ЦВЕТ ВРЕМЕНИ
Энна Харта
Записки через пустыню
Это арабский базар. В огромном
глинобитном городе, выросшем на границе жизни и
смерти – воды и песка. На балконе второго этажа в
горшке подрагивает остролистый куст. Под
какофонию клаксонов и выкриков ветер из пустыни
слева давно уже пытается спихнуть этот город к
медленной реке, из которой он и вырос много лет
назад. Здания ветшали и отмирали, и к ним лепились
новые, все это подобно блеклому и мутному, но
живому коралловому рифу. И жизнь – это арабский
базар, пыльный и яркий, гортанный и липкий,
который тысячей орущих щупальцев тащит тебя за
рукав и за пояс, пытается закрутить, заманить,
затащить тебя в тысячу и одну сторону. Тахин,
куркума, лебды и хиджабы, связки чеснока,
фалафель и финики, золото и индиго одежд и камней,
масло алоэ от ран, сандал от ожогов, иланг для
любовных утех. Каменные статуэтки с глиняной
пустотой внутри, связки фальшивых монет на
одеждах.
Здесь можно жить, если точно знаешь, чего ты
хочешь, что тебе нужно, куда ты идешь. Тысяча и
одна царская возможность, пиршество и нищета,
почет и бесславие, выбирай и торгуйся, маши
руками и показывай растопыренные пальцы, потому
что наивно полагать, что ничем не платишь,
выбирая дорогу, поворачивая голову, протягивая
руки, откликаясь на зов. Почти безымянные голоса
и руки, каждый жест и каждая возможность жаждут
сбыться, воплотиться и зазвучать через тебя,
каждая тропка жаждет прикосновения стопы, каждая
дорога алкает следов, все они знают свою цену, и
все яростно требуют от тебя большего. Не играй в
благородство с барского плеча, тысяча призрачных
джиннов будут ухмыляться тебе по ночам, тысяча
торговцев физалисом и горшками будут тыкать
пальцем в твою спину и кривляться, подмигивая
соседям, так что улыбайся и показывай счет по
пальцам, обучившись отличать нужное от лишнего.
Каждая лавка ведет в одну сторону, за задним
прилавком у грязноватого диванчика потайная
брешь в серо-коричневой неровной стене ведет
вперед, вперед на дорожку, которую ты выбрал,
которая жаждет следов. Дует ветер с пустыни, дует
ветер с реки, и ты делаешь шаг, возможно,
навязанный зазывалой.
Хранитель двери облегченно вздыхает, швыряет в
угол монеты и скидывает маскарадный костюм, ему
повезло с тобой сегодня, ему, а не соседу.
Или нет, не слушай, это просто базар, рынок, как
говорят на севере. Положи за щеку несколько
теплых монет, замедли на площади и купи
что-нибудь просто так: поддайся трем самым
высоким зазывалам, или трем самым смуглым, или
трем в голубых галабелях, а не в серых или в
желтых, купи что-нибудь в трех лавках, брось в
торбу бессмысленную добычу, донеси ее прозрачной
походкой сквозь водоносов, цирюльников,
попрошаек, мрачных бедуинов со стопками
веревочных ковриков, между горами апельсинов,
тесьмы, лука и медово-мушиных жарких сладостей до
балкона на втором этаже, разложи на низком
столике и рассказывай историю. Каждые три
предмета на черном резном столике или на пыльной
земле, собравшись вместе, имеют свою историю, о
сочинитель.
* * *
Имеют свою историю. Эти тексты, страницы,
по которым ровными строчками вывязана и
выкручена в слова тонкая черная шагреневая
паркина нить – каждый делает с ней что может. Я не
могу складывать слова, когда мне не больно; ты
можешь складывать слова, когда тебе не больно; он
может не складывать слова (ему это на фиг не надо),
она не может, когда ей больно. Так спрягается
нить, ничего тут не.
Приятель из Каирского университета, умница и
эрудит, знаток касыд и газелей, записал мне свой
новый мейл на бумажке – медленно выводил буквы
таким падающим, детским и неуклюжим почерком.
Слева направо, против шерсти своей культуры,
против прибоя, против волны. Какой торжествующей
чеканной рябью – со вздохами изгибов и
замирающими падениями, с нотными брызгами точек
над вязью – струилась нить две минуты назад… Он
писал по-арабски – в другую сторону. Так что будь
внимателен, о сочинитель, потому что порядок, в
котором выложишь эти три предмета, сразу
обретает судьбу – и диктует ее руке единственным
образом.
В нашем полушарии с откушенным справа
полумесяцем вода утекает из ванны в небытие по
часовой стрелке – совсем как время, совсем как
жизнь, что, уходя, повинуется указанному
направлению. Говорят, в Австралии вода уходит в
другом направлении, получается, против шерсти
времени, которое мы привыкли считать нашим. Я не
возражаю, но вопрос: где же на экваторе то место,
где вектор идет на попятную, и что именно там
происходит? Вероятно, для этого стоит пройти
Сахару сверху вниз с ванной, из которой
непрерывно утекает вода, и оно будет найдено.
Наверное, где-то там вся влага или все, что
раскручивалось и разматывалось, спрягалось и
указывало, делает сразу
у-уух – и можно ставить знак абзаца. В принципе с
пожитками по пустыне не впервой, да и у-ух
подобный не то чтобы большая новость, о джан.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|