ПОЛИТИКА ОБРАЗОВАНИЯ 
ЗАДАНИЕ НА ЗАВТРА 

Сценарии развития российского образования

Стенограмма выступления первого заместителя министра образования Виктора БОЛОТОВА на конференции “Тенденции развития образования: проблемы управления”

15–16 февраля в Москве состоялась научно-практическая конференция “Тенденции развития образования: проблемы управления”. Среди ее организаторов – Министерство образования, НФПК, Высшая школа экономики, Институт “Открытое общество”.
Основной задачей конференции ее организаторы назвали “обсуждение тенденций и возможных сценариев развития системы образования в аспекте управления и организации”.
Мы публикуем сокращенную стенограмму выступления первого заместителя министра образования Виктора Болотова. Документ этот, на наш взгляд, ценен тем, что позволяет понять, как представляет себе состояние российского образования сегодня один из главных стратегов модернизации. Понять не причины, а мотивы реформ. И уяснить, насколько все это соотносится с реальной школьной жизнью, видимой учителям и директорам.

Я бы хотел начать с того, что обсуждать сценарии, обсуждать завтра, завтра в широком смысле этого слова, – задача неблагодарная, особенно в Российской Федерации, потому что судьба будущего зависит от групп, команд людей, которые поставили себе разные цели и достигают их разными способами.
Приведу такое сравнение: когда мы берем лист оконного стекла и начинаем его перегибать, как пойдет разлом по этому стеклу, чем определяется линия трещины? В стабильном состоянии мелкие пузырьки и вкрапления песчинок не оказывают никакого влияния на стекло, но теперь именно они определяют, как пойдет разлом.
Так вот, подобную роль в наше время играют команды людей, желающие вместе достичь определенной цели. И поскольку никто сегодня не может предопределить, какая из этих групп “правильная” в широком смысле слова, какая из них добьется успеха и чья цель более важна, то говорить о “завтра” очень трудно. Но вместе с тем есть ряд явных процессов и ряд объективных ограничений в образовании, учитывать которые приходится всем. Я бы отметил только несколько очевидных фактов, которые приходится иметь в виду, пытаясь модернизировать наше образование.
Первый факт – появление Всемирной паутины, Интернета.
Хотим мы или не хотим, но школа потеряла место эксклюзивного транслятора знаний. Это произошло. И без нас, без системы образования процесс передачи знаний идет широко и развитие Интернета усиливает эти процессы.
За последние пять лет у нас в несколько раз увеличилось число детей, которые получают образование экстерном. На Западе процессы, связанные с экстернатным образованием, семейным образованием, тоже развиваются семимильными шагами. В этой ситуации, когда все больше детей будут идти на экстернат, роль образовательных учреждений меняется. Они вместо транслятора культуры превращаются в организаторов образовательного процесса. Их задача – не столько научить, сколько помочь организовать собственный процесс получения знаний и обеспечить проведение экзаменов, когда речь идет о необходимости выдачи государственного или общественного документа. То есть у образовательного учреждения появляются другие функции.

