Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №29/2004

Четвертая тетрадь. Идеи. Судьбы. Времена

ЛЮБИМЫЙ ГОРОД N33
СЮЖЕТЫ 

Алексей МИТРОФАНОВ

Биржевые заметки

Биржа – одна из главных достопримечательностей острова. Казалось бы, она должна несколько выпадать из общего настроя этой местности, интеллигентской и богемной. Но это лишь на первый взгляд. Ведь петербургские купцы были особенные, не такие, как во всей стране.

Столетие Биржа искала себе место. Поначалу, в 1704 году, ее выстроили на Троицкой площади. В 1913 году перевели в Гостиный двор (на той же площади). В 1720-е годы Биржу перевели на Васильевский остров, в здешний Гостиный двор. И лишь в 1805 году для Биржи заложили новенькое здание, дошедшее до наших дней.
Неудивительно – в те времена сюда причаливало множество как российских, так и иностранных кораблей. Пристань рядышком со Стрелкой слыла самой крупной в городе. Н.Новиков писал о ней: “На сих днях прибыли в здешний порт корабли из Руана и Марселя. На них следующие нужные нам привезены товары: шпаги французские разных сортов, табакерки черепаховые, бумажные, сургучные, кружева, блонды, бахромки, манжеты, ленты, чулки, пряжки, шляпы, запонки и всякие так называемые галантерейные вещи… а из Петербургского порта на те корабли грузить будут разнообразные наши безделицы, как то: пеньку, железо, юфть, сало, свечи, полотна и прочее”.
Ирония Новикова понятна: дескать, Россия – “сырьевой придаток Западной Европы”. Дело, однако же, не в этом, а в том, что он вел речь именно о пристани Васильевского острова, рядышком с Биржей, которая на протяжении двух столетий была центром жизни петербургского купечества.
Вообще российское купечество – явление особое. Многие пытались осознать его. Вот, например, одно из описаний этого феномена, сделанное адъютантом при санкт-петербургском губернаторе А.П.Башуцким: “Купечество русское по образу жизни, занятий, привычным сношением с людьми своего состояния, частию же по старинным предрассудкам мало смешивается с прочими сословиями… В лучших семействах купеческих поощряют сношения их с высшими сословиями… Гостеприимство, радушие, щедрость на милостыню, почтение, ненарушимость родственных связей и набожность сохраняются в купеческом сословии свято. Национальность и старина, удержавшие свой добрый характер, но одетые, украшенные почти всем, что новейшая общежитность ввела во вкусы, проявляются здесь на каждом шагу. В пышно убранных домах блестят зеркала, золоченые карнизы, бронза и хрустали различных форм и веков, но тут же мебель самая богатая перемешана с самою простою. В главном углу комнаты всегда находятся огромные в драгоценных окладах иконы, перед которыми неугасимо теплятся лампады. Как убранство жилищ, так приемы и одежда различных лиц одного семейства представляют старинные противоположности: нередко отец носит окладистую бороду и длинный русский кафтан, мать повивает голову платком, но одевается в немецкое платье, которое для выездов закрывает салопом яркого цвета или сверх русской телогрейки носит дорогую шаль; дочь к нарядам, шитым по последней парижской моде, прибавляет обыкновенно любимые купеческим сословием украшения: цветы, жемчуг, бриллианты, перья; один из сыновей рядится, как лондонский денди, и старается перенимать все привычки светской молодежи, тогда как другой, сидя в лавке своей в Гостином дворе, встречает покупателя с калачом или стаканом сбитня, и если тот неосторожно промолвится по-французски или по-немецки, он отвечает ему на том же языке. Входя в дом, родители крестятся перед иконою и после кланяются обществу, дети между тем развязно приветствуют знакомых модным пожатием руки, поцелуями и лепетом на иностранных языках”.
Купеческий уклад был незатейлив и одновременно основателен. Журналист Н.Лейкин вспоминал о своем детстве, проведенном именно в такой среде: “Жили мы… в квартире о шести комнатах, в четвертом этаже, во дворе, и платили за эту квартиру тридцать пять рублей в месяц без дров… Помню, что комнаты были маленькие, окрашенные клеевой краской, с панелью другого цвета, и по стенам были выведены фризы, а в углах белых потолков намалеваны по трафарету какие-то цветные вазы. Бумажные обои тогда только еще входили в моду и были очень редки и дороги. Мебель была потемнелого красного дерева, мягкая, но не пружинная, потертая и в чехлах. На окнах висели кисейные занавески, перед простеночными зеркалами на ломберных столах с бронзовыми ободками стояли подсвечники с никогда не зажигавшимися восковыми свечами. Стеариновых свечей тогда не было, и жгли только сальные свечи, снимая нагар с их светилен щипцами. Восковые свечи перед большими праздниками всегда мыли с мылом, так как они до того засиживались мухами и покрывались копотью, что делались пестрыми…
Тараканы и клопы водились, считаясь неизбежной принадлежностью жилья, но их время от времени морили бурой, скипидаром, ошпаривали кипятком… Помню, что полы у нас в квартире были простые, крашеные, и по субботам происходило генеральное мытье их, после чего расстилались половики, полотняные дорожки, а вечером, во время всенощной, зажигались у икон все лампады… Воскресенье ощущалось по пирожной опаре, которая ставилась в субботу в кухне в большом горшке. Без пирога в воскресенье или в какой-либо праздник за стол не садились… Дабы угодить на разные вкусы, его пекли с двумя, а иногда и с тремя разными начинками по концам… О пироге говорили с вечера и в день, когда его ели”.
Более светской жизнь столичного купечества сделалась в 1861 году, когда открылось так называемое “Санкт-Петер-
бургское Русское купеческое Собрание”. Устав сообщал, что это учреждение “имеет своею целию доставить членам своим и их семействам возможность проводить свободное от занятий время с приятностию и пользою. С этой целию Собрание дает для своих членов и их гостей балы, маскарады, семейные обеды, танцевальные, музыкальные и литературные вечера, выписывает газеты, журналы и вообще лучшие периодические издания и книги, а также приглашает лиц специальных по разным наукам для чтения лекций, которые служили бы к распространению между членами Собрания полезных сведений и знаний”.
И все-таки столичное купечество было особенным. Михаил Пыляев писал в книге “Старый Петербург”: “Образ жизни купца XVIII века был таков, что бла-
женство его состояло в том, чтобы иметь жирную лошадь, толстую жену, крепкое пиво, в доме своем особенную светелку, баню и сад. Утром сидел он в лавке, где с знакомыми и покупателями выпивал несколько так называемых “галенков” чаю. После обеда спал три часа, а остальное время проводил с приятелями, играя в шашки на пиво… Купец всегда любил выпить и помимо разных семейных празднеств, именин, родин, крестин искал случая напиться, особенно баня также еженедельно давала предлог к пьянству и созывам гостей. Летом в праздники купцы с друзьями ездили за город с пирогами, самоварами и водкою. Смотрение кулачных боев, медвежьей травли, катанья с гор составляли любимейшие зимние удовольствия”.
Но уже в следующем веке ситуация принципиально изменилась. Виссарион Белинский замечал: “Что же касается петербургского купечества – оно резко отличается от московского. Купцов с бородами, особенно богатых, в Петербурге очень мало, и они кажутся решительными колонистами в этом оевропившемся городе… В Петербурге множество купцов из немцев, даже англичан, и потому большая часть даже русских купцов смотрят не купчинами, а негоциантами, и их не отличить от сплошной массы, составляющей петер-
бургское среднее сословие”.
Естественно, в купеческих домах царила строгость. Одна из жительниц Санкт-Петербурга вспоминала: “Отец наш довел тишину за столом до того, что нечаянно брякнувшая тарелка, вилка или ложка вызывали его недовольный взгляд, и виновник нечаянного шума не знал, куда ему деться от последнего. Мы знали по движению пальцев отца, чего он хочет, и немедленно исполняли его желание. Окончив обед и помолившись Богу, разрешалось говорить, но и то негромко”.
Однако же досуг этого строгого купчины был весьма оригинален: “В свободное время летом, а иногда и весною, после биржи, забирался он в своем капоте на крышу, где особою палкой с тряпкой на конце гонял голубей, заставляя их взлетать очень высоко. В это время никто из домашних не смел беспокоить его, забывая все, он в эту минуту думал только о голубях. Улюлюкая и свистя им, папенька старался, чтобы они поднимались выше соседских (сосед тоже был большой любитель этого развлечения), чтобы турманы чаще кувыркались в воздухе и падали камнем книзу. По праздникам папенька отправлялся на Щукин двор, где покупал новых голубей, менялся с другими любителями, нередко выписывал их даже из Москвы”.
Биржа же была своего рода купеческой столицей города, да и страны вообще. Неудивительно, что окончание строительства нового здания (а произошло это в 1812 году) стало событием общероссийского масштаба. Один из современников писал: “15-го июля в Санкт-Петербурге, в присутствии государя императора была освящена новая биржа, что на островской стрелке построена. Все именитое петербургское купечество с городским головою встретили высоких гостей внизу у лестницы, а допрежь того встреча была митрополиту, преосвященному Амвросию, сделана. После молебствия с колено-
преклонением играла музыка трубная, палили из пушек на судах, что около стрелки на воде стояли, и на них были флаги подняты. За обедом в большом зале вместе с императором и его августейшим семейством обедало также и биржевое купечество. Государь пил за процветание торговли и за петербургское купечество. Кричали ура, было очень величественно. После пиршества высокие гости отбыли через Исаакиевский мост в Зимний дворец. В биржевой зале веселие продолжалось, и была зажжена люминация”.
Биржа была своего рода центром общественной жизни торговцев и предпринимателей. Именно здесь в 1889 году прошла первая в стране Промышленная выставка. Говорят, что один иностранный представитель, посетив ее, воскликнул:
– Мне теперь нечего делать у вас. Придется воротиться домой и ездить на охоту.
Настолько качественным и широким был в то время внутренний товарный рынок.
Перед Биржей – Биржевая площадь или же Биржевой сквер. Юрист А.Ф.Кони вспоминал о нем: “Это так называемый Биржевой сквер, где весною, с приходом кораблей, разными иностранцами открывалась торговля раковинами, черепахами, золотыми рыбками, попугаями и обезьянами. Сюда в это время стекались покупщики и молодежь, для которой еще не существовало Зоологического сада. Тут иногда происходили забавные сцены и недоразумения. Рассказывают, что какой-то простолюдин из украинцев, любовавшийся серым попугаем и узнавший от продававшего итальянца, что таковой стоит сто рублей, на другой день принес продавать большого петуха и потребовал у желавшего купить тоже сто рублей, отвечая на его удивление указанием на попугая. “Да ведь он может говорить, – сказал тот, – так за то и такая цена”. “А мой не говорит, но дюже думает”, – ответил украинец”.
Так что торговля рядом с Биржей была в общем-то под стать традиционным увлечениям ее завсегдатаев.


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru