ЛЮБИМЫЙ ГОРОД 
ПРОГУЛКА

Белгородские параллели

Исторический центр Белгорода – это по большому счету три его параллельные улицы – проспект Ленина, улица Фрунзе и улица Коммунистическая. Именно на них и следует сосредоточиться, приехав в этот город.

Проспект Ленина

Проспект Ленина (в прошлом Корочанская улица) отходит от Вокзальной площади. Эта улица, пожалуй, рекордсмен по переименованиям. Она в разное время называлась Корочанской (потому что ведет в сторону города Корочи), улицей императора Николая Второго, просто Императорской, Соборной, улицей Чичерина, Гражданской и проспектом Мира.
Сам же вокзал всегда и был просто-напросто вокзал.
Первый вокзал здесь появился в 1869 году. В войну его разрушили и выстроили новый только лишь в 1949 году. Современный же вокзал, третий по счету, появился здесь в 1982 году.
Именно отсюда едут в город путешественники. Здесь же встречали и царей. К примеру, когда в 1904 году приехал в город Николай, вокзал был превращен в торжественное место встречи. Один из очевидцев сообщает: “В самый день царского приезда с 8 часов утра начали собираться в железнодорожном вокзале представители города, дворян, земства, крестьянских сообществ. Ровно в 9 часов утра у перрона ст. Белгород тихо и плавно остановился царский поезд, из которого вышли государь император с наследником престола в сопровождении министра императорского двора генерал-адъютанта барона Фредерикса, военного министра генерал-адъютанта Сахарова, дворцового коменданта генерал-адъютанта Гессе, начальника канцелярии министра двора генерал-майора Мосолова, флигель-адъютантов – графа Шереметева 2-го, графа Гейдена, князя Оболенского и др. лиц. Встреченный полковым маршем почетного караула от 203 пехотного резервного Грайворонского полка, а при обходе фронта – народным гимном, при кликах “ура” вступил государь в станционный зал, где встречавшие депутации, поднося хлеб-соль, имели счастье выразить его величеству… приветствия… Выслушав все эти приветствия и милостиво принимая хлеб-соль, государь император благодарил каждую депутацию в отдельности за выраженные чувства”.
Здесь же, естественно, царя и провожали: “На обратном пути до вокзала, по тем же Корочанской и Ново-Московской улицам экипаж государя имели счастье сопровождать верхом г. офицеры уходящей бригады и эскадрон прибывших накануне в Белгород Ингерманландских драгун. Оставшийся на своих местах народ вторично увидел обожаемого государя: снова начало переливаться по пути его следования восторженное “ура”, опять имели счастье встретить на вокзале своего царя представители ведомств, – и ровно в 11 часов утра, так же тихо и плавно, как и прибыл, императорский поезд отошел на Харьков.
Только долго не хотели расходиться по домам осчастливленные белгородцы, долго еще делился своими впечатлениями и крестьянский люд, восстанавливая в памяти все виденное и слышанное, чтобы потом иметь возможность рассказывать про царя-батюшку в своих родных захолустьях! И с какою гордостью будут передаваться в этих захолустьях, из уст в уста, из поколения в поколения рассказы счастливцев про бесконечно доброе приветливое лицо государя, про цветущую красоту его державного брата – наследника престола. День 4 мая 1904 года на всю их жизнь останется святым, радостным воспоминанием о незабвенных чудных минутах”.
Забавно то, что автор этого почти комического текста был во многом прав. В 1904 году царя действительно еще любили.
Совсем другие чувства испытывал к нему народ в 1914 году, к которому относятся воспоминания И.Василенко. Да и вокзал в то время был уже другим: “Сколько раз мы с Романом ходили по вечерам на эту станцию, то чтоб купить в вокзальном киоске газет свежую газету, то просто так, побродить по гладкому бетонному перрону и, глядя на подходящие и уходящие поезда, представить себе, что же творится теперь там, за чертой нашего города, будто совсем не затронутого страшной войной. Подходили с железным, вразнобой, стуком красные теплушки. Солдаты с чайниками из белой жести бежали к крану, набирали кипяток и вприпрыжку возвращались в свои вагоны. Поезд со скрипом трогался, а вскоре его место уже занимал длинный ряд платформ, груженных орудиями. Закутанные в брезент, они казались таинственными, страшными чудовищами. Каждый вечер точно в 9 часов и 7 минут по петроградскому времени к перрону плавно подкатывал курьерский “Петроград – Тифлис”. Простояв всего пять минут и не выпустив на нашу станцию ни одного из своих важных пассажиров, он медленно и почти бесшумно отплывал, поражая взоры градобельцев (автор для чего-то называл Белгород Градобельском. – А.М.) дорогой обшивкой пульмановских вагонов и бархатной роскошью их внутренней отделки. И, будто составители железнодорожных расписаний задались целью специально показывать контрасты нашей жизни, после столичного превосходительного экспресса на освободившийся путь со скрипом, хрипом и скрежетом вползал поезд четвертого класса”.
