КНИГА ИМЕН 
ИМЕНА ЭТОЙ СТРАНИЦЫ:
Питер ГРИНУЭЙ (р. 1942)
Франсиско де КЕВЕДО-И-ВИЛЬЕГАС (1580 - 1645) 

Приглашение дона на казнь

Особенности национальных особенностей

За под- и просто заголовок “Особенности национальной/ого чего-нибудь” штрафовали в мудрых СМИ уже в конце прошлого века. Увольняли без слов, если крылатая сия фраза невзначай прокрадывалась в текст. И правильно. Но дело не в заголовках. Пресловутые особенности – как вирусы. Слагаются из мифологических штампов-штаммов-стереотипов под лозунгом: “Что мы знаем о них?”
Макароны, мафиози, гондолы.
Мельницы, тюльпаны, сыр.
Харакири-икебана, фьорды-селедка, виски-волынки, икра-медведи и т. п.
Что-то – предмет патриотической гордости и увесистая статья туристического дохода.
Что-то – национальный стыд.
У Испании (коррида-кастаньеты) своя – к счастью, историческая – грусть. Инквизиция.
Ну, жгли-то, положим, еретиков по всей Европе и – что уж скрывать – на Руси (к чести наших, редко), но с пиренейской державой особь статья.
Достаточно напомнить, что инквизицию там отменили лишь в 1820-м, да и то пытались реанимировать. Валили отсталость на мавританское иго – пятьсот как-никак лет.
Сейчас не валят: дороги приличные, пьют умеренно, а главное – после мавров, костров, феодальных склок и бесконечных войн с басками даже в самые тяжкие годины поставляли миру кучу гениев.
Поставили и целую команду интернациональных символов.
Взять хоть Дон Жуана и Дон Кихота (Кармен не в счет: француз придумал). Где-то меж этими полюсами – Великий Грешник и Великий Праведник – располагается то, что высокомудрые культурологи зовут национальным архетипом. Где-то рядом еще один архетип – Великий Инквизитор, что правильно почувствовал автор “Братьев Карамазовых” и применил. Относительно нашей Отчизны.
Странно, что Франсиско де Кеведо-и-Вильегаса не подвергли аутодафе, как Толстого – отлучению. Хотя вердикт светской и инквизиторской цензуры, сквозь века и континенты идущих вместе, обозвал автора “Пройдохи Паблоса” и еще восьми толстых томов испаноязычных сочинений доктором бесстыдства, лиценсиатом шутовства, бакалавром гнусностей, профессором пороков и протодьяволом среди человеков”.
И так-то избыток метафор, но последняя – более чем недвусмысленное приглашение на казнь.

Еще один благородный дон на дне

Однажды Юпитер осерчал на Фортуну. На его взгляд, рог Изобилия сыпал милости неправильно: блага доставались смертным явно не по заслугам. Олимпийский единоборец за земную соцсправедливость решил вмешаться в судьбоносную деятельность подчиненной. Чтобы каждый человек хоть на час получил то, что ему положено. Не по Фортуне, а по совести.
Сейчас бы сказали: момент истины. В 1630-х предпочитали старомодные выражения. Последняя книга Франсиско де Кеведо называется “Час воздаяния”.
Эксперимент Юпитера, кстати, провалился. Се – взгляд Кеведо на род человеческий: в ссылках и тюрьмах этот потомок знатного рода, питомец двора, провел в общей сложности треть жизни.
Впрочем, изгоняли и сажали не за “протодиавольские” сочинения.
Выпускник двух провинциальных университетов (из знаний – груда языков, из них – часть древних), удачливый донжуан и заядлый дуэлянт (с его-то хромотой и близорукостью), Кеведо взлетал до степеней известных. Был министром финансов испанского Неаполя и секретарем самого Филиппа IV (“секретарем без секретов” – лаконичная и трезвая самооценка) и оттого падал вместе с опальными патронами с особо болезненной высоты.
На самое дно.
Верх и низ, блеск и нищета – до сих пор международные особенности. Но в Испании и сейчас все как-то контрастнее: может, из-за слишком яркого солнца. Если уж свет, то жирно-насыщенного спектра (быстрый взор на Кармен), если уж мрак…
В непролазную безлунную темень благородные доны карабкались на балконы к возлюбленным.
Как?!
Серенады едва ли подсобляли. Разве что согласно мифам-клише сверху путь освещала какая-нибудь дуэнья, а снизу – верный Фигаро-пикаро?
Быть может, именно из-за резкого контраста низа и верха именно на родине Кеведо возродился плутовской роман – пикареска (хотя отцами-основателями жанра были грустно-ироничные свидетели упадка Римской империи, зарегистрировавшие: “Оглядываясь, видим лишь руины”).
Да и в анналах Всемирной библиотеки Кеведо остался автором одной книги – “Истории пройдохи Паблоса”.
Остальное (нешуточное по объему, несмотря на инквизиторскую редактуру-корректуру) наследие Кеведо – достояние нудных филологов. Едва ли кто-то нормальный все это прочтет сейчас.
И ранние пародии на идиотские указы и законы (а кто из 20-летних интеллектуалов их не писал?), и памфлеты про светскую чернь (кто помнит чернь 1600-х?), тем паче – трактаты о мудром абсолютизме, не отягощенном освящением/освещением костров из инакомыслящих (а где они не горели?).
Для нужд атавистических филологов остался и спор Кеведо, поклонника жизнерадостного Лопе де Вега, с изощренными певцами тьмы – отцами испанского барокко – и его собственные стихи о вечной гибели никак не умирающего королевства.
Обессмертила – немеркнущая проза о никак не затягивающемся ряской Дне, где профессор порока совпал с литературными противниками, как самый мрачный “барочник”. Мрачнее только Кальдерон.
Кеведо (при всех дно-доновских заслугах) не содеял революции в жанре пикарески.
Та же новеллистика как композиционный принцип (также из “тяжкого” наследства мавров – “1001 ночи”, в частности), тот же прием, что был и у его предшественников (включая Сервантеса), и у европейских последователей на протяжении еще лет ста.
Одно лишь обстоятельство, пожалуй, выделяет его из компании живописателей Всемирного Дна.
Не оставляет этот гранд ни героям, ни читателям надежды.
Самое грустное дело для литератора – когда и себе, любимому, не остается этой самой, коей не нашлось имени в пантеоне языческих богинь.
Надежды.

