кто-то другой – в школе отличник, в институте – тоже. Но никому он не в радость. Что же лучше?
– У нас школа – рабоче-крестьянская. Все остальные, у кого семьи побогаче, родители позаботливей и память получше, учатся в гимназии. Там из двадцати человек в классе – один троечник. А кто не справляется с учебой, быстро переходит к нам. Мы учим всех, даем профессию, права. И считаемся плохой школой, а гимназия – хорошей. Ведь нас теперь только по отметкам сравнивают и по тому, сколько ребят поступают после школы в институт.
– И у нас в районе школы оцениваются только по уровню обученности. Сколько лет работаем, столько – между двумя жерновами. С одной стороны – ребята, которых нужно научить хотя бы их личному минимуму; и помнить, что если им в школе не будет уютно и хорошо, они могут вообще из нее уйти. А кому от этого будет лучше? С другой стороны – начальство, ему нужен высокий процент успеваемости и поступаемости. Похоже, мы возвращаемся к прежним советским показателям: 99,9% обученности.

Учителя прекрасно понимают, что смыслом обучения в школе не могут быть отметки и экзамены. Но, к сожалению, их голосов никто не слышит. Их работу продолжают измерять в процентах. Школа превращается в плацдарм для поступления в вуз...
Педагоги пытаются с этим бороться. Они хотят, чтобы их ученики выросли самостоятельными людьми, умеющими учиться, переучиваться, совершать выбор, искать в себе таланты. Государство требует, чтобы школьники были хорошо подготовлены к тестам, то есть умели в нужный момент воспроизводить информацию, изложенную в учебниках. То есть чтобы умели подчиняться.
И после этого власть удивляется, почему рабочие места есть, но работать на них некому – никто не хочет переучиваться. Не может, не умеет. Их от этого отучила школа.
Ценность умения подчиняться снова становится приоритетной в нашем обществе. Закладывается она в школе, а следуем мы ей в течение всей жизни.

Чему нужно учить в школе?

– Нужно учить детей рассуждать, отстаивать свою точку зрения, пользоваться справочной литературой. Но теперь это делать невозможно: от нас требуют совершенно другого, в первую очередь – натаскивания на тесты. И ничего нельзя с этим поделать.
– Мы всегда торопимся: нужно пройти программу, следовать планам, выполнять стандарты. Мы обещаем ребятам, что обязательно выслушаем их мнение, но не сейчас, на следующем уроке или на перемене, а потом просто забываем об этом.
– Может быть, умению рассуждать, отстаивать свою точку зрения надо учить специально, а не просто давать возможность время от времени высказываться?
– Надо, конечно. Но я могу этим заниматься только как классный руководитель. На уроках программу проходим.
– А так ли уж нужно учить отстаивать свою точу зрения? Вот у меня сын на все вопросы имеет свой ответ, готов спорить невзирая на ранги и звания. А я бы хотела, чтобы он был пластичнее, знал, где свое мнение и попридержать нужно. Кое-где стоит и промолчать, тогда и за умного сойдешь.
– И все же школа должна помогать детям составить собственное мнение и научить его отстаивать. Особенно остро это касается изучения истории: меняется политика государства, учебники, по которым мы занимались вчера, сегодня могут быть признаны неверными. Ребятам очень трудно. Но если они будут иметь свою точку зрения на все происходящее, то даже на вступительных экзаменах им будет легче, ведь отстаивать свою позицию, когда ты убежден в правоте своих слов, всегда проще.
– А еще задача школы – развивать таланты детей. Тогда у каждого появится смысл в жизни. Тот дар Божий, что заложен природой, бывает сложно найти, но именно это и должна сделать школа.
– Нужно учить решать задачи, а не заставлять выучивать огромное количество формул. У нас же часто получается, что те, у кого просто хорошая память, на экзамене могут получить отметки лучше, чем вдумчивый, серьезный математик, который умеет рассуждать, но не может тупо запоминать.
– Главное, научить детей читать. Причем не просто складывать в слова черные буквы на белой бумаге,
а видеть то, о чем они читают.
– Обязательно нужно учить всем предметам, потому что никто не знает, что пригодится в будущем.
– А я бы в школе даже математике учила не всех. Ведь некоторым она ну просто не дается, так зачем же их мучить?
– Так и я об этом! Нужно дать возможность учить все предметы, но на том уровне, который доступен для каждого конкретного ребенка.
Всему этому должна учить школа. Она почему-то постоянно всем что-то должна. Самое поразительное, что, несмотря на жесточайшие условия, в которых находятся педагоги, они действительно стараются всему этому учить тех, кто к ним пришел. Иногда получается, иногда – нет. Почему? Чем мы сегодняшние отличаемся от нас вчерашних? Какие шаги в силах предпринять, чтобы учить детей по-настоящему?