С одной стороны от вокзала – памятник генералу Апанасенко, герою Великой Отечественной войны. С другой же – одно из излюбленных белгородцами мест – городской пляж на Северском Донце, недалеко от устья другой реки, Везелки. Реки эти были непросты. Еще в 1781 году заезжий путешественник В.Зуев записал: “Река Донец, которая здесь течет от севера к востоку, шириною будет сажен десять, а Везелка сажен семь или восемь, обе глубоки, однако, местами: ибо смываемая с гор дождями мергелевая грязь в реках ложится наподобие банок, коих по причине плотности земли течение размыть не может; оные в летнюю пору пересыхают так, что по их почти сухо переходить можно. Сверх того по обеим рекам выше и ниже имеются мучные с просяными толчеями мельницы, которые еще и более в реках останавливая течение, по ежегодному в их от наносного на дне илу приращению, делают их от часу мельче”.
Дом неподалеку от вокзала (проспект Ленина, 23) некогда принадлежал двум братьям Котляровым. Впрочем, дом известен был в первую очередь тем, что располагался в нем своего рода спортивный клуб – гимнастический зал и каток во дворе. Билет стоил 15 копеек, а вход на каток для одиноких дам был в интересах нравственности запрещен.
Несколько далее (дом № 41) располагалась типография и магазин Вейнбаума. За ним – памятник крепостному композитору С.Дегтяреву. Затем (дом № 61) бывший кинотеатр и театр “Орион” (ныне художественный музей). Упомянутый уже писатель Василенко вспоминал: “Все так же брели по улицам цепочкой богомольцы с котомками за плечами, все так же, то уныло, то задорно, звонили в большие и маленькие колокола в церквах и монастырях, все так же, сидя на деревянных скамеечках у своих ворот, истово крестились и зверски зевали градобельские обыватели, все так же часто устраивались вечера в гимназиях и семинариях с серпантином, летучей почтой и боем конфетти, все тот же Глупышкин до слез смешил градобельцев в кинематографе “Одеон”.
Зачем понадобилось “Орион” менять на “Одеон”? Видимо, для того же, для чего Белгород был сменен на Градобельск.
На противоположной стороне проспекта (дом № 50) располагалась белгородская управа. Она привлекала обывателей общественной библиотекой, обустроенной при этом властном учреждении. Впрочем, в отличие от нынешних библиотек она была коммерческой – с читателей взималась годовая плата.
А неподалеку от управы – площадь Революции (последовательно менявшая свои названия с Торговой на Соборную, с Соборной на Жертв контрреволюции, с Жертв контрреволюции на Жертв революции и, наконец, с Жертв революции на просто Революции). Правда ее чаще всего называли просто-напросто городской площадью, притом иной раз отзывались о ней очень даже критично. К примеру, курский губернатор Кожухов пенял здешнему городничему в 1825 году: “В городе разительный беспорядок. Городская площадь и улицы не спланированы, не очищены, песком не усыпаны, и в том самом месте, где государь изволил следовать, грязь большая на площади не очищена. Краска на крыше общественных лавок почти вся сошла, отчего и крыша вся в пятнах – представляет нестерпимое безобразие, колонны, несоответствующие архитектуре лавок, перепачканы. Беспечность и леность ваша простерлась до того, что вы не озаботились никакими мерами спокойствия в назначенном мною для государя доме, в котором вся лестница была занята зрителями, смотревшими в комнаты, так что почти невозможно было пройти по лестнице. Смотрение в окна заставило государя перейти в другую комнату, где также он не нашел должного спокойствия”.
Впрочем, сам император Александр I особого неудовольствия не проявлял.
