Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №42/2004

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена

КНИГА ИМЕН 
ИМЕНА ЭТОЙ СТРАНИЦЫ: КЛЕОПАТРА (69–30 до н.э.)

Владимир ШУХМИН

Странствия с Клеопатрой

Царица, о красоте которой никто не сказал всей правды

“…книжонка его довольно ничтожна, но в ней находится то сказание о Клеопатре, которое так меня поразило. И – что замечательно – в этом месте – сухой и скучный Аврелий Виктор силою выражения равняется Тациту… Дело в том, что Клеопатра торговала своею красотою и что многие купили ее ночи ценою своей жизни…”

Чертог сиял

Почти все, кто приближался к македонско-египетской царице с художественными намерениями, осознанно ли, нет ли, но впадали в театральность – разной степени помпезности. Тень Шекспира, понятно, многих усыновила, но дело не только в “Антонии и Клеопатре”.
Жизнь всегда была театром. Очевидец высоких зрелищ, Гораций не удержался от гиперболы: “Роковое чудовище”. Что уж говорить о велеречивом Плутархе. Хотя он-то пытался сообщить будущему мифу о невиданной царской красе оттенок истины: “…красота этой женщины была не тою, что зовется несравненной и поражает с первого взгляда”. Плутарх корректен: владычица Египта была попросту нехороша собой да и низкоросла (метр пятьдесят два). В Британском музее даже устроили образцово-разоблачительную выставку ее скульптур, Октавиан Август не все изображения уничтожил… В этом свете не так уж неправдоподобна лукавая толстушка Клеопатра фламандской школы.
Но лукавство ли, кошмар – у каждой сценической эпохи своя Клео. Всякую эпоху чарует мысль о преступной царице, искусившей Цезаря и Антония. Да и Плутарха: “…ее облик, сочетавшийся с редкою убедительностью речей, с огромным обаянием, сквозившим в каждом слове, в каждом движении, накрепко врезался в душу. Самые звуки ее голоса ласкали и радовали слух”. Античный эссеист витийствует, будто сам видал и слыхал.
Что слышат гении? Вопрос.
Что им классическая Федра? Иль Гекуба?
“Кажется мне, Клеопатра была не пошлая кокетка и ценила себя не дешево. Я предлагал сделать из этого поэму; он было начал ее, да бросил”.
Пушкинский замысел о Клеопатре трансформируется с 1824-го. Набросок поэмы; потом проза – “Гости съезжались на дачу…”, “Мы проводили вечер на даче…” – ступени к “Египетским ночам”, где слово о царице передоверено импровизатору, опять же – на подмостки. Хотя самой импровизации, знаменитого “Чертог сиял”, в беловой рукописи 1835-го нет.
После Пушкина два мудреца – Б.Шоу и Т.Уайлдер – тоже не решились низвести царицу со сцены. И “Цезарь и Клеопатра”, и эпистолярная сага “Мартовские иды” – театр. Но для чтения.
Синематографу решимости было не занимать. Ученые тщетно уверяли киношников: жареных фактов о Клеопатре VII за истекший период не добавилось. Да и непрожаренные по большей части мифы. Вот и та история про ночи, купленные ценой жизни…

