ДОМАШНИЙ АРХИВ
ОДИНОКАЯ ТЕТРАДЬ
Ранним утром 9 мая бывает как-то
особенно тихо в наших дворах. Только младенчески
лепечут березы и липы. Первые лучи солнца
раздвигают настоявшийся на росяных травах
ночной воздух. И пока не послышались из окон
песни и марши, пока не вы-
плеснулась во дворы ребятня, тихая прозрачность
этого свежего утра говорит сердцу больше, чем
могут сказать люди. О мальчиках-солдатах, о
девочках-невестах, о любви, не успевшей себя
высказать, но вот вернувшейся в старые дворы с
этим утренним воздухом, с лепетом листвы, с
лучами, протянувшимися сквозь щелки забора к
скамейке…
Сегодня в “Домашнем архиве” – три монолога о
войне. О жизни и смерти. О буднях фронта и тыла. О
мужестве и верности…
А потом мы выйдем на двор, где хлопочут птицы и
дети, и синему небу нет конца.
Пожалуйста, помните...
Последняя стенограмма Екатерины
Благодаревой
Катя Вдовина (Благодарева) – маленький снимок на
общей выпускной карточке;
Василий Скомсков (Василек)
В “Комсомолке” ее редко звали по
имени-отчеству, все Катя да Катя. Когда говорили:
“Катя и ее девочки” – значит, речь шла о
стенографическом бюро, где Екатерина
Константиновна Благодарева работала с 1948 года.
Города Советского Союза она различала по голосам
собкоров.
Работа стенографистки может свести с ума, она
требует моментальной реакции, огромной
сосредоточенности, бесконечного терпения. Все
телефоны звонят одновременно, у всех срочно в
номер, а еще помехи связи и не всегда разборчивая
диктовка взволнованного корреспондента. Очень
похоже на фронтовой командный пункт, на
передовую, куда она рвалась девчонкой.
И этот порыв никуда не исчез с окончанием войны.
Чувство долга перед Родиной, перед павшими не
оставляло ее до последнего дня. В подмосковном
селе Исаково ее хлопотами в начале 80-х был
поставлен памятник погибшим односельчанам.
Она восстановила по крупицам судьбы погибших
односельчан. В редакции помогли переснять
пожелтевшие маленькие фотокарточки, сделали
большие портреты, которые в День Победы
школьники выносили на майское солнце. Во время
митинга дети держали эти портреты в руках, и
никто не мог удержаться от слез.
Последние годы – с их цинизмом и глухотой ко
всему высокому и героическому – опалили ее. Но,
страдая, Екатерина Константиновна никого не
клеймила, ни к чему не призывала. Призыв был в том,
как она жила. Ей очень важно было достучаться до
детей. Вслед за Борисом Слуцким она могла бы
сказать: “Ставлю на через одно поколение… минуя
нынешнее отечество”.
Прошлой осенью она передала мне свои небольшие
воспоминания о работе в “Комсомолке”; они были
опубликованы в “Домашнем архиве” 29 ноября 2003
года (“ПС” № 84).
Я попросил ее продолжить записки. “Ну о чем же я
еще не написала?..” – спросила она. “О первой
любви…” – вырвалось у меня. “О первой любви?.. –
тихо и грустно переспросила она. – Хорошо, я
напишу о Васильке…”
Спустя несколько дней я получил от Екатерины
Константиновны тетрадку, исписанную летящим
почерком стенографистки. В конце рукописи стояла
дата: “25 декабря 2003 года”.
Через неделю она сильно простудилась и слегла, а
в феврале ее проводили в последний путь. Отблеск
Вечного огня освещал в тот день морозное небо.
Д. Ш.
В пятом классе нашей подмосковной
электроуглинской школы № 32 мне очень понравился
мой одноклассник – Вася Скомсков, Василек,
улыбчивый симпатичный мальчик. Я старалась часто
на него смотреть. Подумала: кажется, я влюбилась.
Но никому не говорила о своей любви. Думала, будут
дразнить и смеяться, ведь влюбляются взрослые, а
не дети.
Мы жили на одной улице, вместе шумной компанией
ходили в школу. По дороге шутили, смеялись,
играли, катались на портфелях с горки. Лепили
снежки. Весело было.
Вася сидел на последней парте и дергал меня за
косички. Я сердито поворачивалась, и мы
ссорились. А я все время получала замечания.
Потом учительница посадила его впереди. И тогда
он стал поворачиваться ко мне без конца и получал
замечания. У него были пальцы в чернилах, и он
нарочно дерзил. Во время перемен бегал за мной по
коридору, но я не показывала вида, что он мне
нравится.
По дороге домой из школы мы снова шли вместе.
Около горки мальчишки кидали в нас снежки. Домой
приходили запорошенные снегом, с оторванными
пуговицами на пальто, за что нас ругали родители:
“Опять валялись в снегу!”
