КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА 
ВЫСОКАЯ ПЕЧАТЬ 

Науки камень как простой калач

Книга о школе, где учили думать

Когда на рубеже 50–60-х годов минувшего века Борис Слуцкий написал свое сразу получившее широчайшую известность стихотворение:

Что-то физики в почете,
Что-то лирики в загоне…

– точные науки действительно переживали апогей своей популярности и вместе с тем стояли перед опасностью ощутить себя самодостаточными, этаким пупом земли, не нуждающимися в союзе с гуманитарными «сестрами».
И надо отдать должное создателям Второй московской школы, одной из зародившихся в ту пору специальных физико-математических, прозорливо стремившимся уравновесить свое «фирменное» качество подчеркнутым вниманием и к литературе с историей (и даже с физкультурой!), взяв курс на поистине гармоническое воспитание.
Вышедшие недавно «Записки о Второй школе» – коллективный труд учителей и выпускников того периода ее существования, который был насильственно прерван в 1971 году изгнанием ее директора Владимира Федоровича Овчинникова.
– Как?! – может спросить ошеломленный читатель. – За что же? Не провозглашали ли и в ту советскую пору гармоническое воспитание идеалом педагогики?!
Закавыка, однако, состояла в том, что, как и многое другое из возглашавшегося тогда на словах, гармоническое воспитание подвергалось существенным оговоркам и урезкам, что по отношению к нему тоже были справедливы едкие и горькие слова из «Теркина на том свете»:

Обозначено в меню,
А в натуре нету.

Смелость и свобода мысли, исследования терпелись и даже поощрялись (да и то с оглядкой!) в точных науках, приносивших «золотые яйца» полезнейших открытий, но те же свойства мышления представляли явную опасность для главенствующей политической теории и существовавшего общественного строя, почитавших себя непогрешимыми и не подлежащими беспристрастному анализу и каким-либо коррективам.
А вина Второй школы и заключалась в том, что здесь, представьте, всерьез учили думать. Опаснейший процесс! Нечто вроде цепной реакции, которая бог знает куда может привести!
И когда защитники школы пытались апеллировать к лучшим традициям отечественной педагогики, и в частности к славным временам Царскосельского лицея, один из видных партийных вождей, заправлявший столичными делами, «наклал» поразительную по откровенности резолюцию: «Лицеи нам не нужны, мы знаем, к чему они приводят».
Не в счет, что там родились великий поэт и истинные, сознательные граждане!
Не в счет, что закисавшие и томившиеся в «нормальных» советских школах тех лет с их унылой зубрежкой и всяческими шорами ребячьи умы во Второй школе чудодейственно оживлялись, словно от притока кислорода, и, как было задорно сказано в родившейся здесь песенке, «впервые грызть науки камень… стали как простой калач».
Не в счет, что у многих учителей тут можно было почерпнуть не только подлинные знания, но и верность жизненным принципам, которые те исповедовали на деле, а не только на словах, рискуя и пострадать за свои убеждения!
Не в счет, наконец, что в такой атмосфере завязываются дружбы на всю жизнь, что само имя Второй школы начинает звучать как некий пароль, как девиз, как некое кредо определенного мировоззрения, мироотношения! – мироотношения, которое сказывается во всем стиле школы до мельчайших деталей.
В уставе школьного литературно-театрального коллектива (ЛТК) среди многих других примечательных пунктов (к примеру: «Наша формула: физик плюс лирик = человек будущего»!) есть и такой: «Доброе отношение к чужой работе – закон для члена ЛТК».
А один из бывших учеников вспоминает, как жестко отчитал его Овчинников, когда тому показалось, что юноша не поздоровался с уборщицей. Какая прекрасная прививка против снобизма и «высоколобости», школа подлинного, будничного и ежедневного демократизма!
В этой школе уважали личность ученика, но и добивались, чтобы он в свою очередь уважал «чужую» личность.
Здесь «еретически» ставили двойку за… ответ по учебнику, отучая от лености ума, пассивности, от готовности остаться эхом чужих суждений и мнений, тормошили, будили собственную живую мысль.
Не один из сегодняшних «мемуаристов» утверждает, что иные из преподавателей Второй школы заслуживают отдельной главы, если не целой книги. И кое-кто из них запечатлен подробно и весьма выразительно. Это тем более хочется с благодарностью отметить, что судьбы некоторых, например Виктора Камянова и Анатолия Якобсона, завершились в высшей степени трагически.
Не скрою, хотелось бы больше узнать о самом Владимире Федоровиче Овчинникове, чья роль в создании школы и всего ее климата и в драматической борьбе за ее существование, прежде чем его на тридцать (!) лет отлучили от любимого детища, совершенно уникальна и труднооценима. (Рискну даже сказать, что героическая и трагическая судьба школы на тогдашней московской окраине по-своему перекликается с такими нашумевшими эпизодами отечественной истории, как судьба «Нового мира» Александра Твардовского.)
Но, быть может, «Записки…» будут еще продолжены? Стоят же на титульном листе книги слова: «Выпуск 1»!
В добрый бы час!

P.S. Вот уже три года Владимир Федорович Овчинников снова директор лицея “Вторая школа”. За время его отсутствия в школе сменилось столько руководителей, что плачевное ее существование было как бы предопределено. Кроме того, Овчинников больше тридцати лет возглавляет заочную математическую школу, созданную при поддержке тогдашнего ректора МГУ И.Г.Петровского, академика И.М.Гельфанда и тогдашнего заместителя министра просвещения РСФСР М.И.Кашина. Теперь эта школа многопредметная, и учатся, и учились в ней дети со всех концов СССР и России. Число учащихся доходило до двадцати тысяч.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"