Следующий процесс, который я хочу отметить и который, с нашей точки зрения, тоже является необратимым, – это процесс глобализации, с одной стороны, а с другой стороны – социальная раздробленность, неукорененность в малых группах, сопутствующая жизни современного человека. Он живет в одном месте, работает в другом, дружит в третьем…
Вопрос самоидентификации становится все более острым. И именно здесь система образования должна реагировать на вызов глобализации. Как сделать, чтобы человек сохранил цельность своей личности, свою индивидуальность и в то же время не выпал за пределы социума, ощущал себя частью мира?
Попытки, которые мы сегодня в России предпринимаем по решению этой проблемы, к сожалению, пока неуспешны. Если не найдем правильный культурный ход в этом направлении, мы так и будем спорить по таким вопросам, как необходимость основ православия в школе.
Для чего пытаются ввести в школу основы православия? Это попытка решения проблемы самоидентификации. Но ведь завтра будут спорить, нужны ли основы ислама, иудаизма и т.д. И если мы проблему самоидентификации будем решать в таком режиме (я говорю про образование), то отсюда уже один шаг до спора, какая нация самая лучшая в мире, кто на каком месте стоит. И тут уже могут начаться не дискуссии, а вооруженные конфликты.
Точно так же патриотическое воспитание – это словосочетание уже стало ругательством. И не без оснований. Поскольку зачастую патриотическое воспитание сводится к военно-патриотическому воспитанию. Воспитанный тот, кто знает автомат Калашникова и строем может ходить. И считает, что мы ответим огнем и мечом любому агрессору, который на нас посягнет. Примитивный подход кажется более понятным, но из-за этого проблемы культурной самоидентификации для России стоят очень остро.
Следующий момент, который я бы отметил. Завтрашний человек, вообще говоря, принципиально будет жить в условиях быстроменяющегося мира, когда сведения и факты, которые он получил, становятся не столь значимыми, когда все время человек должен решать нештатные проблемы, проблемы, которых вчера не было, должен сам искать необходимую информацию, для того чтобы адекватно решить эти проблемы. Но те дискуссии, которые у нас в течение трех лет ведутся про компетентностный подход в образовании, однозначно показали, что у трех психологов пять интерпретаций, что такое компетентностный подход, не говоря уже про наших ученых из Российской академии образования, у них, по-моему, десятки. Не случайно в первой итерации новых стандартов в образовании у нас было 128 компетенций – от семейной до культурной. Это показывает, что у нас сам термин, само понятие не отработано. Но тем не менее направление дискуссии показывает, что все больше людей понимают, что за пределами учебного процесса жизнь совсем другая, в ней доминирует вовсе не решение типичных ситуаций из учебника.
Следующий момент, который я бы хотел отметить, – это то, что к образованию начинают относиться как к ресурсу все больше и больше внешних участников. Но давайте скажем честно, если проанализировать программы разных партий по поводу образования – и “Единую Россию”, и коммунистов, и “Яблоко”, и “СПС” – чем они отличаются? Во-первых, все дружно утверждают, что с образованием хорошо, без образования плохо. Второе – в образование нужно вкладывать больше денег.
Это что – консенсус или просто банальность, которую все выучили и повторяют? Есть ли у них хотя бы содержательные заказы к системе образования? Или, как во многих аудиториях сегодня говорят, нет госзаказов к школе? В советские времена заказ давала партия – и потому это, по их мнению, плохо...
Система заказов, на мой взгляд, может восстановиться только в режиме диалога. Уже и в центральной прессе образовательная тематика вызывает все больший интерес. Во многом это связано с тем, что Министерство образования предприняло ряд резких действий, сильно изменяющих обычные условия существования системы.
Единый госэкзамен – один из таких резких шагов, которые всколыхнули общественность. Когда общественность стала читать наши контрольно-измерительные материалы, она ужаснулась. Что вы такое спрашиваете у наших детей? Тогда мы говорим: посмотрите наши учебники. То есть дискуссия выходит за пределы образования.
Но, уважаемые коллеги, пока все это псевдодиалог. Это разговор в режиме, кто кому больше должен. Образование говорит: при таких деньгах, которые вы нам выделяете, мы ничего не можем. А люди за пределами образования требуют определенных условий от системы – для своих детей.

И к сожалению, эта ситуация долженствования продолжает во многих случаях доминировать.
Вот один из законопроектов, который идет из Совета Федерации, из близкого окружения Миронова. “Возложить на школу и директора ответственность за здоровье детей. Если в течение трех лет показана негативная динамика состояния здоровья, то школа и директор должны быть подвергнуты санкциям”.
Или другой пример такого “взыскания долгов”, когда в борьбе с наркотиками ряд выступающих называют школу главным виновником роста числа подростков-наркоманов. Сейчас появляется тема подросткового алкоголизма – и, как вы думаете, кто виноват в том, что зависимость от алкоголя повышается, особенно у девочек? Школа. Школа должна бороться и с этим. То есть у нас не диалог, а система взаимных претензий.
Конечно, и у той, и у другой стороны, которая предъявляет претензии, к сожалению, есть основания для этого. Но потому многие процессы реформирования образования напоминают попытку Мюнхгаузена вытащить себя за волосы из болота. И в этом плане, если мы хотим на самом деле модернизировать образование, нужно вступать в диалог, если хотите, выращивать в себе культурного оппонента – их сейчас почти нет. Поэтому для нас “завтра” в системе образования может быть создано только за счет культурного диалога со всеми заинтересованными сторонами.
Но если я заявляю: я – лучшее в мире российское образование, а мне все должны, поэтому давайте больше денег, – диалога не будет. Мы не готовы к диалогу, и для нас это, пожалуй, главный вопрос: как нам понять наших потенциальных партнеров по диалогу и предоставить им информацию.
Очень много дискуссий по единому госэкзамену. Очень опасное заблуждение – оценивать эффективность деятельности образования только по итогам единого госэкзамена. И очень соблазнительное. Не случайно за ЕГЭ схватились все. Схватились и мы в системе образования, когда куча горячих голов начинает оценивать деятельность учителя по итогам ЕГЭ, не учитывая того, а кого он взял в 9 классе, какие это были дети и что он с ними сделал за эти два года. Некоторые начинают использовать данные ЕГЭ для аттестации школы.
Но ЕГЭ нужен для другого. Это лишь один из способов оценки, объективной оценки освоения школьных программ.
В чем его смысл? Даже в двух соседних школах оценка, выпускная оценка даже в двух соседних классах по математике может означать совершенно разный уровень знаний. И в этом плане можно ли получить сопоставимость оценок в школах, скажем, Камчатки и Калининграда? Даже за одной и той же цифрой в государственном документе – в аттестате не стоит сопоставимое знание. Это первая проблема, которую призван решить ЕГЭ. А во-вторых, Россия – одна из немногих стран, где сначала проверяется знание школьной программы в июне, а потом для большинства выпускников школ эти же школьные знания или знание школьной программы проверяется второй раз – в июле. В чем смысл двух этих проверок? Неужели за тот месяц между июньскими и июльскими экзаменами может качественно измениться знание школьной программы? Натаскать на вступительный экзамен можно на темы, которые будут в этом вузе. Но знание школьной программы второй раз проверять бессмысленно. Поэтому второй вопрос: как сделать оценку знания школьной программы равнозначной и для школы, и для вуза? Ведь в сегодняшние школьные оценки вузы не верят, и, к сожалению, не без оснований. Очень много у нас золотых и серебряных медалистов, которые даже заявление на прием заполняют с ошибками в каждом слове.

