ЦВЕТ ВРЕМЕНИ
Без альтернативы
Провалы в памяти
Мартовским утречком, мокрым и тусклым,
как раз таким, когда в городе, как по взмаху
волшебной палочки, число шизофреников и орущих
котов зашкаливает, мой очень близкий друг, не
имеющий, впрочем, никакого отношения ни к
душевнобольным, ни к четвероногим, вдруг говорит
мне: “Хорошо бы податься куда-нибудь на север, в
леса. Зажить там... Вернуться к сельскому
хозяйству, молиться горячо на коленях в
деревенском храме, – продолжил он, закуривая
доминикан-
скую сигару, которую ему на днях подарил хозяин
модного журнала, где – что уж греха таить –
повадились подрабатывать московские поэты в
качестве сочинителей рекламных статей
сомнительного содержания. – И чтоб ни
радиоточки, ни теле-
графа, тем паче Интернета или, боже упаси,
телевизора”. “Конечно, конечно, – подхватила я,
– ты будешь осваивать ремесло охоты, а я рыхлить
грядки, это мне по силам. Бельишко буду полоскать
в реке, печь топить. А вечером при лучине будем
хрумкать картошку да читать нараспев Беляева,
Астафьева, обсуждать скудные новости...” “А по
утрам на пустой желудок выезжать на телеге в
соседнюю деревеньку побольше – за спичками,
табаком и мукой в обмен на молоко и ягоды...” –
замечтался мой друг. “А пока тебя нет, я буду
собирать чернику для пирога на ужин, аукаясь с
детишками, – подхватила я, заливая немецкие
мюсли с изюмом соком из красных апельсинов,
выросших, как обещает реклама, на склонах
сицилий-
ской Этны, – в жизни не пекла пирогов, да и печку
растапливать, я скажу…”
“Я могу стать священником”. – “А я
учительницей”. – “Лесничим или дровосеком”. –
“А я пряхой и еще петь в церковном хоре, у меня
сопрано”. – “С мужиками на медведя ходить не
стану, жалко мишу”. – “Корову доить, бусы
мастерить, детские игрушки из лоскутков долгой
зимой”. – “Бумага в деревне на вес золота. На чем
мы с тобой будем писать?” – “Раз в месяц плавать
за ней на моторной лодке в райцентр за сорок
километров вниз по течению”. – “Это что же,
зажиточные мы с тобой?” – “Нет, почему, лодка не
наша, ты ее за бутылку у казака Петьки попросишь,
по-мужски так”. – “Ладно, а ты тогда и малой с
треволнениями дождетесь меня на берегу”. – “Как
здесь не разволноваться. А вдруг лодка
перевернется, в проливной дождь попадешь или еще
что. Все-таки райцентр – людное место. Загулишь с
мужиками”. “С чегой-то, брось ты, это же
ненадолго”, – возразил мой друг, заканчивая
завтрак и убирая остатки непостного сыра в
холодильник.
Поболтали и разошлись по делам кто куда. В
редакцию, толкаясь в метро, в поликлинику, в бутик
за декольтированной кофточкой для танцев.
Вечером встретились в ночном клубе, том самом,
где столичная богема гудит. Как развлекается
столичная богема? Как и любая другая. Только в
отличие от аргентинской и парижской
предпочитает что покрепче вслед уже за мате и
вином. А танцует и спорит о философии с тем же
жаром. Звучит шансон, гремит рок-н-ролл, стонет
цыганочка, надрывается Курт Кобейн. Вот уже
кто-то пошел из подвальчика на улицу – драться
из-за одной красотки-покеристки, танцевавшей в
тот вечер фламенко... Мы же, отплясавшие всласть,
устало домой и спать без задних ног.
...Утро расцвело стремительно. Лучи света бились в
узкое окно пшеничной копной, щекотали закрытые
еще веки. Непонятно откуда послышался лай собаки.
В дверь кто-то громко постучал: “Эй, Валентиныч!
Чтоб вас... (непечатное слово)! Бегом! Маруська наш
картофель топчет, проломилась через забор,
скотина!” “Что? Кто?” – хрипло отозвался мой
друг. “Кто-кто? Дед пехто! Корова ваша! Чья ж еще!”
Я открыла глаза и поверила им: маленькая изба,
чисто прибранная, в углу широкая печка, под ней
детский стульчик и краски акварельные. Посредине
избы – стол, накрытый скатертью, на подоконнике
яблоки лежат с мятыми бочками – нападали небось
вчера, куда их девать, народились.
Собирали-собирали. Варенья вон сколько наварили
– на всю деревню хватит. Сушили их. А они все
падают. На сундучке кошка лежит полосатая, рыжая,
на меня глазеет и урчит. Знает, что кормить скоро
будут. Друг мой уже калиткой стукнул – утек к
соседям. Соседи у нас добрые. Сибиряки. Шестеро
детей. Все ко мне на урок бегают. Учатся серединка
– на половинку, больно шабутные. Да и наш растет
сорвиголова, чего уж там...
