ЯЗЫКИ ШКОЛЫ 
 

Черная тетрадь на учительском столе...

На вопрос, как вы строите отношения с родителями своих учеников, мои респонденты-учителя отвечали что-то вроде “Никак”, “Да ну их”, “Держусь как можно дальше”.
Они знают одно из негласных правил педагога: никогда не говорить о проблемах ребенка его родителям.

Интуитивный императив опытного педагога “без родителей” можно огласить примерно так. Школа – наша территория, особый мир. Как только человек шагнул за школьную калитку, он “вошел в роль” и принял соответствующие правила поведения.
Если на урок пришел завуч или родитель, я веду урок не так, как мне надо. Если в класс пришла мама-энтузиастка готовить праздник, я ухожу из класса. Родители пошли со мной в поход – это для меня и для детей не поход: наш контакт разомкнут, я тоже под надзором, и никаких ночных вылазок в лес или на деревенское кладбище я не затею. Я и говорить-то буду иначе… Меня томят классные “огоньки” с родителями и глупые игры “папа, мама, я”, как и выпускные вечера, на которых сидишь за “взрослым” столом под опекой благодарных мам. С меня довольно родительских собраний. Вот они сели за парты, где обычно сидят их дети. Никакого сравнения – жалкое подобие своих детей. Почему-то у буйных детей тихие родители, у отличников – недалекие, а активные мамы настолько не в курсе школьной реальности, что оторопь берет от их помощи.
На самом деле их интересует только классный журнал. Оценки. Они их выписывают! Однажды после такого собрания я, вымотанная, ехала домой в троллейбусе и вдруг перед самым домом поняла, что двойка, стоящая в журнале у Пронина, в которую так и впился папаша, вовсе не его, а человека графой ниже. Вернулась в школу, нашла номер телефона, но Пронин уже только тихо всхлипывал в трубку. Эта ситуация дала мне понять: контакт учителя с родителями именно в точке главного родительского интереса опасен для детей. И не нужен.
У родителей с детьми свои – семейные – отношения. Кого-то лупят, кого-то балуют, кого-то подкупают, а на кого внимания не обращают – их дети, их дело. А у меня свои, школьные. Я не хочу ничего знать про быт детей, их “особенности”, про то, что мальчик “все еще мочится по ночам”, а девочка “непрестанно грызет ногти”. У меня не грызет. Не мочится. Не обзывает бабушку. Не ленив. Не лжив… “Это он вас уважает, а на самом деле…” Или другая крайность: “Дома он такой послушный, не может быть, чтоб он так дрался”. И неужели я буду им объяснять, что происходит с мальчиком? Им! Ежеминутно подавляющим его волю и не представляющим иного обращения с ребенком? Нет, конечно. “Все выправится. До свидания”.
Удел учителей-правдолюбов печален. Они ведут кондуит (я видела у учителей такие тетради – всегда с черной обложкой), куда записывают ученические прегрешения, вольные и невольные: материал для родительского собрания. Говорят, черная тетрадь на учительском столе сильно дисциплинирует. Звонят домой и жалуются родителям, вызывают их в школу, вечно что-то пишут в дневник. “Стрелялся на уроке!” (Ничего себе!)… “Не делает домашнюю работу без уважительной причины!” (А по уважительной делает?) Примите меры, примите меры… Меры: перевод в другой класс, исключение из школы, скандал у директора, валидол, слезы.
В платной школе то же самое с точностью до наоборот. Ученик не пришел в школу – у папы машина не завелась. Ученица каждый день пропускает первый урок, и это каждый раз урок русского языка – мама улыбается: “Она у нас сова по природе, поздно ложится”. Или так: “Ты неаккуратно написал!” – “Да? А нам с мамой нравится!” Подхалимничают не родители, а учителя; досье собирают не учителя, а родители – и не на ученика, а на учителя. Страдают в той же последовательности. Но не дети, а учителя. Правда, не просто так, а за хорошую зарплату.
Почему учителей и родителей мир не берет? Точнее, так: почему невозможен союз таких важных для ребенка людей, как родители и учителя? Ответ очевиден: каждая сторона “лучше знает”, как воспитывать и учить, каждая отстаивает монополию на обладание ребенком и каждая имеет для этого веские основания. Если вдруг ученика увлекла личность педагога, родители ревнуют и поступают, как все ревнивцы (обойдемся без списка). И наоборот: ребенок демонстрирует полное безразличие к школе и никак не может запомнить имен своих учителей – обиженный учитель демонстрирует свой протест. Поэтому, с одной стороны, “в школе проходят какую-то дурь, а на учительницу без слез смотреть нельзя”, а с другой – “родители совсем обнаглели, не знают, чего хотят”.
Идет борьба за то, кто за кем должен ползать с микроскопом и высматривать бревна и соринки в глазу. Пришел ребенок в мятой кофте – родители не следят! Пропустил учитель ошибку в тетради – она не знает предмета! На девочке дорогое платье – что они из нее хотят вырастить? Учитель в сердцах хлопнул рукой по столу – они все неврастеники и психопаты. “Родители не могут купить нужный учебник!” – “Учителя думают, нам делать нечего, кроме как обслуживать их дурацкие эксперименты!”… Тысяча поводов для самоутверждения. Учительница подписывает девушке открытку стихами Пастернака: “Любить иных – тяжелый крест, / А ты прекрасна без извилин…” – мама плачет у директора: так оскорбить дочь, “без извилин”, разве она у меня дура?
Для постороннего взгляда – трагикомедия. Для посвященного – закоренелая, плохо скрываемая предвзятость по отношению друг к другу. Родители хотят подчинить школу своим интересам, готовы даже купить это право. Школа считает себя заповедной территорией и родителей игнорирует, мирясь с любыми лишениями.
Вряд ли все-таки в обозримом будущем слово “распри” уйдет в словарь редких и забытых слов.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"