Самый приметный дом на этой площади – здание областной администрации с традиционным памятником Ленину. Напротив его высится драмтеатр с другим памятником – Щепкину. Театр выстроен на месте Рождество-Богородицкого женского монастыря.
Тот монастырь был процветающим. Протоиерей о. Иоанн писал в 1911 году: “К югу от монастыря через улицу вплоть до реки Везелицы находилось пустопорожнее место… В 1863 году это место было приобретено… для обители. Теперь на этом месте расположен монастырский сад с мелкой сажелкой для рыбы, заведен огород, построен конный двор с домом для заведующей этим двором и для помещения приезжающего монастырского священника, а на юго-запад от конного двора возведены постройки для приема странников, где они получают бесплатно ночлег и горячую пищу… Монастырь принадлежит к числу многолюдных обителей и своими строениями занимает площадь до пяти десятин в два почти целых квартала; сестер в этой обители до 800”.
Правда, не все вокруг монастыря было столь благостно. Писатель В.Маслович отмечал в записной книжке: “Теперь мы в Белгороде. Здесь праздник и ярмарка, а потому и довольно шумно. Въезд в город очень изрядный: 14 или 15 церквей делают хороший вид. Мы нашли постоялый, порядочный дом. Какая редкая сцена перед нашими окошками! Дорого бы за нее заплатил какой-нибудь вельможа-римлянин; а нам она ничего не стоит. Два русских, пьяный старикашка, а другой – молодой трезвый парень, неизвестно за что поссорились, и дело дошло до драки. Подобно двум разъяренным атлетам, вцепились они в волоса друг другу, глаза их сверкали… Молодость взяла верх и повалила на землю старость, однако и старость не плошала и до тех пор не выпустила из рук волос своего победителя, пока не пришло несколько человек их разнять. Град бранных слов, прямо русских, раздался в ушах зрителей. Война между атлетами возобновилась и в новом виде. Начался славнейший поединок на палках, ребра обоих трещали, так плошно щелкали они друг друга! Вряд ли история гимнастических игр имеет столь славный пример единоборства, какой случился в Белгороде подле женского монастыря”.
Впрочем, нравы белгородцев были очень даже самобытны.
Самой же известной из насельниц этого монастыря была грузинская царица Мария Георгиевна, обвиненная в убийстве генерал-майора Лазарева и заточенная в белгородский монастырь. И.Долгорукий писал: “В женском монастыре, в особых кельях, живет грузинская царица, на покаяние сюда присланная. Я не знаю политических причин ее заключения, но по свободе, с которой все к ней входят, зашел и я. Покои ее не соответствуют ее прежнему званию: низки, бедны и тесны, но в монастыре и то дворец. Она приняла жену мою и меня с благородною гордостью, означающею, что она себя везде чувствует царицей. Ей лет 40: рост ее не велик, осанка статная, лицо азиатское, красоты исполненное, говорит мало и через переводчика. Она сохранила при себе весь свой маленький штат, на содержание которого двор отпускает ей до 13 тысяч рублей. С ней большая дочь ее, участвовавшая, как говорят, в ее преступлении. Она уже 22 лет, но не показалась нам под предлогом нездоровья. Меньшие дети ее, сын и дочь, еще ребята; очень милые, хорошо воспитываются”.
Впрочем, положенного содержания явно не хватало. В 1808 году царица написала курскому губернатору Д.Прозоровскому: “Отпускаются мне на содержание из казны 14000 рублей, а ими я никак не могу исправиться; какие я имела вещи, распродала, и тем способствовала содержанию себя. После того задолжала, и никто ничего мне в кредит не верит, почему претерпеваю крайнюю нужду и прошу представить государю прошение мое о прибавке жалования”.
Увы, привычка к роскоши здорово осложняла жизнь белгородской узницы.