Как можно научить самостоятельности?

Многим кажется, что самостоятельность в детях вырастает сама собой, будто по мановению волшебной палочки. Мол, просто нужно любить детей, а все остальное получится само, без лишних усилий. Я так не думаю. Именно мы, учителя, обязаны создать для ребят такие условия, в которых желание быть собой и стремление жить интересно росли бы год от года. Но и занятия тогда должны быть иначе организованы: ведь об этом нельзя говорить “по программе” и спрашивать на экзамене.

– Я вместе со своими классами много путешествую, хожу в походы. В таком общении, наверное, и учу их быть самостоятельными, в реальной жизни вне стен школы. Если у них возникают трудности на уроках, если они конфликтуют с педагогами, я говорю: “Ты считаешь, что прав? Докажи! Сначала мне. Я тебе помогу, но только если сама буду верить в твою правоту”. Они часто обращаются ко мне за помощью. Иногда удается объяснить, что они не правы. А когда понимаю, что не прав учитель, мы идем вместе “отстаивать справедливость”.
Научить защищать собственное мнение можно только если и ты, учитель, умеешь это делать. Я сама всегда говорю то, что думаю, хоть из-за этого и возникает порой масса проблем. Но, на мой взгляд, это единственный шанс выжить в нашем обществе и не потерять собственное лицо.
Правда, есть еще одно условие, обязательное для того, чтобы дети имели шанс постоять за себя. Это возможность принятия самостоятельных решений. У меня была ученица, с которой мы никак не могли наладить отношения. К восьмому классу ситуация очень обострилась. Она не воспринимала меня, а я ее. Стыдно об этом говорить, но бывает, к сожалению, и так. Однажды я ей сказала: “Попробуй перейти к другому учителю математики, может быть, там у тебя лучше получится”. Она неделю не ходила ко мне на уроки. А потом вернулась. Молча, ничего не говоря. И я тоже ничего не спросила. А зачем? Что-то с ней произошло, а что – так и осталось тайной.
Этот конфликт, конечно, можно было разрешить совершенно другим способом: задавить, заставить хорошо себя вести. Но результат был бы совсем другой. Девочка самостоятельно приняла решение, а я смогла найти в себе силы его принять без дополнительных вопросов и нотаций.
Как-то так получилось, что, отработав в школе 22 года, я выпускаю только третий класс. Мне больно говорить о своем первом выпуске. Тогда я пыталась их учить относиться к любому делу добросовестно, ответственно, много от них требовала, а оказалось, что в итоге я их ничему не научила. Практически все ребята из того класса стали совершенно неустроенными в жизни людьми. Все у них плохо – и в работе, и в личной жизни. Это лежит тяжким грузом на моем сердце. И наверное, будет лежать до конца.
Поняв это, я поменяла свое отношение к работе. Перестала навязывать детям свое мнение. Раньше я много требовала от своих учеников, не принимая никаких возражений: сегодня – сбор, послезавтра – поём, потом – маршируем. Все вместе, дружно, обязательно. Теперь я во всем даю детям право выбора. Не хочет ребенок – пусть не делает. Бывает, к чему-нибудь с классом готовишься, а остается только один человек. Ну и что? Я знаю, что завтра придут двое, а потом – все. Обязательно придут. Но не потому, что я заставила, а потому, что они так решили. А если не придут, значит, я сделала что-то не так.

