ИДЕИ И ПРИСТРАСТИЯ
ИМЯ И СЛОВО
Голоса, зазвучавшие вновь
Главы из книги
Анна Ахматова
…И все-таки узнают голос мой,
И все-таки ему опять поверят.
А.Ахматова
…Мне довелось записывать на пленку
многих литераторов. Вот уже сорок лет, как это
несколько странное занятие является моей
основной профессией. Но кажется, что с того
памятного дня, когда я приехал с магнитофоном к
Анне Андреевне Ахматовой, мне уже никогда не
приходилось иметь дело с поэтом, который бы так
ясно представлял себе, что читает стихи не только
собеседнику, и не только тому, кто, допустим,
через неделю-другую будет слушать эту запись по
радио или через год-другой – с пластинки, но
читает для многих и многих будущих поколений.
Чувство будущих читателей, будущих слушателей
было у Ахматовой очень сильно.
– …Что же вам прочитать? Может быть, вы сами
отберете?
Анна Андреевна дает мне лежащую на столе между
витыми свечами в старинных подсвечниках большую
папку со стихами (позже я понял, что это был
машинописный экземпляр “Бега времени” – книги,
которая тогда готовилась к изданию), я листаю эту
кипу и не знаю, на чем остановиться.
После некоторых колебаний (хотя я не раз
повторил, что записываю не для радио, не для
журнала, а “просто так, для истории”) Ахматова,
заметив, правда: “Я не уверена, что это можно”,
все же прочитала на мой магнитофон несколько
фрагментов поэмы “Реквием”. (Замечу, что
называть “Реквием” поэмой или циклом
стихотворений, на мой взгляд, можно лишь условно,
ибо подлинный жанр этого произведения с
непреложной точностью обозначен самим
названием.)
Еще в тот день Ахматова прочитала в мой
магнитофон входящие в “Реквием” стихотворения
“Узнала я, как опадают лица…” и “Опять
поминальный приблизился час…”. Таким образом,
сложилась определенная, относительно
самостоятельная композиция, в которой прежде
всего дан образ “невольных подруг” по тюремной
очереди.
Поэтическая сила “Реквиема” необычайна. Но одно
дело читать эти строки на машинописной странице
и совершенно другое – слышать их от автора – не
только художника и летописца, но свидетеля и
участника трагических событий. И еще, как я
убедился, одно дело – слушать эту запись самому
или в узком кругу и совершенно другое – в
переполненном зале…
Осип Мандельштам писал, что стихи Ахматовой
“сделаны из голоса, составляют с ним одно
целое”. В своем знаменитом стихотворном
портрете Ахматовой (“Вполоборота, о печаль…”)
он говорит, что этот голос “души расковывает
недра”. Мандельштам справедливо утверждал, что
те счастливцы, которые слышали ахматовское
чтение, “богаче будущих поколений, которые его
не услышат”.
Однако звукозапись внесла в это утверждение
существенную поправку.
Белла Ахмадулина
…В той комнате, в тиши ночной,
в глубине магнитофона,
уже не защищенный мной,
мой голос плачет отвлеченно.
Б.Ахмадулина
Осенью 1958 года, когда Борис
Пастернак был подвергнут “всенародному
осуждению”, мало кто осмелился сказать публично
хотя бы несколько слов в его защиту. Среди этих
немногих была студентка Литературного института
Белла Ахмадулина.
За это ее исключили из института, и она поехала в
Сибирь с выездной бригадой “Литературной
газеты”.
Молодость Ахмадулиной совпала с периодом
“эстрадной поэзии” – эпизодом в истории
русской литературы весьма примечательным. Белла
Ахмадулина стала одной из самых ярких звезд
поэтической эстрады. По-особому красивая,
стройная, на сцене властная и беззащитная
одновременно, она завораживала публику
взволнованным чтением своих возвышенных,
дерзких и искренних стихотворений. Перед
притихшим залом являлся человек в высших и
лучших своих проявлениях. Душа поэта со всеми ее
помыслами, тревогами, надеждами на какие-то
мгновения открывалась нам и каким-то чудом
соединялась с нашими душами!
Ахмадулина выступала во многих городах России, и
отношение публики к ней было неизменно
восторженным. Поэтому меня удивило, что много
позже, уже в начале 1980-х годов, в интервью, которое
я брал у нее для московского радио, она
вспоминала о своих давних триумфах без особой
охоты и говорила, что жалеет время, которое было
потрачено на эстраду, ибо, как она сказала,
“время писать и время выступать у меня никогда
не совпадало”. Впрочем, это позднее сожаление
можно истолковать и как признание в том, что
эстрада была для Ахмадулиной не только местом
произнесения стихов, но тяжким и сладким трудом
души и тела.
Конечно же можно жалеть о том, что эстрада
похитила, поглотила какие-то так и не написанные
поэтессой стихотворения, но можно и порадоваться
тому, как много слушателей обогатили свои души
чистым золотом ее высоких мыслей и переживаний!
Публичное явление поэта слушателям – чисто
русская особенность истории мировой культуры.
И в этом аспекте имя Ахмадулиной соседствует с
такими почти во всем остальном далекими ей
поэтами, как Маяковский, Есенин, Высоцкий,
Евтушенко, Бродский…
Белле Ахмадулиной как русскому поэту в высшей
степени присуще ощущение чужой боли как своей,
абсолютная нетерпимость к произволу и насилию,
мгновенная, взрывчатая реакция на любое
проявление пошлости и подлости, безоглядное
восхищение высотой человеческого духа. Вся
Грузия обсуждала то, как однажды Белла через
огромный банкетный стол швырнула свою туфлю в
лицо известному поэту, провозгласившему
хвалебный тост за Сталина. Вся Москва была
шокирована тем, как эта молодая красавица в зале
Дома литераторов поцеловала руку мужчине,
который с ней не был знаком, – вчерашнему зеку
Александру Солженицыну…
Теперь мы почти забыли о том, что, когда академик
Сахаров был выслан из Москвы, не нашлось среди
нас ни одного мужчины, который публично выступил
бы против этого позорного акта произвола наших
властей. За академика вступились две женщины:
очень пожилая Лидия Чуковская и совсем еще
молодая Белла Ахмадулина.
Феномен Беллы Ахмадулиной, человека столь же
талантливого, сколь и прекрасного, еще раз
подтверждает справедливость утверждения, что
размер таланта прежде всего определяется
человеческой значительностью поэта и что иногда
его душевная красота явственно проступает не
только в его стихах, но и в его внешних чертах:
жесте, голосе, лице…
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|