А на следующий год Василек так же дергал меня за
косички и смеялся. Однажды на уроке, повернувшись
ко мне, он так внимательно и долго на меня
смотрел… И я увидела, какие у него голубые глаза,
васильковые, добрые-добрые. Больше он не ссорился
со мной, не дергал за косички. Как-то написал мне
стишок: “Люби меня, как я тебя. И будем верные
друзья”. И нарисовал на том же листке ромашки. С
тех пор ромашки – мои любимые цветы.
После этого мы смотрели друг на друга только на
расстоянии, не разговаривали. Я старалась
избегать его, даже боялась проходить мимо его
дома, чтобы случайно не встретиться.
Не закончив учебу в седьмом классе, Вася поступил
на завод в Москве, учился на слесаря. Повзрослел,
вступил в комсомол. На первомайскую демонстрацию
в сорок первом он пришел в новом сером костюме.
Стоял недалеко от трибуны с моими братьями; они о
чем-то разговаривали и смеялись. Мне очень
хотелось подойти, но…
Июнь 1941-го. На нашей Школьной улице цветет сирень.
Ее так много, что плотные кусты закрывают
бревенчатые стены домов, а пушистые ветки
заглядывают в распахнутые окна. И улица от этого
цветения нарядная, как невеста. Юность, мечты,
грезы...
И тут – сообщение по радио о начале войны; в него
не хотелось верить. Не отходили от репродуктора,
прислушиваясь к тревожному сообщению. Никто не
знал, как долго продлится война, какая она будет
жестокая, но все поняли, что случилось страшное,
непоправимое.
Учебный год в школе начался не 1 сентября, как
обычно, а 15 ноября. Здание нашей новой школы,
новоселье которой отметили меньше года назад,
заняли под госпиталь. А мы учились в старых
холодных помещениях, сидели в пальто. Писали
карандашом, потому что чернила замерзали. А во
время перемен бежали к единственной в коридоре
печке, чтобы отогреть руки, и, прижавшись друг к
другу, тихо напевали: “Мне в холодной землянке
тепло от моей негасимой любви...”
Уроки начинались с сообщений о положении на
фронтах, с чтения писем с фронта. Приходили
похоронки на выпускников школы. Мы горевали
вместе с учителями.
Самыми главными предметами у нас были военное
дело и немецкий язык. Два дня в неделю – в пятницу
и субботу – по шесть уроков занимались военной
подготовкой. Некоторые мечтали бежать на фронт.
Не раз беглецов возвращали в школу. Даже девочки
просились на фронт.
Василек вместе с комсомольцами завода
добровольно ушел в ополчение Краснопресненского
района Москвы. Больше мы не виделись. Враг рвался
к столице нашей Родины. Положение было очень
тревожное. Потом от родных узнала, что Вася
Скомсков погиб в начале войны. Ему было
шестнадцать лет.
Я долго хранила его стишок с ромашками. Только
через много лет я рассказала его матери Пелагее
Владимировне Скомсковой о своей любви к ее сыну.
Она меня обняла, назвала дочкой и долго-долго
плакала.
Где и при каких обстоятельствах погиб ее сын,
мать не знала. Сказала, что прислал два или три
коротких письма, в которых сообщал, что
участвовал в жестоких боях. И больше ничего.
Расстались мы как близкие родные. На прощание она
подарила мне фотографию сына, переснятую с
увеличенного портрета. Фотограф подрисовал
костюм, галстук, поэтому Вася выглядел старше
своих лет. Мать часто и подолгу стояла около
этого портрета, смотревшего со стены.
…В сорок четвертом наш класс готовился к
выпускным экзаменам. В школе в том году был один
выпускной класс – наш десятый – одни девочки, 11
человек. Помню, как наш выпуск кружился в вальсе
– робко очень танцевали девочка с девочкой.
Наши мальчики, не окончив школы, ушли кто на фронт
добровольцем, кто в народное ополчение,
некоторые поступили в военные училища. Многие не
вернулись. Помню в лицо и по имени всех погибших с
моей улицы. Помню и их матерей. Помню их скорбные
лица и печальные глаза. Для меня они все родные.
В деревне Исаково в память о павших возвышается
обелиск. На черных плитах золотом написаны
фамилии 65 моих односельчан. Среди них мои родные
и близкие: брат Михаил Вдовин, сестра Мария
Вдовина, двоюродные братья Смазновы – Виктор,
Петр, Михаил, Николай, Вячеслав, Владимир, а также
школьные друзья: Коля и Юра Базаровы, Коля
Богатырев, Коля Былинкин, Слава Смазнов. Его
братья Коля и Володя. Мои одноклассники Паша
Королев, Витя Колчин, Вася Бушуев, Вася Скомсков
– моя незабываемая детская любовь, мой Василек.…
Каждый год здесь, у обелиска, проходит митинг. И 65
учащихся школы, по числу погибших односельчан,
выстраиваются с портретами павших. Летчики и
танкисты, пограничники и пехотинцы, командиры и
рядовые, совсем юные мальчики смотрят с
портретов и как бы просят: “Вы не забыли нас? Вы
помните нас? Пожалуйста, помните…”
25 декабря 2003 г.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|