Бифштекс с кровью по-александрийски

“Последняя повелительница независимого Египта перед римским нашествием заслуживала лучшей участи, нежели превращения в главное действующее лицо бесчисленных эротических приключений самого разнообразного свойства”. Про “лучшую участь” историк еще вежливо сказал. Ежели ныне оглянуться – руины поразнообразней.
Массажный салон “Клеопатра”, мягкая мебель, агентства: туристическое, знакомств – рукой подать до свинг-клубов. Доясельная (!) одежда “Клеопатра”, колдунская контора “Русская Клеопатра”; что-то в ванны сыпать или лить; и кремы, и вазы… Лишь с одноименным центром эстетической медицины не промахнулись: нос царицы был великоват. Плата за 2000-летнюю популярность, Клеопатра Птолемеевна…
И разумеется, кино.
Бессонница. Плутарх. Постылый Голливуд.
Элизабет Тейлор, конечно, эффектная женщина. Но в 1963-м не спасли даже эффекты: миллионная вампука провалилась в мировом прокате, кроме стран третьего мира. Жанр “пеплум” – бутафория с тысячными толпами на фоне приукрашенных руин – тогда агонизировал.
Реанимировать пытаются сейчас: тугие паруса в системе долби – “сей длинный выводок, сей поезд журавлиный” – создатели “Трои”-2004 сделали выводы из оплошностей британской “Клеопатры”-1999. А ее создатели в свою очередь крепко помнили кошмар с Тейлор.
Но опять надсмеялась Клео… Актриса-99 в заглавной роли – почти некрасивая, но, увы, не актриса. Портретным сходством отличается и Тимоти Дальтон (Цезарь), немного выручивший первую серию. Вторая – смотрится конкретной аллегорией на новорусские темы: двух полуодетых бандитов на руководящих постах (Антоний и Октавиан) успешно стравливает восточная княгинька. Какие сферы они не поделили – нипочем не догадаться.
Снята эта роскошь (в пресс-релизе упомянуто 600 лошадей) по “Мемуарам Клеопатры” Маргарет Джордж. Казалось бы, женский взгляд… Можно и антифеминистское “фе” ввернуть, но ведь именно женщина – автор другой, лучшей на нынешний момент книги о македонянке – “Клеопатра, или Неподражаемая”.

Бумажный Рубикон

Трезвый взгляд француженки Ирэн Фрэн объясняет многое: “…даже в священном языке не нашлось ни слов, ни иероглифических знаков, которые позволили бы… ясно описать ситуацию, когда сестра царя одновременно является его первой женой, а его племянница, дочь этой самой женщины, становится его фавориткой и матерью его детей”.
Это древо Птолемеев. Почти все птолемеихи – Клеопатры. Она – седьмая среди “этих маленьких змей, готовых кусать и убивать друг друга”. Некрасивая, маленькая – кусает и убивает. Брата-мужа, сестру, потом всех, кто стоит на дороге. На дороге куда? Пытается спасти дряхлый Египет: историки ручаются. И – одновременно дурнушка с дьявольской сексуальностью компенсирует себя в браках с лучшими мужчинами эпохи.
Не все россказни о женщине-фараоне – мифы, да где только истина? Помогает поэзия.
Эпиграф к книге И.Фрэн – из грека Кавафиса, родившегося в одном городе с Клеопатрой. “Прощайся с Александрией, которая уходит… И прощайся с Александрией, которую теряешь”.
“…Строители пожелали воссоздать страну, откуда прибыли книги, – так возникла рукотворная Греция, замкнутая пределами небольшой долины. …бессчетное число свитков ушло на дно (…) столько историй, которые не будут иметь истории, забытых, хотя цари Александрии так отчаянно, так лихорадочно боролись с забвением. Плотину против небытия – вот что хотели они воздвигнуть из этих груд книг”. Здесь, в исторически выверенных И.Фрэн пространствах, в отсутствие нелепых романных реплик и кинотабунов, действует очень неожиданная Клеопатра, умная, талантливая, единственная из Птолемеев изучившая египетский и еще языков шесть, бороздившая папирусы и людские души. Актрисам вредит начитанность, но не этой.
В этой Александрии память и о Вавилонской библиотеке Борхеса, и о стилизованных эпистолах “Мартовских ид” Уайлдера, звучат они наравне с многоголосьем “Иосифа и его братьев”. Манн видел другое Осевое время, перекресток миров, где библейским праотцам трижды являлся человек с волчьим ликом, проводник в умирающий Египет – Анубис.
Но все они так или иначе писали не о Палестине, Египте, Риме, но о грядущем Рубеже.
И вот он перейден.
Нами и незаметно: 2004 год.
Помните грязноватый ручеек Рубикон в феллиниевском “Риме”?
Вот и тогда, во время Оси, ничего не заметили, да и не знали, что – Ось. Хотя бесчисленные пророки пытались урезонить земных богов-царей. Сократ, Конфуций, Будда. Исайя, которому явился шестикрылый серафим… Исайя, распиленный деревянной пилой.
Древние люди, как и древние боги, были жестоки. И ждали не Спасителя, а спасителя. Или хоть спасительницу.