И второй момент. Школа не без оснований предъявляет к вузам претензии, что они на вступительных экзаменах проверяют не знание школьной программы, а знание тех программ, которые вуз реализовывает на своих подготовительных занятиях. И в этом плане одиннадцатиклассник вынужден даже при хорошем учителе математики, литературы и истории бегать на подготовительные курсы, чтобы готовиться к поступлению в конкретный вуз. Объявление в любом городе: “Готовлю к сдаче экзамена по математике в такой-то вуз”. Не вообще к сдаче экзамена по математике, а именно в такой-то вуз. Что за этим объявлением стоит, это отдельный вопрос. Но школа по этому поводу предъявляет претензии к высшей школе. Вот единый экзамен – это попытка сделать оценивание знаний школьной программы в российских масштабах так, чтобы эти результаты принимались и школой, и вузами. И в тех регионах, где это идет уже второй-третий год, большая часть профессионалов и высшей школы, и общего образования приняли эту методику.
Никто не говорит, что она идеальна, но относятся к ней как к работе, дают конструктивные замечания по изменению этой процедуры. И когда мне говорят, какой же это эксперимент, когда вы все решили, я еще раз хочу сказать: решили только одно – что два раза школьную программу с разрывом в один месяц проверять не будем. Это решение абсолютно точное. А эксперимент в том, какая технология лучше подходит для этого.
Другое дело – хватает ли вузам только единого госэкзамена, чтобы понять, мой это студент или не мой? Очевидно, что если Московский госуниверситет говорит, что ему этого мало, он должен сформулировать: а что же он еще будет проверять из внешкольной программы? Школьную программу проверять бессмысленно. Что же он будет проверять? Олимпиадные задачи? Мы говорим: ну подождите, мы делаем систему олимпиад, и сейчас в законопроект внесена новая поправка, чтобы победителей олимпиад принимать в вузы без экзаменов. Но вузы пока не могут точно сформулировать, а что они еще хотят проверять, кроме того, что хотят лично узнать своего абитуриента. В чем смысл личного знания своего абитуриента, они, конечно, не рассказывают.
Но вернемся к общеобразовательной школе – как она может построить диалог с сообществом? Я уже говорил про управляющие советы на школьном уровне – и для меня это очевидная попытка выстраивания диалога. Причем управляющим советам будут предоставлены не только функции собирать деньги и отдавать их, но и функция контроля за деятельностью школьной администрации и эксклюзивное право принятия решений по ряду вопросов, когда директор только предлагает варианты решений, а управляющий совет уже окончательно их утверждает. Соответствующий законопроект уже был внесен в Госдуму.
А вот на муниципальном уровне, к сожалению, больше разговоров про то, как сообщество должно влиять на развитие системы образования. Никаких внятных шагов пока, насколько мне известно, предложено не было.
Но уже появляется очень важный момент, который мы не можем решить без муниципального сообщества. Это проблема реструктуризации сети сельских школ. И уже появляется много спекуляций на эту тему. Мы, мол, закрывая школу, совершаем преступление против народа (хотя действительно бывают такие случаи, когда закрытие идет административно-волюнтаристски).
Но если регионы серьезно работают с программой реструктуризации, как, например, та же Ярославская область, то сами родители начинают говорить: “Обеспечьте нам доставку детей в соседнюю школу, потому что там есть реальные преподаватели, а у нас одна Марья Ивановна или Иван Иваныч ведет все предметы в старшей школе. Обеспечьте нам качественное обучение для наших детей в старшей школе”. То есть население начинает понимать свои образовательные интересы.
И последнее, что я могу сказать. Мы сейчас готовим модель общероссийской системы оценки качества образования. Ведь для того чтобы родителям принимать решение, губернатору, работодателю необходимо иметь объективную картинку о реальных достижениях школы. ЕГЭ – это один из элементов, причем далеко не самый главный, в общенациональной системе оценки качества образования. И система эта не будет связана с тем, что ребенка квалифицируют или дисквалифицируют в результате такой оценки. Это информация только для управленцев.

Печатается в сокращении

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"