КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА 
ЗВЕЗДЫ ФЕСТИВАЛЯ 

«Отцы и дети» на пороге «Балтийского дома»

Петербургский фестиваль «Балтийский дом» впервые прошел в Москве. Организаторы познакомили жителей столицы с постановками Прибалтики и спектаклями театра «Балтийский дом», поставленными молодыми питерскими режиссерами: Игорем Коняевым, Виктором Крамером, Андреем Могучем, Русланом Кудашовым, Анатолием Праудиным. Как и ожидалось, высшими точками фестиваля стали постановка Эймунтаса Някрошюса «Времена года» по поэме К.Донелайтиса (вильнюсский театр «Мено Фортас») и спектакль Адольфа Шапиро «Отцы и дети» по И.Тургеневу (Городской театр Таллинна).

Художник Андрис Фрейберг создал завораживающе прекрасное пространство: огромный белый меховой ковер на все распахнутое пространство сцены, колонны, опушенные до половины мехом, а на ажурной верхней части присели стаи бабочек, готовых взлететь. Колонны то кажутся деревьями сада Кирсановых, то убранством бальной залы губернаторского дома, а в последней сцене на колоннах высветятся фотографии в рамках, – и окажется, что это кладбище с рядами убегающих вдаль могил.
Привкус вглядывания во что-то бесконечно далекое, ушедшее, родное и надрывающее сердце вообще очень отчетлив в этом спектакле. Больше нет таких людей, как этот славный, взмахивающий руками, вспыхивающий Кирсанов-отец (Лембит Петерсон). Или суховатый, элегантный Кирсанов-дядя. Аарме Юкскюла, заменяя заболевшего Микка Миккивера играет сейчас две роли: Кирсанова-дядю и Базарова-отца, создавая непохожие, неповторимые и абсолютно живые типы, давно исчезнувшие из жизни. Сейчас нет ни таких породистых красавцев, ни таких милых ласковых чудаков, из последних сил старающихся не поддаться горю, чтобы потом вдруг зарыдать с каким-то горловым звуком.
Марко Матвере придал Базарову самоуверенность человека, привыкшего, что его слушают, знающего, что слава уже стоит на пороге. Он легко и снисходительно поучает Кирсанова-младшего (Индрек Саммул): «Аркадий, друг, не говори красиво». Неуклюже пытается поцеловать Одинцову (Эпп
Ээспяэв). Умирая, этот Базаров изо всех сил старается сдерживаться, чтобы не закричать от ужаса. А потом режиссер дает ему легкий танцевальный проход вдоль колонн, под музыку, с лихим азартом перепрыгнув подвернувшуюся скамейку.
Режиссерская идея не торчит в этом спектакле самодовольным столпом: вот мой концепт. Она растворена в жизненной материи, в давно забытой многомерности актерской игры, в том печальном, откуда-то из Чехова прилетевшем рвущемся звуке финала.

– Адольф Яковлевич, как возник вариант постановки в таллиннском Городском театре именно «Отцов и детей», которые и в России идут редко?
– Как это часто бывает, роман Тургенева для постановки я выбрал в некоторой степени случайно. Мы сидели с Эльмо Нюганеном, руководителем таллиннского Городского театра, во дворе театра, и он предложил поставить у них что-нибудь еще после «Трехгрошовой оперы» Брехта. Я люблю этот театр, хорошо знаю его актеров, так что в принципе был согласен, но спросил, что он мне предлагает. Эльмо сказал, что это мой выбор, но ему хотелось бы русскую классику. Я задумался и брякнул: «Отцы и дети». Он с радостью ухватился. А я испугался, сказал, что вернусь в Москву, перечитаю роман и либо откажусь, либо уже твердо возьмусь за постановку.
Почему именно «Отцы и дети»? Я вообще люблю ставить произведения, которые повлияли на меня в молодости, оставили какой-то след. Я вернулся в Москву, перечитал и ахнул: какая это замечательная вещь. Его содержание оказалось настолько богаче того, что запомнилось со школы, разнообразнее и глубже того, что я вычитывал в нем раньше. Я как-то по-новому понял реплику Тригорина из «Чайки»: «Все равно скажут – “Отцы и дети” лучше». Сто раз ее слышал со сцены, пробегал глазами. А сейчас понял, что это очень важная фраза для Чехова, он вложил в нее свое действительное отношение к роману, который очень высоко ставил. Из писателей-современников «Отцов и детей», кажется, поняли и оценили только Чехов и Достоевский. Остальные его оценивали с каких-то партийных позиций. Я тут же перезвонил Эльмо и сказал, что согласен.

– Ставить прозу – вещь очень рискованная. Сейчас театры обычно предпочитают что-то более компактное и легкое…
– В незнакомый театр я бы не рискнул идти с инсценировкой этого романа. Важно, что сам театр был готов к такой работе. Во-первых, я позвал художника Андриса Фрейберга, с которым много работал в своем рижском театре, а потом не встречался десятилетия. Во-вторых, в Городском театре работают замечательные актеры, про которых я бы сказал то, что говорят редко: очень интеллигентные актеры. Впервые, кажется, Чехов сказал об актерах МХТ: это интеллигентные люди. В-третьих, я их хорошо знал. В-четвертых, был еще один такой внутритеатральный сюжет. В работе над «Отцами и детьми» на сцене встретились три поколения эстонских актеров. Это поколение Микка Миккивера, Аарме Юкскюла, которые играли отцов; это «среднее» поколение и, наконец, вчерашние студенты, только пришедшие в театр.
Роли разошлись, как будто Тургенев писал на эту труппу. И практически, как мы наметили распределение с Эльмо, так и вышло. Работа шла как-то легко. Спектакль, который идет три с половиной часа, был поставлен меньше чем за два месяца. Когда прошли прогоны, я сам удивился, сколько мы успели сделать за такое короткое время. Правда, это было полное погружение в работу. Все занимались только этим. В Москве главная удача репетиции (притом редкая), что получилось собрать всех исполнителей – никто не снимался, не участвовал в антрепризе, не был на фестивале. У эстонских актеров есть какое-то потерявшееся в нашем театре уважение к своей профессии. Скажем, Марко Матвере, который играет Базарова, очень популярен в Эстонии не только как артист, но и как певец и музыкант. Он очень занятой человек. Но когда с ним договариваешься на постановку, он отставляет все дела и занимается только этим.
В результате сложилась очень спаянная компания. Когда тяжело заболел Микк Миккивер, играющий дядю Кирсанова, я решил, что не буду никого приглашать со стороны. И чтобы Микк знал, что мы его ждем. И тогда я принял решение, чтобы роль дяди Кирсанова взял Аарну Юкскюла, который играет старика Базарова. Так что сейчас у него в спектакле две роли. Я надеюсь, что зритель оценит мастерство и самоотверженность этого актера. Кстати, познакомил нас с Аарну Микк Миккивер. Я тогда искал актера для «Вирджинии Вульф», и Миккивер сказал, что в Пярну играет лучший артист Эстонии, что мне необходимо его посмотреть и с ним познакомиться.

– Много пишут о том, что в Прибалтике сейчас своеобразный «театральный Ренессанс», и здесь, на «Балтийском доме», мы видим постановки Алвиса Херманиса, Эймунтаса Някрошюса, таллиннский Городской театр. Вы много работаете в Прибалтике, как вам кажется театральная ситуация изнутри?
– Мне кажется, что у нас принято воспринимать Прибалтику таким единым целым. Примерно так же, как Южную Америку. Хотя там разные страны, обычаи, уклады. На самом деле театры в Литве, Эстонии, Латвии очень разные. В Литве сложилась очень сильная режиссерская школа. В Латвии – сценографическая. А в Эстонии – актерская. Я избран там почетным доктором театральной академии. Два раза в год приезжаю проводить мастер-классы и наблюдаю за театральной жизнью довольно пристально. В отличие от сегодняшней ситуации в нашем театре в Эстонии не нарушилась традиция. Актерская школа в Эстонии сложилась под мощным влиянием Вольдемара Пансо, который сумел синтезировать опыт народного эстонского театра, свое прекрасное знание немецкого театра и, наконец, свое ученичество у Марии Осиповны Кнебель, приобщившей его к системе Станиславского. Это и создало своеобразную актерскую школу, которой гордятся, которую любят, создало актеров, с которыми хочется работать.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"