КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА
МОНТАЖ
Когда точка станет галактикой
В прозе Розы Хуснутдиновой душа – это
сегодня птица, а завтра – бабочка, цветок,
снежинка
“Где-то совершаются героические
действия: люди работают под землей, добывая уголь
днем и ночью, в жестокий шторм вытягивают из
ледяной воды сети с рыбой, не боясь гриппа и
простуды, спасают людей, терпящих авиа-, авто- и
железнодорожные катастрофы, тушат пожары в
небоскребах, рискуя заживо сгореть в бушующем
пламени, взламывают ледоколами льды, спасая
китов, попавших в ловушку. Будни Раузы и Заужян
были далеки от подобных масштабных действий”.
Этот перепад величин и состояний, масштабов и
пространств – от малых к великим, от сжатых и
съежившихся к вольным и беспредельным – для Розы
Хуснутдиновой привычен и красноречив. Ни в том,
ни в другом она не прописывается насовсем. А лишь
поджидает, когда точка обратится в галактику, а
галактика ухнет в дыру диаметром с крапинку. Ее
авторская позиция, ее место повествователя – в
поджидании этих перебросов, когда – либо
исчезновение, либо все нараспашку.
В маленькой квартирке среди бетонных
многоэтажек цветущая Рауза сторожит и лелеет
мать, а избалованная мать, боясь не проснуться,
держит дочь в напряжении постовой дисциплины,
сама уже блуждая в вольных просторах иных миров.
Два рассказа “Рауза и Заужян в Москве” и
“Птицы” – это маленькая дилогия, в которой
свобода обретается лишь за пределами здешнего
мира, когда душа Заужян, освободившись от
телесных оков и обратившись в пичужку, похожую на
лесную перепелку, “встряхнула головкой,
взъерошила перышки и вдруг взлетела” и
понеслась, радостно созывая души, ушедшие ранее.
Автор неуверенно сокрушается: может, эта история
“не совсем соответствует канонам мусульманской
религии. Может также возникнуть вопрос: почему
Заужян – перепелка, а не какая-нибудь другая,
более заметная птица, ведь Заужян была такая
яркая, красивая? Ну, во-первых, яркие красивые
птицы зимой кочуют в теплых чужих краях… А
во-вторых, так ли уж важен внешний облик птицы?
Ведь он недолговечен. Сегодня ты птица, а завтра
– бабочка, цветок, снежинка или легкое облачко,
пролетающее по небу над дивной планетой по имени
Земля”.
Неустойчивость обликов, как и неустойчивость
пространств, завораживает Розу Хуснутдинову, но
и пленяет в ней, в ее письме и сюжетах, если можно
назвать сюжетами те состояния, в которых
случается пребывать ее героям. Это состояние
миража, которое в рассказе “Анна Сергеевна”
определено наиболее адекватно, когда в струях
света от шара солнца, опускающегося за дальний
холм, на горизонте песков и пустыни несутся одна
за другой фигуры людей, вызванные памятью из
давнего и недавнего времени.
Эти пространства, переплавляющиеся,
преображающиеся друг в друга, замечательно
сталкиваются лбами в рассказе “Восемь узбекских
халатов”, когда вы, уже утомившись от
перечисления неизвестных, малоизвестных и очень
громких имен, которым посчастливилось получить в
дар один из восьми халатов, “сияющий, как небо
Средней Азии”, столбенеете в последнем абзаце
перед словами матери, которая говорит своей
безмерно расточительной дочери: “…больше
халатов никому не дари, хватит, женщины нашего
рода во всем знали меру и когда влюблялись, и
когда ссорились, и когда дарили что-нибудь на
память. Так что не преувеличивай щедрость своего
сердца, позволь и другим проявить ее…”
Во встречных потоках, на рубеже давлений, когда
один напор вмешивается в другой и невозможно
предвидеть, как они обойдутся друг с другом и
куда устремятся в дальнейшем, – место
повествователя, поле его наблюдения и его
участия в жизни. Было бы поверхностным
утверждать, что сценарист (Роза Хуснутдинова –
известный кинодраматург) формирует в авторе
прозаика, скорее напротив: тонкой самобытности
прозаик сформировал в ней сценариста, профессию,
давшую ей судьбу и хлеб. И вот заключительный
рассказ цикла, который опубликован в журнале
“Знамя”, 2003, № 12.
Чаепитие по-восточному в Москве 2000-го
На одной из московских квартир в районе
Садового кольца собрались как-то вечером бывший
хивинец, бывший согдиец, бывший кипчак, маргианец
и кыргыз.
Как обычно, расстелили дастархан, уселись на
курпачах, разломили лепешки, поели плов руками,
выпили зеленого чаю, закусили изюмом с курагой.
Вспомнили великих поэтов прошлого.
Маргианец прочел четверостишие из Махтумкули.
Согдиец – из Навои.
Хивинец – из аль-Хорезми.
Кипчак – отрывок из романа о великом Абае.
Кыргыз пропел речитативом отрывок из эпоса
“Манас”.
Потом вспомнили древние пословицы и поговорки.
