КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА 
ПРОСТРАНСТВО ГОРОДА 

На столичных выселках

В медвежьих углах мегаполиса художественной жизни не существует

МУЗЕЙ К.ВАСИЛЬЕВА

“Все врут календари”, – считал грибоедовский Фамусов. Но врут и географические карты. Современные мегаполисы, обозначенные на них как нечто единое, на самом деле едины лишь чисто формально.
Жизнь в центре и на окраине Москвы, например, – это две совершенно разные жизни. Другие пространства, другая архитектурная среда, другие цены в магазинах и совершенно иной отсчет времени. Как известно, в сутках – двадцать четыре часа. У обитателей спальных районов – на два (а у кого и на три) часа меньше: выпадает часть дня, которую приходится проводить в дороге к месту и от места работы. Долгие ожидания автобусов, утомительные, настороженные (особенно после недавних трагических событий) поездки в метро. Бесконечные томления в автомобильных пробках на улицах… Вот и получается, что сутки (а это ведь значит и сама жизнь) для тех, кто поселился (вернее, поселен) на окраине, существенно короче, чем для жителей центра.
Но они не только короче. Они гораздо беднее культурными возможностями. Уже сам вид серых, угрюмых кварталов, возведенных в последние десятилетия прошлого века, наводит уныние. Вместо хоть как-то, пусть условно, но все-таки обозначенных дворов, где могли бы играть дети, – продуваемые всеми ветрами, загаженные собаками, заставленные машинами пустыри… Агрессия среды тут предельна, а визуальные радости слишком редки. Даже вездесущая, аляповато-веселая городская реклама не проникает в толщу однообразной застройки.
Надо признать, районы пятиэтажек выглядят куда привлекательнее. С течением времени там возникла обжитая, соразмерная человеку среда, стихийно озелененная, наивно обустроенная, замкнутая. Это особый мир уединения в огромном городе, если хотите – защиты от него. Разросшиеся деревья под окнами, когда-то собственноручно посаженные, будто в деревенском палисаднике. Старые автомобильные шины, превращенные в клумбы. Самодельные детские площадки – плод местной плотницкой фантазии. Неказистые лавочки у подъездов (на них часами просиживали пенсионеры, обсуждая свежие новости и повседневные заботы). Врытый в землю столик, где целыми днями стучат в домино. Голубятни (да-да, голубятни). Иногда – ствол повалившегося дерева, приспособленный для скупого мужского застолья “на троих”...
Сегодня этот вроде бы несовместимый с гигантским городом мир пошел на снос. Такова логика жизни: хрущевская пятиэтажка – приют хрупкий, временный, изначально обреченный. Жалеть ее не приходится. К тому же и строят теперь иначе, разнообразнее, веселее по форме, по цвету, хоть как-то возмещая потерянный уют. Но, становясь привлекательнее внешне, новые районы не меняются в главном: они все так же далеки (и с каждым годом все более) от “культурной жизни столицы”. Как и жители самой глубокой российской провинции, многие из обитателей московских окраин узнают о благах и чудесах Москвы только по телевизору. Многим из них совсем не легко выбраться на спектакль или выставку, принять участие в массовых гуляньях, побродить в погожий денек по центральным улицам, удивляясь происходящим там переменам.
Теоретически одинаковые по статусу (москвичи!), на деле мы совершенно разные по правам и возможностям. Особенно в сфере культуры. Однако, похоже, это мало кого заботит. Прежде всего самих деятелей культуры. Сегодня они поглощены собственным выживанием в рыночной ситуации (часто весьма успешным). И не задумываются, что очень скоро превращение многонаселенных микрорайонов в подобие культурного гетто непременно скажется на общей духовной экологии столицы.
Я часто вижу у клубов, домов культуры моего московского дальнего “зарубежья” рекламные щиты и растяжки, сообщающие о проходящих в них вещевых ярмарках, выставках-продажах мехов, посуды, ювелирных изделий и прочего. Но ни разу мне на глаза не попалась афиша известного столичного театра или художественной галереи. Понятно, такие гастроли не приносят выгоды. И не только в плане финансовом. Привезти современный спектакль на здешние, не отвечающие хотя бы минимальным сегодняшним требованиям сцены – значит заведомо схалтурить. Вот и ездят, имитируя “культурную жизнь”, по этим домам и клубам эстрадники и сомнительные антрепризы, превращая столичную “провинцию” в очередное место хищного “чеса”, от которого в провинции российской уже нет спасения.
Даже приходя в нашу в общем-то хорошую районную библиотеку, я с досадой сравниваю ее поневоле мало отражающие современную литературную жизнь каталоги со стендами книжного магазина, слава Богу, наконец-то открывшегося неподалеку (разумеется, как и везде, дорогого)…
На московских выселках жизнь будто отрезана от минувшего времени. На домах нет памятных досок: ведь их жильцы еще не успели прославиться и умереть. Как правило, на окраинах нет и музеев. Даже тех, что рассказывали бы о прошлом этих издавна обжитых, намоленных, а теперь плотно и скоротечно застроенных земель. Только в названиях еще сохранилась память о былом. О снесенных деревнях, вырубленных садах, брошенных погостах, об ином бытовом укладе, иных отношениях между людьми.
Но однажды, проезжая мимо Лианозовского парка, я увидела из окна автобуса нечто странное. Среди заснеженного пространства, в окружении великолепно заиндевевших деревьев стоял двухэтажный дом, разительно отличавшийся от тянувшихся за горизонт серых строений. Светло и тонко окрашенный, причудливо гармоничный, он казался перенесенным сюда из мест старинной застройки. Ничего общего с нелепо “навороченной” архитектурой новорусских особняков. Окна дома были затемнены, но в некоторых уютно, призывно горел огонек.
Что это?
Оказалось, музей художника Константина Васильева. Два этажа отличной живописи. Интересная графика. Посетители (их немного, но они не случайны, пришли сюда не для галочки) неспешно переходят из зала в зал, под приглушенно звучащую музыку рассматривают картины. Портреты реальных известных людей. Герои русских былин и европейского эпоса. Странные, не по-современному мощные, завораживающие образы. Особенный взгляд художника на человека и мир. Особенная манера письма. За тщательной выписанностью, за ясной конкретностью проступает потаенный, незримый объем бытия…
Этот музей – уже сам по себе неожиданность. Но еще неожиданнее его история. Он – детище Клуба любителей живописи Константина Васильева. Получив в 88-м году три обваливающихся стены (это все, что сохранилось от бывшей усадьбы Лианозовых), “любители живописи” (энтузиасты и, судя по результатам, люди вполне сегодняшние, практичные) сумели найти необходимые средства на восстановление дома. По всей России они возили выставки картин Константина Васильева (годы провалявшиеся в сарае после смерти художника), собирали деньги. И – строили, сверяясь с сохранившимися чертежами. На это ушло десять лет. В 93-м году правительство Москвы выделило клубу участок земли, прилегавший к музею, с условием, что тут будет построен детский Центр искусств. Пока центра нет, но уже существует затейливый домик, где работают фольклорный детский театр, изостудия…
Не правда ли, история примечательная. Но, к сожалению, необычная, редкая (хотя в ней и сошлись возможности новейшего нашего времени, соединив интересы города и частного клуба). Конечно, лианозовский Музей Константина Васильева – капля в огромном московском море, едва заметная точка на карте большого района. Но именно отсутствие подобных точек лишает жизнь миллионов обитателей московских окраин богатства впечатлений, красок, делает ее эмоционально, духовно беднее. И стоит ли удивляться, что все увеличивается число “трудных детей”…

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"