СОПРИКОСНОВЕНИЕ СУДЕБ 
 

Встать рано, помолиться и работать

Каждый выбирает свою судьбу. Точнее, судьба выбирает каждого из нас. Когда она меня выбрала? Может быть, тогда, когда прадед мой Гавриил Иванович Колобов начал петь и дирижировать церковным хором в селе Буйском Вятской губернии.
У меня до сих пор висит фотография моего первого учителя музыки – Роберта Игнатьевича Совейко. Это он, директор хорового училища при Ленинградской хоровой капелле на Мойке, “зарубил нам на носу” три святых слова, с которыми я и живу. Он не уставал повторять нам, что на свете есть три святые вещи: музыка, родители и Родина. Мальчишки – что мы тогда понимали? Мне было всего семь лет, но я запомнил: Музыка, Родители, Родина.

...Годы в Свердловске – самое счастливое время моей жизни! Помню, впервые с тех пор, как перебрался в Ленинград, лечу выступать в Свердловск. Вылет задерживается, и самолет приземляется только в четыре утра. Вхожу в здание аэропорта и просто ушам не верю – музыка, живая музыка! Весь оркестр Свердловского оперного театра в полном составе, со своими инструментами явился встречать своего маэстро. Не знаю, как должно поступать дирижерам в таких случаях, а я встал на колени и заплакал.

Что такое музыка: шелест травы, пение птиц, литература, живопись? Ведь бывает много-много нот, а музыки нет. А бывают отношения людей – музыка, и разговор может быть музыкой. Я боюсь громких слов, но музыка для меня и в самом деле как религия – моя религия! Конечно, когда мы занимаемся ею как профессией, присутствует много земного, практического. Но это все второстепенное. Пускай результат не тот, пусть плохо получилось, но я перед Богом чист, потому что отдал ей все, что мог.
…Марина Цветаева гениально сказала: “Поэзия – это перевод с родного языка на чужой”. Так же и музыка. Это вообще непонятный язык. Ноты – это не музыка, это – шифр, так же как великая литература – шифр. И каждый отгадывает его в меру возможностей, которые дал Господь и обозначило время.
…Искусство – вообще загадка, оно воздействует на человека по-особому, и для каждого оно интимно. Один журналист как-то спросил у меня: “Что такое искусство и что – попса?” Мне кажется, что искусство – это то, что воспринимается интимно каждой личностью, а попса – для толпы. Не для народа, а для толпы. Другое дело, народ наш все больше вытесняется толпой, а толпе не нужно вечное: тишина, гармония, звездное небо. Она откликается криком на крик. Музыка же рождается в тишине. Осип Мандельштам сказал: “Нет выше музыки, чем тишина”. А один мудрый музыкант заметил, что нигде так не слышна глупость исполнителя, как в паузе. Чуть передержишь, и все, уже дыра. Чувство меры тоже искусство. Научить этому трудно. Здесь нужен общий уровень культуры, который складывается годами. Посмотрите, Верди пишет: два пиано. Так тихо никто не поет сейчас. Или в партии Хосе: “Навек я твой, моя Кармен”. Последнее слово звучит в высоком регистре очень тихо. Это я услышал лишь раз в жизни у одного шведского певца, который пел у Караяна. Все остальные поют форте.
…Когда мне на Западе предлагают продирижировать концерт или спектакль, я сразу же спрашиваю: “Сколько репетиций?”, и когда мне отвечают – одна-две, я не считаю, что тут может идти речь об искусстве.
Вот я был в Лос-Анджелесе и дирижировал “Лебединое озеро” с филармоническим оркестром, который никогда эту музыку полностью не играл. У меня была репетиция с одиннадцати до часу, потом с трех до пяти, а в восемь я играл уже премьеру. Потрясающе. И вот я тогда подумал: “А если бы были настоящие репетиции?” Ведь когда люди талантливые, с ними же можно столько сделать! С ними же можно уже совсем о другом говорить! Не о нотах самих по себе, а – про что все это! Вот своих ребят из оркестра я могу по-просить, чтобы сыграли, например, запотевшим звуком!.. Или туманным звуком. А за два или три дня это не сделать.
...Когда я был мальчишкой, мне важно было, как меня примут, что скажут, а сейчас… Нет, и сейчас, конечно, я не могу сказать, что мне безразлично, как приняли. Но к прессе, на-
пример, я совершенно равнодушен, мне важнее, как я сам понимаю и чувствую свою работу. Ведь именно в процессе творческой работы и рождаются самые важные идеи, отыскиваются те музыкальные и смысловые нюансы, которые все в искусстве и определяют.
…Как мы обычно читаем пушкинское послание к Чаадаеву? С пафосом, с упором на что? Пока свободою горим! Пока сердца для чести живы… А попробуйте прочитать с другим акцентом, тише, спокойнее: пока свободою горим, пока сердца для чести живы… Совсем другой смысл получается, другая музыка! Поэтому когда я беру Чайковского, то тоже слышу в нем какую-то совсем другую, чем мне не раз исполняли, музыку – мне это интересно. И меня не пугает, что те же нюансы я слышу иначе, чем это написано в партитуре. Нюансы – это же штрих вдохновенной творческой минуты в процессе работы. Погода была хорошая, и Петр Ильич написал “форте”. А был бы дождь – может, написал бы “пиано”. Мне всегда интересны люди, которые слышат свое и помогают мне услышать это. Вот Юра Темирканов – как он слышит музыку!

