ДЕТСКОЕ ЧТЕНИЕ 
 

Все века до шестнадцати лет

Детская литература до XIX столетия. Как все начиналось?

А что, если книжки уже кончаются? То есть тексты, низведенные и курощенные (по терминологии Карлсона) до режима маленьких подписей к большим картинкам, доживают свой век. Пишутся пока что дешевыми графическими буквами, потому что звуковые карты недоразработаны, дороги и боятся сырости, а батарейки громоздки. А так – еще немного, и останутся в детском отделе только толстые странички с отличными картинками и кнопкой – нажмешь, и запищат-закричат разные голоса. Такие портативные видачонки, которые можно взять туда, где нет кассет и розеток. Возможно.
Изображение в детской книжке если не преобладает, то занимает пространство, немыслимое несколько десятилетий назад, когда ребенку, в общем, положено было наслаждаться присутствием Его Величества Текста. Он, конечно, предпочитал картинки. Их было мало (зато, как правило, отлично нарисованных) и почему-то (загадка!) они никогда не располагались рядом с той страницей, текст которой иллюстрировали. Вообще текст как линейная форма получения информации и ее осмысления – определенное насилие над нашими мозгами. И как утверждают ученые, этим и ценна – подобно тому, как овладение неестественными для тела движениями в балете открывает для этого тела новые художественные возможности, новый язык выражения. Но картинки побеждают, и это только одно из стремительных изменений, почти революций, что свершаются в последние годы на полках книжных магазинов. Ну, например, кто ожидал появления красивых изданий школьных садистских частушек или пионерлагерного фольклора? Наше общество по понятным причинам несколько задержалось в восприятии детской литературы. В остальном мире она уже давно стала делом коммерческим; в СССР же в ХХ веке (как в XVIII и XIX) по-прежнему издавались скорее книги, которые взрослым было бы приятно видеть в руках у детей, нежели книги, которые они ухватили бы сами. В результате теперь, когда книгопродавец выживет, лишь правильно угадав, что понравится ребенку, мы, во-первых, наблюдаем резкие изменения книжного рынка, во-вторых, имеем на полках настоящий праздник непослушания. Яркий пример – бесконечные “Вредные советы” Григория Остера или те же страшилки. Реверансы бабушкам в виде переизданий “Тимура и его команды” скорее делают картину более причудливой, нежели правят бал. А поскольку изменения общества сопровождались в нашем случае прорывом видеотехники и компьютеров на одну шестую часть суши, место детского чтения, его структура так стремительно меняются в течение последнего десятилетия. Так что, пожалуй, именно сейчас можно говорить о завершении целого этапа в детской литературе. Возможно что первого этапа (назовем его дидактическим): ведь детская литература как таковая появилась совсем недавно. Начнем сначала.

Все было когда-то открыто впервые – в свой срок, известны имена и даты. Закон тяготения и ватерклозет, пенициллин и велосипед. И не очень-то стара наша цивилизация, если такое важное открытие, как обнаружение в ней детей, свершилось толком лишь в Новое время. До того момента их попросту не замечали как отдельное человеческое сообщество, отдельную субкультуру, если угодно, – лишь как небольшие заготовки под взрослых. Особая детская одежда, отличающаяся от “взрослой”, или разработка игрушек – какие там игрушки, если в медицинских трактатах эпохи Возрождения черным по белому, например, было написано, что младенцы совершенно нечувствительны к боли – можно оперировать спокойно. Ни специфика детства, ни процесс роста и развития высокую “ученую” культуру до времени не интересовали.
То есть детской литературы фактически не существовало. Так, великий Рабле описывал круг чтения своего Гаргантюа: латинские трактаты и образцы возрожденческой мудрости, то есть тексты, вовлеченные в процесс образования, превращения заготовки во взрослого.
В кругу чтения европейского ребенка до второй половины XVII века оказывалось несколько видов книг: во-первых, разнообразные религиозные наставления, проповеди, жития, переложения Библии; во-вторых, разнообразные легенды, басни, баллады, простые переложения куртуазных романов, в-третьих, сборники дидактических советов. Вся эта литература не была собственно детской, будучи предназначенной, по определению тех лет, “простолюдинам, слугам и детям” – то есть читателям явно “второго сорта”.
В более нежном возрасте они слушали сказки мамок-нянек. Сказки тысячелетиями жили в культуре народной, бесписьменной по сути, вместе со считалками-припевками-потешками, лаптой-пятнашками, деревянными лошадками, свистульками и тряпичными куклами. В общем, складывание литературы, адресованной именно детям, было подготовлено первыми записями народных сказок.

К пестрым этим сокровищам первым обратился неаполитанец Джамбаттиста Базиле: его “Сказка сказок” (впоследствии переименованная в “Пентамерон”, в подражание великому Боккаччо), опубликованная в 1636 году, представляла собой пятьдесят сказок, нанизанных на одно повествование, по принципу “Декамерона” или “Тысячи и одной ночи”. С этих-то страниц и явились впервые просвещенному читателю (в том числе наконец-то и юному) Кот в сапогах и Золушка, Спящая красавица и Принцесса-медведица. Значение этой книжки, на сегодняшний вкус многословной и жеманной, трудно переоценить: по сюжетам Базиле писал свои пьесы Карло Гоцци, а целый континент стал открывать для себя особенности детско-фольклорного образного мира.