Здесь же, на площади, располагалась семинария. Ее воспитанник, А.А.Танков, писал о том, как проводился тут вступительный экзамен: “Мое внимание обратило то обстоятельство, что прежде начала испытаний все ученики были разделены по предметам экзамена: закону Божию, русскому языку, латинскому языку, греческому языку, арифметике и географии на шесть групп. Каждая приступила к экзамену по выпавшему на ее долю предмету в данный день. Мы с братом попали в первую группу. Особенность порядка спрашивания экзаменующихся состояла в том, что предварительно все ученики тянули по билетам жребий, кому в каком порядке отвечать. Этот остроумный способ давал возможность не сидеть в классе, ожидая в течение часов своей очереди, а подойти к тому времени, когда приближалась очередь. Еще большее удобство заключалось в том, что нас разделили на четыре группы: первая сейчас же приступила к экзамену, вторая должна была явиться в 12 часов, третья – в 4 часа дня, а последняя в 6 часов вечера. Ученики имели право в свободное время не быть в семинарии”.
Сами же занятия не отличались чрезмерной благостностью. Один из гостей города писал: “Префект водил меня по всем классам, от самого первого до последнего, в коем обучаются студенты богословию. Страшный шум, происходивший от резвых семинаристов, раздавался по всем комнатам. Смешно их было видеть в то время, как мы входили в класс: иной прыгал по столу, другой по скамейке, третий валялся на полу и так далее; но лишь только появлялся префект, то все опрометью бросались по своим местам и шум утихал в одну минуту”.
Кстати, в этой семинарии служил отец философа Н.Страхова.
А замыкают площадь Революции гостиница, поставленная на месте мужского Свято-Троицкого монастыря и памятник “Слава героям”. Если же отсюда сойти вниз, к реке Везелке, то там с легкостью можно отыскать Белгородский краеведческий музей  и диараму “Курская битва. Белгородское направление”.

Улица Фрунзе

Улица Фрунзе тоже начинается от привокзальной площади. Некогда это были три различные улицы – Смоленская, Садовая и Полянская. Эти улицы неоднократно переименовывались и соединялись и в конце концов стали одной улицей Фрунзе. Что ж, наверное, так проще.
Первая достопримечательность на этой улице – дом № 2. Это небольшая и уютная построечка с затейливым балкончиком. Когда-то она принадлежала купцу. Купец жил на втором этаже, торговал на первом. В наши дни тут по традиции тоже ведется бойкая торговля.
Следующий любопытный дом принадлежит Союзу архитекторов (дом № 32). Он несколько смахивает на средневековые палаты, но в действительности был построен в девятнадцатом столетии.
А чуть дальше по улице – Смоленский собор. Он был построен в 1737 году, а в девятнадцатом столетии на протяжении десятилетий обихаживался династией свечных заводчиков Мачуриных. Они, кстати, рекламировали свои незамысловатые изделия довольно странным образом: “Огарки от свечей моего завода… легко можно отличить от огарков свеч, сделанных с примесью парафина, следующим весьма простым способом: взявши в руки мелкую свечу или огарок, потянуть в обе стороны, причем, если свеча или огарок восковые, то фитиль выйдет легко и совершенно сухим из свечи, если с примесью парафина, то фитиль скорее порвется надвое, нежели выйдет из свечи”.
Трудно сказать, чем приглянулся этот храм промышленникам. Однако же, не будучи даже простыми прихожанами Смоленского собора, они отделали его верхнюю церковь под мрамор, установили с севера новый придел, оплачивали новенький иконостас (взамен того, который “от долговременного стояния так обветшал, что во многих местах проглядывают трещины и нет совершенно следов позолоты”) и устраивали прочие не менее полезные деяния.
Дом № 31 известен как Белгородско-Старооскольское епархиальное управление. До революции же его знали как “Екатерининский дом”. Якобы Екатерина Великая тут останавливалась, возвращаясь в 1787 году в Санкт-Петербург с южных земель. Так это или же не так, никто не знает, да и не узнает никогда.
А на противоположной стороне (улица Фрунзе, дом № 44) в 1943 году располагался штаб 89-й гвардейской стрелковой дивизии, освобождавшей Белгород от немцев.
В маленьком доме № 33 была хлебопекарня некого Оглы, одна из трех существовавших в городе до революции. Кстати, старый путеводитель сообщал: “В Белгороде особенно развита торговля хлебом: здесь много, кроме торговых помещений для ссыпки хлеба, комиссионеров и маклеров, занимающихся… покупкою по имениям зернового хлеба и перепродажи его в Либаву, Одессу и Ростов”.
Последняя же достопримечтательность по этой улице – дом № 57 с уютным магазинчиком в подвальчике.

Коммунистическая улица

В начале улицы Коммунистической (бывшей Сергиевской, Шереметевской и Нижне-Мещанской) на правой стороне располагалось одно из самых знаменитых в нашем государстве учебных заведений – Белгородский учительский институт. Это был, по сути, институт повышения квалификации – сюда принимали педагогов с не менее чем двухгодичным стажем.
Далее, на той же стороне (дом № 38), высится усадьба купцов Селивановых (ныне – литературный музей). В ведомости недвижимого имущества Белгорода о ней сообщалось: “Дом двухэтажный на погребах, два флигеля одноэтажные, конюшня, сарайчики каменные, амбар деревянный”. Одно время здесь располагалась городская мужская гимназия, а затем – частная женская гимназия Федченко-Якубович.
После революции жизнь селивановского дома сделалась еще разнообразнее. Одна из жительниц города Белгорода вспоминала: “Дом купца Селиванова находился на территории Селивановского сада, имел обширную усадьбу, где действовал культурный очаг для отдыха железнодорожников.
Вокруг здание имело ограду. Вход (ворота) находились к востоку. Слева находилась библиотека (одноэтажное здание, где работал пионерский отряд шк. № 35).
Дом купца Селиванова был двухэтажный. На первом проходили репетиции духового оркестра под руководством Нербоева. На втором этаже находилась городская радиостудия (радиоузел). Я выступала с сообщением о творчестве какого-то писателя (возможно, Серафимовича), будучи ученицей 7-го класса ФЗС). Узел находился в просторном помещении, стены которого были обтянуты темно-красной хлопчатобумажной тканью.
За основным зданием был двор: на северной стороне стояло одноэтажное здание, где с одной стороны была бильярдная, а из сада – буфет. Двор был огорожен забором кирпичной кладки с воротами в сад Селиванова.
Аллеи в Селивановском саду располагались перпендикулярно. Вблизи пересечения аллей стоял читальный павильон (можно было сидеть за столами и читать); далее находилась спортивная площадка, где чаще всего играли в волейбол. Были газоны, скамейки. За основной горизонтальной аллеей была своеобразная площадь, где находился летний кинотеатр (крыша крыта черепицей). Смотрела фильм “Поручик Киже”. К западу от маленькой аллеи находилась танцплощадка.
Действовал сад все дни, в выходные играл духовой оркестр, были танцы. Вход в сад бесплатный”.
В доме № 66 располагалась женская гимназия госпожи Коротковой, а чуть далее (дом № 78) стоит здание мужской гимназии имени герцога Альфреда Эдинбургского. Правда, никаких особенных заслуг у герцога Альфреда не было, и в постановлении на всякий случай сообщалось, что гимназия названа “Именем, сделавшимся драгоценным русскому народу по союзу с дорогим Августейшим Императорским Домом”. Герцог был женат на дочке Александра Третьего.
Рядом стоит бывшее четырехклассное училище (дом № 80), произошедшее от Малого народного училища, возникшего здесь еще в восемнадцатом столетии. В нем, увы, было не все благополучно. Один из воспитанников, обер-секретарь Сената Н.М.Колмаков, писал о нравах, царивших тут в начале девятнадцатого века: “Городское училище, куда я вскоре поступил, отличалось тогда своим благоустройством, но что возмущает мои воспоминания, – это наказания, практиковавшиеся в сем училище. Ленивых учеников облекали в ветхую и совершенно оборванную солдатскую шинель, навязывали на нее разные куски бумаги и тряпки и сверх того надевали на голову бумажный колпак и в таком наряде, который весьма некстати называли порфирою, водили ученика на веревке по городу, преимущественно же по базарам и лавкам. Такое уродливое наказание было постоянно в ходу и никого не смущало.
Училищные занятия начинались обыкновенно перекличкою учеников, кто налицо и кого нет. Иногда получались ответы на вопрос, почему такого нет, откликом: сапог нет. Оправдание в неимении сапог тогда принималось за весьма уважительное, и неудивительно: мастера-сапожники не были многочисленны, и часто приходилось бегать босиком, пока появятся сапоги”.
Напротив же высится Преображенский кафедральный собор.
Завершают же улицу две своеобразные достопримечательности – дом баронессы фон Ган (№ 94) и дом купца Голева (№ 102). Прочие же постройки тут, увы, более-менее современны и не слишком интересны.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"