…Иногда я чувствую себя, как на кресте.
Может, утрирую, но, честное слово, я куда лучше себя чувствую, например, на даче – с книгами, с музыкой, которую хочется только слушать… Завидую писателям! Если Бог дал ему талант, он закрылся в деревне, лист бумаги и ручка. Все! Процесс самовыражения – интимный, священный, без свидетелей – благо великое. И если бы по второму разу выбирать жизнь, я бы никогда в дирижеры не пошел, профессию эту ни за что бы не выбрал. Самая тяжелая профессия, на мой взгляд. Вечная зависимость от всех. Скорее стал бы егерем, лесничим или садовником. Но скажешь так – не поверят. Мол, кокетничает. Ему театр построили, а он…

Чем все-таки удивительна наша страна? Тем, что глубокие нравственные и культурные корни, которые уходят в прошлое, все равно живут в народе и не умирают. Не сытость рождает красоту. Брат Ван Гога любил повторять, что “красоту порождает страдание”. В России всегда было так. В 91-м мы все верили, что в этой стране будет только хорошее, что восторжествует честность, порядочность. А пришли к разбою. В результате в богатейшей стране живем, как нищие. Я дирижировал в Красноярске оркестром и набросился на ребят с замечаниями, а они извинились и говорят: “Мы с января зарплату не получали”. Шел апрель. Что я мог им сказать? Спасибо, что пришли. Про какое искусство, какой высокий образ я должен был им говорить? Ко мне в театр приходят молодые талантливые певцы. Слава Богу, Россия еще не перестала рождать талантливых людей. В театре они могут стать профессионалами, но тут же получают приглашение за рубеж. Чем я могу их удержать – разговорами, идеями? Слабый аргумент для молодежи. Средства массовой информации рекламируют не бескорыстие, не подвижничество, а красивую жизнь. “Бери от жизни все!” – кричит рекламный ролик. А государство красивую жизнь создать не помогает. Отсюда вытекает: бери сам, любыми средствами – где можешь и как можешь. Многие уезжают. Мог бы и я – предложений хватает. Но место мое здесь. Там не смогу. Да и скучно там. Разумеется, есть замечательные оркестры, исполнители. Но для Запада искусство – своего рода десерт. Так, выпить ликерчику после кофе.

…Да, плохо сейчас стране. Но это не значит, что мы должны враз разбежаться. Я не судья тем, кто уехал. Простые мотивы понять можно. Уехали – значит, не нужна им Россия. Но не люблю, когда из благополучного далека они посылают нам снисходительные советы, потому что убежден: если моя мать заболела, я должен быть рядом с ней.
…Россию поднимать тем, кто живет и работает здесь, а не тем, кто туда уехал. Почему в Японии после войны, когда у них был страшный развал, прежде всего взялись за воспитание молодежи? Потому что понимали: только образованное и культурное поколение сможет возродить страну. Неужели нам надо японцев выписывать из Японии, чтобы понять эту очевидную истину? Что может сделать сегодня искусство? Только помочь удержаться. Потому что искусство – это красота и любовь, а в том и другом присутствует Бог. Если и в таких трудных условиях нас влечет к красивому, к поэзии, природе, музыке – значит, есть какие-то неистребимые запасы духовного. Думаю, они и Бог – это все, на что остается надеяться России. А я своими силами ищу музыку, в которой Божественное начало открывается людям.
…Чистота, добро, любовь, правда – это ведь в любой ситуации ценности неотменимые и неотделимые от красоты – как же может обойтись без них искусство? Дело же не в том, чтобы непременно показать оперу о Чечне или еще о чем-то болезненно современном. У искусства, в том числе и у оперного театра, свои возможности и своя область поддержания в человеке человеческого. Но если вообще без этого – то зачем тогда и искусство? И о какой Красоте может идти речь, если она не ведет к Добру?..
Я хочу, чтобы люди, приходя в театр, хоть немного становились лучше, чтобы в них, пусть ненадолго, пусть крупицей, но все-таки оседало иное отношение к другим людям и к миру. Да просто хотя бы для того, чтобы не предавать своих родителей и всех тех, кто сделал тебя таким, какой ты есть, кто научил добру и красоте и доверил продолжить эту традицию.
…Я вспоминаю, как Василий Васильевич Розанов в “Опавших листьях” сказал, что он бы пошел в ту тихую, бессильную, может быть, и в самом деле имеющую быть затоптанной оппозицию, которая состоит в том, чтобы встать рано, помолиться и работать. Вот это я и считаю задачей любого интеллигентного человека – честно работать и не врать себе.

Из интервью, данных в разные годы

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"