– Жирный похудеет, худой поправится! – произнес
один из сидящих.
– И на навозной куче расцветает цветок, –
произнес второй.
– У того, кто пришел, есть и обратный путь, –
сказал третий.
– Есть три вещи на свете, которые нельзя скрыть:
любовь, беременность и езду на верблюдах, –
сказал четвертый.
– Устал – отдохни! – изрек пятый.
Потом перешли на текущие новости.
– Плохие новости! – сказал маргианец. –
Оказывается, у нашего баши – миллиардные счета в
швейцарских банках! А народ вымирает.
– И у нашего счета! – вздохнул согдиец. – Только
в Эмиратах! В кишлаках опять трахома – как в
двадцатые годы!
– Зато наш баши выдал свою дочь за сына соседа! –
сказал кипчак. – Вся страна праздновала, как в
сказке. Свадьба обошлась в половину годового
бюджета!
– Нашего бюджета, не вашего! – поправил кыргыз.
– Оппозиции нет! – пожаловался согдиец. –
Боишься во сне шепнуть что-нибудь – как бы не
арестовали!
– У вас еще арестовывают? – удивился маргианец.
– У нас давно без суда и следствия.
– У нас выходит оппозиционная газета, всего с
листок, – сказал хивинец, – но ее надо везти из
Прибалтики через всю Россию. Пока довезешь –
главного редактора уж в живых нет.
– У нас – степь, в ней затеряться можно. И кричать
все что захочешь. Жаль только – никто не услышит!
– засмеялся кипчак. – Можно, конечно, перейти
границу, которую никто не охраняет, и оказаться в
России! Но разве мы этого добивались? Рухнули
наши надежды, обман, обман!
– Мы должны МВФ десять миллиардов долларов, –
сказал кыргыз. – А где их взять? У нас и диаспора-то
раз, два и обчелся, ни одного Сороса!
– У нас нашли месторождение золота, – сказал
хивинец, – одна надежда на золото!
– У нас в Нью-Йорке есть представительство,
собирают деньги, но пока собрали только на артель
по изготовлению носков из высокогорной шерсти с
местным орнаментом! – сказал согдиец. – А через
горы везут гашиш тоннами! И никакой московский
погранотряд его не остановит.
В дверь резко позвонили.
– Кто бы это мог быть? – Хозяин встал и пошел
открывать дверь. В коридоре стоял московский
ОМОН.
– Проверка паспортного режима! – сказал главный
из них, без маски на лице, остальные были в масках.
ОМОН в полном составе вошел в квартиру, стал
проверять паспорта у присутствующих.
Прописка у всех оказалась московская. У
некоторых по два паспорта, один – заграничный.
– У вас что, жены русские? – подозрительно
спросил главный омоновец.
– Есть и русские, – мягко ответил хивинец, самый
дипломатичный из всех. – Может, вам связаться с
нашим посольством? С консульством? С
представительством?
– Ладно, дуйте свой зеленый чай! – процедил
сквозь зубы омоновец и вышел вон.
– Грубый какой! – сказал кипчак. – Пусть
попробует приехать к нам в степь! Я покажу ему
степное гостеприимство!
– Но ведь не дрался, не угрожал пистолетом-автоматом!
Все-таки Лужков проводит с ними воспитательную
работу! – защитил правоохранительные органы
столицы маргианец.
Вдруг заскрипело окно, в комнату с улицы
просунулась голова верблюда. Он нараспев
произнес что-то по-арабски.
– Молится. Наверное, суннит, – сказал один из
гостей.
– А может, шиит, – сказал второй.
– А вдруг вахаббит? – испуганно сказал третий.
– Тогда пусть лучше проваливает! – сказал
четвертый и поскорей закрыл окно.
– А как он там оказался? – удивился пятый. – Ведь
мы на восьмом этаже!
– Э-э, давайте лучше включим телевизор, будем в
курсе международных событий! – сказал хозяин и
включил телевизор.
На экране показывали кандидатов в президенты
России. Камера задержалась на одном из них.
– Интересно, о чем он думает? – спросил согдиец.
– Собака лает, а караван идет! Вот что он думает!
– Или: ворон ворону глаз не выклюет!
– Или: вчера ты был тигр, я шакал, сегодня ты шакал,
я тигр!
– За что боролись, на то и напоролись!
В комнате повисла пауза.
– Что будет, то будет! На все воля аллаха! –
вздохнул первый из гостей.
– Огнепоклонники верят огню! – сказал второй.
– Сердце женщины стремится к покою, сердце
мужчины – в степь! – гордо сказал кипчак.
– Не в степь стремится сердце этого кандидата, не
в степь! – возразил четвертый.
– Из пыли мы пришли, и в пыль уйдем! – философски
заметил пятый.
– Да будет вам! И так редко собираемся! Давайте
лучше я угощу вас ташкентской дыней, вчера только
привезли, – сказал хозяин дома.
И вынес великолепную зимнюю дыню в плетенке.
Чаепитие по-восточному в Москве двухтысячного
года продолжалось.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|