К 90-м годам столетия мода на сказкосложение докатилась до Франции – в ходу были сказки галантно-салонные, сплошь благородные рыцари да нежные феи, а в 1697-м вышли в свет “Сказки матушки Гусыни” Шарля Перро. Сборник содержал 8 текстов, среди которых – “Золушка”, “Мальчик-с-пальчик”, “Красная Шапочка и серый волк”, “Синяя борода”, “Кот-в-сапогах”. В следующие 20 лет вся Франция зачитывалась переводами “Тысячи и одной ночи”, китайских и татарских сказаний, благородные вельможи отправлялись в экзотические путешествия, впечатлившись приключениями Синдбада и Аладдина, и этим повальным увлечением они обязаны были Перро. Почтенный сановник, доверенное лицо правительства в вопросах литературы, автор яростных научных трактатов не думал, что мировую славу ему принесет именно эта книга, но так оно и вышло. Шарль Перро, правда, удостоился и массы нелестных отзывов: сказки его далеко ушли от фольклорной основы, будучи причесаны, обработаны и снабжены более-менее счастливым концом и увесистой моралью. Впрочем, надвигался век Просвещения с его замечательной иллюзией о всеобщей разумности и понятливости: не только детская, но и “взрослая” книжка должна была прежде всего поучать, наставлять и воспитывать. И сказкам это на пользу не шло – стершиеся окатыши древних грозных мифов, завалявшиеся на полу в детской, хороши такие как есть. Жестокие, загадочные, нелогичные, повествующие о страшном с отрешенной архаической улыбкой. По крайней мере так уверяют психоаналитики. Базиле, Перро и в меньшей степени братья Гримм лишили их такого бесценного материала для исследования коллективного бессознательного, как нетронутая литературной и идеологической обработкой европейская древнейшая сказка. Но это было позднее, а пока что детская полка в библиотеке начинает заполняться, не правда ли.

Встают на нее и книги, по происхождению “взрослые”, авторы которых при всем при том хотя бы получали удовольствие от процесса фантазирования. Уверовавшие в стихию артистического вранья, как создатели “Мюнхгаузена”. Или вместо рассуждений о самоценности личности и пользе здорового образа жизни высаживали Робинзона на необитаемый остров. “Робинзон” претерпел рекордное число пересказов и сокращенных и дополненных переводов: ведь, в сущности, что есть жизнь, как не робинзонада разной степени риска в совершенно чужом поначалу мире. Или, как Свифт, рассуждая об идиотизме социального устройства, рассматривали в микро- и макроскоп соответственно лилипутов и великанов. (Неудивительно, что самая пафосная часть трилогии о Гулливере – про путешествие в страну разумных, в отличие от вида гомо, лошадей – настигнет читателя разве что на филфаке МГУ). Или творения Лафонтена – легкомысленного чиновника и легчайшего стихотворца. “Сказки” его, правда, малолетним рекомендовать не стоило – это было скорее собрание эротически-авантюрных баек на классические сюжеты, но за ними последовали “Басни”. Целых 12 выпусков с 1668 года завоевали двор Людовика XIV и, естественно, были предназначены для взрослых. Но были написаны на удивление живо и легко, да и мораль-довесок занимала все меньше и меньше места, чтобы в поздних баснях исчезнуть совсем.
Впрочем, эти книги – своего рода контрабанда, они коварно сползли на полку детскую со вполне себе взрослой. Чем, безусловно, украсили ее. Литературные произведения, созданные специально для детей в XVIII веке, не вошли в библиотеку сокровищ всех времен и народов – последующие эпохи предпочитали уменьшение дидактического компонента, а он в то время как раз и преобладал. Первая в Англии книга для детей “Маленькая Карманная Книжица” Джона Ньюбери (1744 год) – внимательное и снисходительное “поучение с развлечением”, ласково расписывающее материальные выгоды от благонравного поведения.
Или вот одна из первых сугубо детских книжек Американского континента – анонимная The Prodigal Daugther, вышедшая в Бостоне в далеком 1730 году: непослушная девочка, сговорившись с Д., решает отравить родителей. Добрый Ангел предупреждает родителей, Плохая Девочка впадает в четырехдневное забытье, во время которого посещает Ад – так что возвращается к жизни, понятно, уже Очень Хорошей Девочкой… Моралистично до ужаса, зато и воспринималось на пределе эмоций. Вполне можно снимать Очень страшное кино, со всеми компьютерными наворотами. Вообще страх и ужас детству необходимы. Это ведь только в СССР одно время казалось, что дидактика должна быть вегетарианской, что в детской литературе не должно происходить ничего более страшного, чем недовыполнение плана по сбору металлолома, злокозненное списывание и растрата родительских двадцати копеек. И потом, неловкие эти сочинения, в ряду иных, подготовили тот расцвет фантазии, то допущение игрового элемента в “серьезную” литературу, без которых эпоха романтизма не состоялась бы такой, какой мы ее знаем. О взрыве детской литературы в XIX веке и об истории русской литературы для детей мы еще поговорим в будущем – если судьбе будет угодно.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"