Последний пир

“Что жизнь? – одна ли? две ли ночи?..” –   Пушкин зачеркнул. Стало: “Вся жизнь, одна ли, две ли ночи?” Следом в программном “Разговоре книгопродавца с поэтом” “строка многозначительного многоточия” (Юрий Лотман).
“Клеопатра” 1824 года не состоялась, хотя замысел – там же, тогда же. По изысканиям Ю.М.Лотмана, именно в Михайловском Пушкин прочел у Руссо цитату из Аврелия Виктора о страшных ночах Клеопатры. А до того исследователи все дивились, в каких таких книжных странствиях русский поэт на манер “записного филолога” набрел на забытого римского историка IV века.
С позднеантичной сплетней про цыганскую царицу Пушкин разберется позже. Сначала взойдет фараоново семя: “И всюду страсти роковые”, а эскиз о ночах Поэта, которого купил-таки Книгопродавец, переплывет в “Новую сцену из Фауста”. Ночи Клеопатры манят, но отдаляются.
В фильме М.А.Швейцера “Маленькие трагедии” явились и Фауст с нечистым приятелем, и Чарский с итальянцем. Ход ловкий, да только заезжему импровизатору достались все пиры. И Клеопатры, и пир Скупого рыцаря у сундуков, и пир с каменным Командором, и чумный пир. Многие так и полагают, что это Юрского сочинения…
В начальном пушкинском замысле “Опыта драматических изучений” были “Ромул и Рем”, и “Павел I”, и “Иисус”. От последней, самой загадочной задумки нить тянется к рубежу веков. Метафора та же – пир.
В “Опыте реконструкции пушкинского сюжета об Иисусе” Лотман показал, как пир цыганской царицы с закланием любовников располагается на одной оси с Тайной Вечерей и последним пиром Петрония – перед его самоубийством. Прощание с эллинизмом и прощание с римской славой (“о падении человека – о падении богов – о общем безверии” – так в плане Пушкина) обрамляют весть о рождении нового мира.
Обнаружилась и удивительная хронологическая симметрия “в расположении эпизодов: тридцать с небольшим лет между пиром Клеопатры и рождением Иисуса и столько же между его распятием и пиром Петрония”. Лотман успокаивает: “Пушкин, конечно, не производил хронологических расчетов с карандашом в руках, но он ощущал ритмы истории…”
Ирэн Фрэн, игравшая “с карандашом” на строгой основе источников, судя по всему, едва ли знала о русской судьбе египетской царицы, как и о трактовке Достоевским “Египетских ночей”: “…вот эти земные боги, севшие над народом своим богами… ставшие впрямь уединенными богами и обезумевшие в отъединении своем, в предсмертной скуке своей и тоске тешащие себя фантастическими зверствами, сладострастием насекомых, сладострастием пауковой самки, съедающей своего самца”.
Пафос “Пушкинской речи” заразителен, но нет в “Ночах” этакой энтомологии. Федор Михайлович скорее про современников с горячностью вещает и скорее символистов с грядущим Кафкой провидит.
“Но уже импровизатор чувствовал приближение бога… он дал знак музыкантам играть… Лицо его страшно побледнело, он затрепетал как в лихорадке; глаза его засверкали чудным огнем; он приподнял рукою черные свои волосы, отер платком высокое чело, покрытое каплями пота… и вдруг шагнул вперед, сложил крестом руки на грудь… музыка умолкла… Импровизация началась”. Ахматова считала “Египетские ночи” завершенными.
Не все согласны. Многозначительного многоточия нет.
Что (кто) остановило поэта? Македонская владычица? Она ведь и после земного триумфа побеждала многих. Начала с божественного Августа: лишила его удовольствия привезти ее живым трофеем в Рим. Может, одолела и потомка эфиопских провинциалов?..
Миф о незавершенности сподвигнул Брюсова закончить “Ночи”. Валерий Яковлевич много чего за многих закончил, не в нем дело. Мастер Петр Фоменко после долгих раздумий все же включил брюсовский текст в театральную фантазию “Египетские ночи”. Как всегда – блистательную. Чертог по-прежнему сияет на театре.
Гости съезжаются; стоя аплодируем божественной актрисе – наша скромная дань. Но – лишь за вечер. “…Мужчины XIX столетия слишком хладнокровны, благоразумны, чтоб заключить такие условия”.


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru