ЦВЕТ ВРЕМЕНИ
Гватемала
Пишу тебе из Гватемалы, или черт знает
как еще теперь называется эта благословенная
страна, по крайней мере марки на конверте гласят
“Гватемала”, язык же тут, как на птичьем базаре,
не разберешь, один шум – что на почте, что в
бистро. Пишу! Это тоже надо поставить в кавычки,
какая-то сволочь толкает меня под руку, пардон…
Так вот, я сам не знаю, как здесь оказался, хотя
тебе бы мог объяснить, но времени нет ни кетсаля,
так что воображай все сам. С тех пор как мы
последний раз смотрели на плешивое московское
небо в разгар зимы и ноги при каждом шаге
зарывались в снег, как наши мысли в
метафизические глубины, а кровь отдавала удар за
ударом в разгоряченные морозом щеки, ничего
особо не изменилось – просто перевернулось
вверх тормашками. Я встретил ее в переходе на
кольцевую линию около часу ночи. Иногда, очень
редко, я бываю смел с женщинами. Этой смелости
хватает, чтобы не отвести взгляд – только и
всего. Но тут я попался. Как чужой, помню свой
голос, который произнес: “Сколько вам лет?” Она
что-то ответила, но я не запомнил. Так до сих пор и
не знаю, сколько ей. “Теперь, если хотите, вам
всегда будет столько. Всю жизнь. И дальше, после
жизни. Для этого вам надо только полюбить меня”.
Она улыбнулась, и мы ушли.
Теперь, спустя дни и события, вытолкнувшие ее за
все границы (подробнее нельзя!), мы тут, почти у
экватора, и, очевидно, я сдержу свое обещание,
потому что со дня на день она напорется на пулю
или нож. После меня, разумеется. Хотя я, наверное,
имел в виду что-то другое. Стихи, вечность. Но нам
надо как-то жить в этой нищей патриархальной
стране с полицейскими порядками. Здесь до сих пор
возят почту на лошадях по большой дороге. Два
револьвера – мой и ее – наш прожиточный минимум.
Нет, разумеется, как и прежде, я пишу стихи и даже
отправил тебе едва ли не сто страниц, исписанных
с двух сторон. Возможно, они неплохи. Я не успеваю
их перечитывать, слишком пыльные здесь дороги.
Впрочем, вряд ли ты получишь ту бандероль: на
следующую ночь мы стояли в засаде ниже города, и
повозка, которую остановили, оказалась почтовой
каретой. Так уж выходит, что теперь я не только не
имею обратного адреса, но сам лишаю себя слова.
Нет никакой возможности отсюда выбраться, да и
зачем? Страна невелика, у границ патрули, и на
тысячи километров в глубь континента все те же
пыльные дороги, а стреляю я не слишком метко.
Поэтому предпочитаю стрелять в упор. А почта –
это всегда верные деньги. Да! Я здесь не для того,
чтобы писать тебе письмо. Я прислушиваюсь к их
птичьему базару, пытаясь уловить, когда они
собираются отправлять свой фургон.
Если же это письмо до тебя все-таки дойдет, знай,
что наше очередное ночное пред-
приятие провалилось и меня уже нет в живых. Равно
как и ее – той, которую ты никогда не видел и не
увидишь. Но то, что происходит сейчас, кажется мне
прекрасным финалом долгой жизни в зимней стране.
И пыль, в которую впитывается кровь и пот, и пыль,
никогда не знавшая снега и не умеющая пачкать его
белизну… Это превосходно.
Она зовет меня. Смеркается. Немного свежего ветра
из придорожных рощ. Немного ожидания – такого
короткого в этих краях. Где, к черту, в этой конуре
конверты и почтовые марки? Мне пора идти.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|