Фиаско Юпитера

“Государь! Год и десять месяцев длится мое заточение... Я был привезен в самый разгар зимы, без плаща и рубахи, шестидесяти лет от роду, в монастырь Сан-Маркос-де-Леон, где и пребываю в суровейшем заточении, больной, с тремя язвами, которые открылись из-за холода и соседства реки, протекающей у моего изголовья... Ужасные мои страданья приводят в содрогание всех... Я не жду смерти, но пребываю с ней в постоянном общении, и лишь по ее снисходительности я все еще жив”.
Это письмо из последней и окончательно добившей Кеведо тюрьмы: сел по ложному навету.
Выпустили через два года, после падения очередного вельможного ненавистника, но язвы уже не затянулись.
А ведь сгинуть ничто не мешало.
Даже во времена юношеских подвигов “плаща и шпаги”. Чего только стоит поединок дона Кеведо с бежавшей на волю из заезжего зверинца родственницей Багиры. Поголовье пантер-экспонентов сократилось тогда на экземпляр.
Это, впрочем, апокриф, как и легенды о многих его геополитических прениях и похождениях.
Где интрига, где политика – не разобрался даже авторитетный граф Альмавива, обучавший пикаро Фигаро.
Одна из легенд о Кеведо гласит: ухитрившись подмазать придворных и, по не совсем фантастическим слухам, самого короля, присовокупил он к испанским владениям здоровый кус разрозненных королевств Италии.
Но – опала покровителя, ссылка самого Кеведо, и… за апеннинский сапог взялись совсем другие политики, в русском смысле вполне “сапожники”, упустившие даже верную италийскую “подметку” – Неаполь и Сицилию.
С восшествием на престол молодого Филиппа IV началась очередная “оттепель”. Хотя применительно к Пиренеям лучше, наверное: в час сиесты повеяло освежающей прохладой…
Младолибералы организовали хунту (а это, кстати, попросту “совет”) по реформе нравов, приняли законы против роскоши. Кеведо вместе с сотнями уцелевших дворян был реабилитирован – и опять попал на самый верх.
Свежий бриз перемен дул, как водится, недолго.
Реформы свернули.
Кеведо впал в немилость.
В который уж раз.
Зато теперь хватало времени на литературу во всех жанрах. Нищета-с.
Однако начались скандалы и на этом поприще. Тогда и окрестили протодьяволом среди человеков.
Интересно: чем радужнее были светлые политинициативы этого неутомимого дона, тем безнадежнее и мрачнее его прогнозы-творения.
Оглядываясь, видеть лишь руины – “взгляд, конечно, очень варварский, но верный”.
Вопрос только – как оглядываться?
Назад или окрест?
Предшественники Кеведо в деле литературного освоения испанского дна давали своим плутам шанс.
Ласарильо с Тормеса (из первой по времени и благоразумно-анонимной пикарески) обретает благополучие, прикрыв священника-греховодника.
Гусман де Альфараче из одноименной книги М.Алемано встает на путь истинный, “сдав” друзей. Каторжан, кстати.
Не то – у Кеведо.
Его Паблос, обремененный наследственностью: отец – цирюльник-вор, мать – колдунья-сводня, обоих казнит еще один родственничек – дядя-палач (но на генетику тогда не все плутовство списывали), только к концу романа “устает от грехов”.
Автор, явно уставший за три года работы над книгой от своего героя, отправляет его в Вест-Индию. Но упреждает читателя, что даже в Америке “обернулось все к худшему”. К отсоединению Новой Англии?
К худшему обернулось и при попытке Юпитера учинить социальную справедливость в деле земного возмездия. “Люди порядочные обернулись плутами, плуты же, напротив, – порядочными людьми”.
“Час Воздаяния” Франсиско де Кеведо увидел свет посмертно.
Посмертный это свет.
Не надо зря ссылаться на Юпитера.
По сей день с рогом Изобилия что-то не то.
И уж без всяких национальных особенностей.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"