Отпустить, дать свободу, чтобы потом с уважением и пониманием принять решение ребенка. Может быть, это и есть единственный способ развития детской самостоятельности? Но многие почему-то уверены, что этим можно и нужно заниматься только во внеурочной деятельности. Мол, на уроках мы дадим детям программу, а уж потом поучим верить в собственные силы, иметь собственное мнение, уметь его отстаивать. Сначала – “дадим и проверим”. Потом – “научим”.
Успеем ли? Хватит ли у нас на это времени, терпения, сил? А что если, привыкнув подчиняться чужим и порой абсурдным правилам учебных программ, наши ученики так и не захотят (не смогут?) искать себя, иметь собственное мнение?

Идеальная модель школы

Мы продолжили разговор о школе, позволив себе помечтать о том, какой бы она могла стать, если бы это зависело от тех, кто хорошо знает детей, кто год от года учит их, живя в российской глубинке, и, несмотря на утверждение о собственной несвободе, остается свободным.
– В идеальной школе должно быть много кружков. Это должна быть школа полного дня, в которой ребенок сможет отдохнуть после уроков, поспать, если ему это нужно, а потом попробовать себя в разных видах деятельности – и там, и там, и там. Но эти кружки должны быть открытыми, без привычной для нас формализации: записался в начале года – ходи туда постоянно, хочется тебе или нет. Мы, конечно, и сейчас закрываем глаза на эту формальность, но приходится ловчить. А это так противно! Дети должны иметь возможность менять кружки, когда им заблагорассудится, – на то оно и детство, чтобы пробовать, ошибаться, пробовать
снова.
– Идеальная школа должна давать ребятам шанс найти дело по душе, но это должно делаться совсем не так, как в сегодняшнем варианте предпрофильной подготовки. Там остаются программы, учителя приходят, чтобы научить, дети... некоторые, конечно, чтобы научиться. А большинство – чтобы получить отметки. В той школе, о которой я мечтаю, основным видом деятельности будет совместное творчество, совместная работа, где дети и взрослые – коллеги, а не конкурирующие стороны.
– Уроки тоже можно оставить, но при этом нужно относиться с пониманием к тому, что дети увлекаются работой в кружках. Это можно сделать, если одни и те же педагоги будут работать и в классах, и в кружках. Если дело общее, то кто же будет детей ругать?
– В идеальной школе обучение должно быть разноуровневое. Но чтобы из одной группы в другую дети могли переходить по собственному желанию.
– Если бы у нас не было программ, и особенно ЕГЭ, его требований, я бы учила своих детей любви к природе, к людям. И знания были бы не хуже, поверьте. Ведь любить и беречь можно только то, что ты знаешь и понимаешь. А дети должны понять, что жизнь – это бесценный дар, ниспосланный природой. Без знаний строения цветка или червяка можно обойтись; без любви к жизни – нет. Но как можно научить любви? О ней нельзя говорить, любовь требует действия, каждодневного труда. Тогда она просыпается. Только труд этот должен быть свободным, не подневольным.
– А как же проверить, научили вы любви своих учеников или нет?
– Нужно смотреть на ребят, когда они повзрослеют, уйдут из школы, будут предоставлены сами себе. Только тогда они действительно проявят все, чему мы их научили. А вовсе не на выпускных экзаменах.
– В идеальной школе ходили бы на экскурсии, проекты бы делали. А уроки… учить ведь можно и без них. Если детям интересно в школе, они придут, обязательно придут. А для нас самое главное – сделать так, чтобы им действительно было интересно.

