ВТОРОГОДНИКИ
Как пропало лето
История о том, почему иногда нельзя ко
всеобщему удовольствию превратить двойку в
тройку
Они не подошли ко мне в школе, не
пытались заговорить первыми, спросить, как это
всегда делают остальные двадцать два шустрика из
8“Б”: “А что у меня за год?” Даже когда, как
велено было администрацией, где-то в середине
апреля я, глядя в раскрытую страничку журнала, с
самым серьезным видом говорила, что кого скорее
всего ждет за год, и голосом доброго педагога
спрашивала, совпадает ли эта моя оценка с его
ожиданиями, – они промолчали.
Тогда на апрельских переменках согласовывали и
уточняли, что и как надо сделать, и со временем
тройки превращались в четверки, четверки в
пятерки. Только бы было желание исправить
ситуацию, понять самому, в чем твои “затыки” и
как из них выбираться.
Когда очередь дошла до Иванова-Петрова-Сидорова,
они молча проглотили свои предполагаемые
годовые “неуды” и на мое бодрое “ребята, время
еще есть, а с ней и надежда” ничего не ответили.
Это молчание длилось ровно до конца мая.
Есть дети, которые любят, чтобы за ними побегали,
поупрашивали: ты такой способный, ну давай
поднажми, и все будет в порядке. Есть, которые,
наоборот, достанут учителя своими работами,
обрушат их на голову бедного предметника в тот
самый последний момент, когда надо заполнять
журналы, отчеты и, надев кроссовки, бежать на
традиционный майский турслет. “Ну, пожалуйста,
проверьте!” И ведь сидишь проверяешь, ругаешь
себя за слабохарактерность: ведь в прошлом году
говорил им, что в последний раз идешь навстречу.
Эти трое были эксклюзивными. В школе они со мной
не разговаривали. Хотя нет, пару раз Паша подошел
и, улыбаясь, попросил поставить ему годовую
тройку, а на мое удивленное “за что?” привычно
нараспев ответил: “Ну ведь я же хо-о-ро-о-ший!”
Всю перемену мы проговорили с ним о том, какой он
хороший, а вот работа его плохая, то есть не то
чтобы плохая, а ее и вовсе нет. Паша вроде бы
проникался и говорил: хорошо, завтра принесу. Но
наступало завтра, потом послезавтра, а потом
конец мая.
Коля отлавливался после уроков где-нибудь у
школы за гаражами. Он ничего не спрашивал и
только молча кивал в ответ на педагогические
сентенции вроде: “Ты же уже взрослый мальчик.
Пора отвечать за свою учебу самому. Приходи ко
мне, возьми задание”. Иногда в школу приходила
его мама. Она брала задания для Коли и приносила
через неделю его тетрадки, исписанные наполовину
Колиным, наполовину маминым почерком. Потом в
классе, после уроков, Коля внятно отвечал на
несложные вопросы, а мама дожидалась за дверью:
нет, нет, не хочу вам мешать. Во втором полугодии
эта система рухнула. Коля садился за последнюю
парту и не делал абсолютно ничего.
Рядом с ним садились Сережа, Паша, раскладывали
учебники, тетради, и… все. Нет, они никому не
мешали. Но урок шел одним путем, а они – другим.
Рассаженные по разным углам с заданиями и
назиданиями вроде: это твоя учеба, и я могу тебе
только помочь закончить восьмой класс – они в
конце урока предпочитали тихо ускользнуть, в
лучшем случае крикнув, уже стоя в дверях: дома
доделаю. Было понятно, что ребята в классе уже
притерпелись к такому поведению своих
одноклассников. Не обращайте внимания, говорили
они, в этом году везде так. И глубокомысленно
добавляли: с возрастом пройдет.
Короче, я проглядела этих троих. Поставила за год
“пары”. С классным руководителем
посоветовалась: «Таня, как ты думаешь, стоит ли в
педагогических целях, а то ведь у них за первое
полугодие трояки, могу натянуть годовую “в
пользу ребенка”».
Таня даже задумываться не стала. Сколько же можно
тянуть этих захребетников-спиногрызов?! Пусть уж
лучше в восьмом переживут сложности, чем потом в
девятом будут морочить нам головы. Другое дело
учитель. Охота тебе будет летом возиться? Да,
говорю, я в школе все равно часто буду, вот и
попробую понять, что не так делала, почему твои
орлы у меня не взвились соколами. Так и порешили.
Таня села в свои “Жигули” и уехала. А я пошла
мимо гаражей.
Когда три длинные тени отделились от стены, я
сначала не поняла, что идут они прямо на меня, и
только услышав знакомый голос: “А почему у меня
двойка в четверти?” – вот так, без
“здравствуйте, как поживаете”, – шестым
чувством поняла: наступил час расплаты. Мы
поговорили и про вежливость при встрече учеников
с учителями на улице, и по сути дела, и что надо
встретиться в школе, да, к сожалению, сейчас,
когда учебный год закончился, и принести все те
задания, которые “доделывались дома”. А если
тетрадка потерялась, то по классному журналу мы
быстренько восстановим темы, за которые не
аттестовали.
О, как я понимаю вас, дорогие мои, как не хочется
тратить вольное лето на учебу! Но нет, Паша, не
поставлю я тебе “три” за то, что ты хороший. Что
меня заставляет так говорить? Профессиональное
желание спокойно покопаться в своей и твоей
работе, чтобы получить ответ, почему же
затраченные усилия не привели к ожидаемому
результату. Сейчас мне кажется, что так. Но какое
право я имею распоряжаться твоим летним
отпускным временем, чтобы ты работал на меня?
Только потому, что, мне кажется, эти занятия будут
полезны тебе. Но ведь я же не Господь Бог, чтобы
знать, что тебе полезно, а что вредно. Тем более
что могла же я поставить тебе “три в пользу
ученика”.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|