ЛЮБИМЫЙ ГОРОД N34
СЮЖЕТЫ
Сочинская минералка
От центра Сочи до Мацесты в общем-то
далековато – почти десять километров.
Но невозможно без нее представить себе сочинский
курорт.
“Санаторий № 5 в Старой Мацесте.
Трехэтажное каменное здание на вырубленной в
скале площадке. Кругом лес, зигзагом бежит вниз
подъездная дорога. Окна комнат открыты, ветерок
доносит снизу запах серных источников. Корчагин
один в своей комнате. Завтра приедут новые
товарищи, и у него будет сосед”.
Это Николай Остров-
ский, “Как закалялась сталь”.
И далее: “Под тенью размашистых деревьев, в
уголке террасы – группа санаторцев. За небольшим
столом читал “Правду”, тесно сдвинув густые
брови, Хрисанф Чернокозов. Его черная
косоворотка, старенькая кепчонка, загорелое,
худое, давно не бритое лицо с глубоко сидящими
голубыми глазами – все выдает в нем коренного
шахтера. Двенадцать лет назад, призванный к
руководству краем, этот человек положил свой
молоток, а казалось, что он только что вышел из
шахты. Это сказывалось в манере держаться,
говорить, сказывалось в самом его лексиконе.
Чернокозов – член бюро крайкома партии и член
правительства. Мучительный недуг сжигал его силы
– гангрена ноги. Чернокозов ненавидел больную
ногу, заставившую его уже почти полгода провести
в постели.
Напротив него, задумчиво дымя папиросой, сидела
Жигирева. Александре Алексеевне Жигиревой
тридцать семь лет, девятнадцать лет она в партии.
“Шурочка-металлистка”, как звали ее в питерском
подполье, почти девочкой познакомилась с
сибирской ссылкой.
Третий у стола – Паньков. Наклонив свою красивую,
с античным профилем, голову, он читал немецкий
журнал, изредка поправляя на носу огромные
роговые очки. Нелепо видеть, как этот
тридцатилетний атлет с трудом поднимает
отказавшуюся подчиняться ногу. Михаил
Васильевич Паньков, редактор, писатель, работник
Наркомпроса, знает Европу, владеет несколькими
иностранными языками. В его голове хранилось
немало знаний, и даже сдержанный Чернокозов
относился к нему с уважением.
– Это и есть твой товарищ но комнате? – тихо
спросила Жигирева Чернокозова и кивнула головой
на коляску, в которой сидел Корчагин.
Чернокозов оторвался от газеты, лицо его как-то
сразу просветлело.
– Да, это Корчагин. Надо, чтобы вы, Шура, с ним
познакомились. Ему болезнь понавтыкала палок в
колеса, а то бы этот парнишка сгодился нам на
тугих местах. Он из комсы первого поколения.
Одним словом, если мы парня поддержим – а я это
решил, – то он еще будет работать”.
Таким было в двадцатые годы мацестинское
санаторское общество. Оно ни в коей мере не было
похоже на “водяные общества” Европы буржуазной
– с их изысканными одеждами, беседами на
отвлеченные темы и вальсами Шуберта под
колоннадой. У “комсы первого поколения” все
было иначе.
Тем не менее Мацеста замышлялась именно как
буржуазный курорт.
Слово “Мацеста” в переводе с языка убыхов
означает “огненная вода”. Дело в том, что
здешние грязи и воды оказывают на кожу человека
не совсем приятное воздействие – кожа краснеет,
начинается зуд. Но таким образом излечиваются
многие страшные болезни.
Впервые же на свойства здешней “минералки”
обратил внимание английский путешественник
Д.Белл. Это произошло в 1837 году. Но только в 1893
году за этими источниками закрепили наконец
официальный статус вод целебных. И лишь в 1902 году
здесь выстроили первое санаторное здание – с
чугунными ваннами, трубами и котлом для
подогрева воды.
Правда, местные жители давно уже такие ванны
принимали – они их выкапывали прямо в грунте,
прямо над источниками.
В 1912 году компания акционеров получила здешние
источники в аренду. Нельзя сказать, чтобы
доставшиеся им угодья были очень привлекательны.
Один из путешественников так описывал Мацесту
того времени: “На источнике построены какие-то
убогие балаганы из досок, и нет решительно
никакого приюта для больных. Простолюдины живут
под открытым небом, даже не в палатках, а
цыганским табором. На кострах кипятят воду для
чая и готовят какое-то кушанье. В одном балагане
поставлено несколько ванн. Воздух такой, что
пробыть в нем даже несколько минут не каждый
сможет, и грязь вопиющая…
А вот еще балаган для общего купания… Купаются
все вместе со всякими болезнями. Мужчины
купаются в одну часть дня, женщины – в другую.
Доктора нет. Иногда бывает студент-медик. Всем
заведует сторож. Стыд и срам, а не курорт”.
Однако же акционеры принялись за дело с бешеной
активностью. Они заглядывали далеко-далеко в
будущее – срок аренды составлял 75 лет. Общество
стало возводить ванные павильоны и гостиницы. Но
не прошло десятой части срока, как власть
переменилась и мацестин-
ское дело национализировали в соответствии с
декретом “О целебных местностях
общегосударственного значения”.
Новым хозяевам достался довольно приличный
курорт. И прибывший сюда в 1925 году писатель
Дмитрий Фурманов уже не жаловался (впрочем, и
особенных восторгов он не выражал): “В Мацесте
два санаторных корпуса: главный – на горе, этот
стоит как белый замок и к вечеру, когда горит в
огнях, виден издалека; второй корпус – на речке,
внизу, зовется Кулешовкой, а прозывается
Лягушовкой – вечерами там стоит лягушачий
кряк”.
Поражали Фурманова и “природные особенности”
этой местности: “В запахи гор, лесов, трав вдруг
ворвалась чужая, острая волна. Вмиг в ладонях
скрылись лица, невысмеянным смехом вспыхнули
глаза. Мы глянули вниз. В светлые воды Мацестинки
вливались серые струи, и ложе реки было бледно:
выела едучая сера замшелую покатость дна”.
Другого же писателя, К.Федина, Мацеста
вдохновляла на литературные свершения: “Езжу в
Мацесту – со своими болячками… Однако начал
новый – второй – роман трилогии. Первый закончен
печатанием в вышедшей на днях 9-й книге “Нового
мира”… Мысль уже целиком во втором романе.
Начало найдено. Не хватает некоего анекдота, как
сюжетной пружины, хотя собственно сюжет вытекает
из того, что положения героев, перешедших из
первого романа во второй, диаметрально
противоположны исходным, ибо действие романа
делает скачок во времени”.
Речь шла о романе под названием “Первые
радости”.
Кстати, на мацестин-
ском курорте наблюдалась и “культурная
программа”. П.Лавут, к примеру, вспоминал о
выступлении Маяковского: “Он очутился на
плоской крыше высокого корпуса – это был местный
курзал. Непривычно было выступать в таких
условиях: над тобой – полная луна, внизу – море,
кругом – народ… Несколько минут поэт
осваивался. Потом привык и читал, быть может,
именно благодаря такой обстановке с особенным
увлечением”.
Так что мацестинский курорт располагал не только
к излечению от всяческих болезней.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|