Реформы, мечты и реальность

– Говорят, что теперь ориентация на специализацию должна проводиться с первого класса. Анекдот! У меня сейчас племянник идет в первый класс. Я его спрашиваю: “Никиточка, ты у нас кем будешь, физико-математиком или историком?” Он говорит: “Историком!” Ну и что, уже выбрал?
– А девятые классы терроризируют: “Какой профиль в десятом классе вы бы выбрали?” Да откуда они знают? Они же не знают, что будет с ними дальше. Любят, например, литературу, а вдруг им потом пригодится информатика, математика? Как выбирать?
– Я бы оставила в школе все уроки, как было раньше. При ранней профилизации теряется смысл общего образования. Выбор узкой специализации дети должны делать после школы, тогда они смогут переучиться, если что.
– А я хочу сказать о едином экзамене. Судя по данным средств массовой информации, создается впечатление, что все от него в восторге. Но это же ложь! Ученики с Дальнего Востока и из Якутии не поедут поступать в центральные вузы. Разве только дети очень обеспеченных родителей. Но они и без ЕГЭ могли бы поступить куда угодно! В конечном итоге ЕГЭ невыгоден никому, в том числе и вузам, которым приходится принимать абитуриентов, доверяя бумажке. Пятерка в сертификате ничего не значит.
– Я бы очень хотела посмотреть в глаза тому, кто придумал ЕГЭ. И сказать. Потребовать. Прокричать. ЕГЭ по истории сдавать нельзя! История – это предмет, который требует рассуждений, развития речи, умения анализировать. Мы же теперь настраиваем ребят на тесты. Кому это нужно, зачем?
Я даже не против того, чтобы ребята пользовались учебниками и справочниками на экзаменах: если они знают, откуда списать, я свою работу выполнила. Правда, сейчас, в связи с введением этого ЕГЭ, приходится настраивать ребят на другой режим работы: на зубрежку всего, что может войти в тесты. Глупо, ведь цифры и даты можно найти в справочниках. Но их знание – еще не все.
– Во время ЕГЭ по математике ребята стали выходить уже через час после начала экзамена. Говорили, что в частях “В” и “С” вообще ничего не понимают, а в части “А” – что смогли, сделали. Но ведь есть и другие, те, кто считает ниже своего достоинства решать часть “А”, самую простую. Если ребенок решит только три задания из части “С”, как оценить такую работу? Все это так плохо продумано!
– ЕГЭ – колоссальная трата денег и сил, причем совершенно неоправданная. Сертификат, который ребята получают, не понадобится ни одному из моих 18 учеников, выпускников 11 класса этого года. Деньги, которые на это были затрачены, – деньги, выброшенные государством на ветер. Тесты должны писать только те дети, которым это будет нужно в дальнейшем.
– А как это трудно психологически! Идти в чужую школу, работать с чужими людьми. В такой ситуации ребенок может просто растеряться. Кроме того, далеко не все дети – будущие математики, зачем, за что им такие мучения?

Необычный педсовет подошел к концу. Жаль, что в нем принимали участие только учителя и директора школ. Они соглашались с мнениями коллег, продолжали мысли друг друга. Редкое единодушие, тем более если учесть, что говорили отнюдь не то, что принято считать общим мнением. А боялись не того, чего по правилам, существующим сегодня, должны бояться. И мечтали не о той школе, к которой ведут нынешние реформы, а совсем о другой – о школе для детей, свободной от отметок и тестов, принудительных занятий и единых каждодневных инструкций.
Услышат ли мысли, боль, мечты учителей те, кому, в сущности, и говорилось все это? Или снова загородятся стеной недоверия – мол, разве могут простые педагоги понимать школу лучше, чем мы, те, кто уже много лет занимается реформой системы среднего образования?
Я по натуре – оптимист. Кто знает, а может, и услышат, и кто-то задумается о том, что школа готовит детей к жизни, а не только к поступлению в институт. Что в школу приходят такие разные дети и каждого нужно не только учить физике, математике, истории. Каждого нужно понять, каждому прежде всего нужно помочь найти свой талант, дать шанс обрести веру в себя. Тогда и только тогда и у нас появится шанс...

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"