Я вышла на крыльцо: прохладно сегодня, наверное,
дождь будет к вечеру. Надо сходить к тете Палаше,
молока ей отнести, обещала. Она нам такой пирог
испекла вчера. Надо яблони обтрясти. Надо
посмотреть погреб – нет ли там воды, как прошлой
осенью налило. Надо сено убрать поскорее, а то
промокнет, если ливанет. Надо деда Ваню
навестить, лесника нашего, что-то он кашлял, когда
заходил, плохой кашель. А вот и Марусю привели,
ишь скотинка какая!
Поспешила накрыть на стол: творог, сметана, хлеб
свежий, остатки пирогов, печеные яблоки, немного
егерского меда. Вот и весь завтрак. Пойду звать
своих. Бегом.
Восточный экспресс
“Этого не может быть! С ума сойти!” –
“Серьезно! Он остановил выбор на мне, хотя я не
говорю по-английски, только по-французски, я его
сразу предупредил. Он сказал, что ему
безразлично, все равно он будет учить русский
язык с моей помощью, представляешь! Завтра же
собираем документы на визу. Вид на жительство нам
оформят, когда приедем, уже на месте”. – “Так
неужели это правда? Непальский принц – и изучать
русскую литературу! И что, правда помешан на
Достоевском?” – “Да, “Братья Карамазовы”,
похоже, произвели фурор в Катманду! Его
высочество мечтает снять фильм по роману. Мы с
ним два часа проговорили о Петербурге”. – “А где
нас поселят? Во дворце?” – “Похоже, что да. Но нам
хватит денег снять там отдельную квартиру или
даже дом... с садом”. – “Дом?! На высокогорье...” –
“Давай посмотрим в Интернете, какая там погода
сейчас!” – И они вместе уселись перед монитором.
Замелькали туристические анонсы, карты,
фотографии гостиниц и улиц на фоне ослепительно
фиолетовых Гималаев.
“Неужели? Неужели это все наяву!” – замотала
головой Лена, точно пытаясь проснуться ото сна,
когда шофер-индус, широко улыбаясь, закрыл за ней
дверь старенького такси. “Да, – ответил Эндрю,
закуривая трубку. – Поезд через пять часов. У нас
еще есть время, чтобы посмотреть Дели”.
“Похоже, эта пробка надолго”, – сказал им
по-английски индус и широко улыбнулся Лене в
зеркало заднего вида. “Хорошо. Возьмите, это вам,
спасибо, – сказал Эндрю таксисту, – прогуляемся
пешком!” – И они вышли из машины.
Их обдало горячим ветром, некуда было деться от
одуряющего солнца, очень хотелось пить. Зазывалы
облепили их и поволокли к какому-то кафе под
гигантской вывеской на английском “Дева Мария”.
Они сидели и пили из высоких бокалов. Лена
заказала пива зачем-то. Эндрю по-
просил джина со льдом. К ним подсел хозяин кафе и
предложил услуги гида. Почему нет, они пошли
вслед за ним, тут же свернули на узкие улочки,
заваленные коробками, мусором; сандалии липли к
асфальту, как будто его поливали сиропом.
Оказалось, индус говорит немного по-русски: “А вы
мне нравитесь”. – “Спасибо”. – “Я вам сейчас
покажу одно место, пойдем”. И они легко пошли за
ним, хотя Лена вовсю уже по-
сматривала на часы. “Где вы учили русский язык?”
– “Одна русская девушка, похожая на тебя, меня
научила. Потом она уехала”. Он постучался в
обшарпанную дверь. Из окна высунулось
сморщенное, почти черное лицо старухи. Они о
чем-то коротко переговорили. Индуска вроде бы
согласилась и открыла им. Она была одета в
какое-то немыслимо ветхое сари. “Добро
пожаловать, – сухо сказала она по-английски, –
сюда” . Гид остался ждать снаружи. За ветхой
дверью оказалась полная прохлады гостиная со
светлыми стенами, обставленная в колониальном
английском стиле. Гостей усадили в низкие кресла,
сутулая девушка принесла воды и фруктов и молча
удалилась.
“Вы – первая, – указала на Лену старуха, когда
вода была выпита, а фрукты едва тронуты. –
Пойдемте за мной, а вы ждите нас здесь”. –
“Куда?” – “Вы что желаете знать: будущее или
прошлое?” – Лена сделала большие глаза: “Эндрю!
Это гадалка! Зачем нам это! Пошли отсюда!” – Она
почти кричала и ринулась к выходу: “Ну пошли же,
что ты сидишь!” Но Эндрю не спешил: “Скажи ей, что
ты не хочешь. Я пойду”. Лена, чуть заикаясь,
перевела его пожелание гадалке. Тогда старуха
жестом указала ему пройти. “Но как вы будете
объясняться? – в отчаянии бросила им вдогонку
Лена. – Или она что, знает русский или
французский!” Но Эндрю даже не отозвался, точно
загипнотизированный, он последовал в глубь
дома.
Его не было пять, быть может, десять минут. За это
время Лена успела посмотреть раз сто на часы,
съесть почти все фрукты и почувствовать, что
съела их зря, придется напиваться джином.
Эндрю вышел один. Опустился в кресло и не-
много рассеянно посмотрел на Лену: “Она не
рассказывает, Лена. Она показывает то, что
просишь. Как на экране. – Он помолчал, точно
решаясь на что-то. – Я выбрал прошлое. Теперь ты.
Иди-иди! Она ждет”. “Но Энди! Поезд! Потом,
сколько они с нас сдерут, это же конвейер для
туристов!” – “Гадалка сказала, что ничего с нас
не возьмет, иди быстрее, я жду”.
Лена пересекла гостиную и исчезла за дверьми.
“Будущее”, – подумала она про себя и
почувствовала легкую дурноту-слабость не то от
фруктов, не то от взгляда старухи – глубокого,
долгого, цепенящего. “Будущее? Смотри сюда”. – И
старуха поднесла свой крючковатый указательный
палец к Лениному лицу. Лена едва успела подумать
о желтом лаке на старушечьих ногтях, как
погрузилась во тьму. Секунда, другая – и
замелькали кадры. Какие-то Лена необъяснимым
образом узнавала, точно это уже где-то было,
давно, а какие-то видела впервые. Чьи-то
незнакомые лица, московские бульвары, зима,
разговоры, ощущение счастья, спазм боли внизу
живота, солнце над рекой, белокаменная церковь в
полоске дождя. Спокойное лицо Энди, поезд, на
который они опоздают, Бенарес, куда они решают
ехать вместо Катманду, и еще что-то. Нечто, что
подмигивало ей и прижимало палец к губам в знак
молчания. Лена прищурилась, чтобы разглядеть, кто
это, но никак не выходило. Она потерла глаза и
увидела прямо перед собой индуску. “Ты никому не
должна говорить об увиденном. Тогда через три дня
ты забудешь все, что узнала. И будущее станет
изменчиво и благосклонно. Если расскажешь – как
по писаному, оно станет твоей тюрьмой”. –
“Зачем, зачем вы нас выбрали?” – “Кое-кому вы
нужны гораздо больше, чем одной царской особе”.
– “Откуда вы знаете?” “Тс-с! – старуха снова
прижала свой крючковатый палец к черным губам, –
тс-с!”
Лена вышла в гостиную. Энди спал. За окном была
ночь. “Мы опоздали на поезд”, – констатировала
Лена, легко трогая его за плечо. “Да, наверное”,
– сонно отозвался Энди и сладко зевнул, – а где
наш паренек? Не дождался?” – “Скорей всего”. –
“Ты выбрала прошлое или будущее?” – “Прошлое”,
– не задумываясь ответила Лена. – “Ну что, пошли
тогда!”
По телефону
– Алле! Михель! Алле! Скажи, какие дела,
Михель?
– Вчера прошел ураган, много людей погибло,
деревья вывернуты с корнем, крышу нашего дома
унесло. Мы ищем способ приехать к вам.
– Ни в коем случае. У нас, кажется, будет война.
Сегодня по всему городу звучала воздушная
тревога. Мы думали ехать к вам.
– К нам? Но здесь негде жить, вода к тому же
поднимается, и скоро мы сможем перемещаться
только на лодках.
– Но нам-то придется тесниться в бомбоубежищах. К
тому же исчезли продукты из магазинов. Михель! Ты
меня слышишь!
– Слышу. Но я в растерянности, что же делать!
Говорят, из-за наводнения из-под земли вернулась
чума, представляешь! На площади сегодня
добровольцы поливали бензином и поджигали трупы
первых умерших.
– Говорят, наши военные применили биологическое
оружие, Михель! От нас это держат в секрете. Но
много людей заболели неизвестными лихорадками.
Врачи только разводят руками! Алле! Михель! Плохо
слышно!
– Да! Связи почти никакой! Говорят, это из-за
смерча, который буйствует на востоке города! Ты
меня слышишь?
– Плохо! Но что же нам делать!
– Может, созвонимся вечером, вдруг у нас что-то
изменится к лучшему!
– А если нет, Михель?
– Тогда я приеду к вам!
– Но здесь опасно, Михель! Может, нам стоит всем
вместе уехать в другое место? Там, где лучше?
– Может быть, и так! Но давай подождем до вечера. А
еще лучше до завтрашнего утра! Вдруг все
образуется! Утрясется само собой как-нибудь!
Хорошо?
– Хорошо, Михель! Но ты там не скучай! Целую
крепко!
– Не буду, хорошо! Целую вас! Созвонимся!
– Созвонимся, пока, Михель!
– Позвонишь мне?
– Позвоню, обязательно! Держись там!
– И вы держитесь! Всем привет!
– До скорого! Звони!
– Хорошо! Договорились. Все. Пока! Пока!
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|