ИДЕИ И ПРИСТРАСТИЯ 
МЕДАЛЬОНЫ 

Голубая пластинка

Что-то все время падает с неба: листья, дожди, чудеса, семена, снега, свет, слезы...
Из дневника Ю.Визбора

Домой я уезжаю с самого маленького из московских вокзалов – Савеловского. Здесь перед выходом на платформу есть музыкальный киоск. И вот представьте: толкотня у расписания, небо – серое и рыхлое, как старый матрац, все раздраженные и кислые, как это бывает в такую погоду... И тут из киоска, из колонок, где-то спрятанных, – перебор гитарных струн, голос знакомый. Такой знакомый, будто меня окликнули.

Наполним музыкой сердца!
Устроим праздники из буден.
Своих мучителей забудем.
Вот сквер –
пройдемся ж до конца...

И не только меня, других людей тоже будто кто-то окликнул и они стали задумчиво глядеть вокруг себя. Так песня Юрия Визбора поправила и настроение, и ситуацию, и даже погоду. Жизнь обрела толковость и неспешность.
Это очень наивное наблюдение, но мне оно кажется важным: слушая Визбора, хочется быть мужественным, сдержанным. Хочется, чтобы каждая минута была прожита с любовью, с радостью, со смыслом. Даже вот эти вокзальные минуты не должны пропасть, они тоже нам для чего-то хорошего даны.

Он любил сочинять свои песни в дороге. К примеру, «На плато Расвумчорр» написано в поезде Мурманск–Москва. В автобусе Донецк–Воронеж–Новгород придумана песня «Ах, что за дни такие настают...». Несколько песен он написал в самолете, три – на ледоколе, одну – на велосипеде...
Когда-то эти песни такими лишь и казались – дорожными, туристскими, альпинистскими... Под них легко было лезть в гору, отбиваться от комаров в лесу, плыть на байдарке. Под них замечательно было сидеть у костра с друзьями, смотреть на звезды, влюбляться, возвращаться домой с вокзала по еще спящим пустым улицам...
И казалось бы, эти песни должны давно растаять, как сигаретный дым. А если и вспоминаться, то только как милое ретро. Но они не растаяли и не стали «ретро». В начале девяностых одна за другой стали появляться книги со стихами и нотами, кассеты, компакт-диски, видеофильмы...
Только никто не догадался пока переиздать его неповторимые песни-репортажи. В начале шестидесятых Визбор был одним из тех, кто придумал звуковой журнал «Кругозор». Фирменным жанром этого издания были песни-репортажи Юрия Визбора, удивительный синтез журналистики и музыки.
Сейчас во всех журналистских работах Визбора поражает еще и утраченная в современном эфире интонация любви к своим героям, сдержанной нежности. Именно журналистом, а не бардом и актером считал себя Визбор.
«...Я рыбачил, менял штуцера на нефтедобыче, подучивался навигаторскому делу, водил самолет, участвовал во взрывных работах, прыгал с парашютом, стоял на границе в наряде, служил радистом и заработал 1 класс, ремонтировал моторы, водил яхту, третировал горнолыжников, был учителем в школе, работал на лесоповале... Вот, пожалуй, и все. Нет, не все. Я еще журналист. Все это я делал во имя своей основной и единственной профессии...»    Тут кто-то может сказать, что Визбор разбрасывался.
Он же еще и в кино снимался (все помнят «Семнадцать мгновений весны», но
не все – «Июльский дождь»). Все это так. Поэтический мир Визбора, наверное,
не был строго охраняемым заповедником. И открытость сердца была огромным испытанием. Особенно когда наступили циничные времена.

Мы так много заплатили за прозрение,
Что, пожалуй, обнищали навсегда...

(1975 год)

А это строчки из песни 1982 года:

Все на продажу понеслось,
И что продать, увы, нашлось...

Он как-то записал в дневнике почти с отчаянием: «Боже мой! Какую радость раньше нес с собой снег, когда легко любилось!.. Куда все это ушло? В какую-то черную яму, в зарешеченное отверстие общественного душа. Остались мелкие радости: что не тронули сегодня, не испортили настроения, не довели давление до клокотания в горле, дали спать. Наше отечество – небо. Наша извечная тоска – тоска странника...»
Нет, суетным человеком он никогда не был. Он просто жил в разных жанрах, оставаясь при этом одним из самых цельных и гармоничных людей своего поколения. В июле 1979 года Юрий Визбор писал дочке: «...Всем ты меня радуешь, огорчаешь одним – очень много суетишься, стремишься во всем участвовать и таким образом просто тратишь жизнь. Все дела тебе кажутся наиважнейшими, хотя большинство из них необязательны. Я не против бурности. Я хотел бы, чтобы у тебя существовал некий противовес в виде Бедной Лизы, немного размышляющей и немного познающей мир, не только скользя по его поверхности, но и заглядывая в самый глубокий его колодец – в себя. Я все это пишу тебе в том смысле, что неплохо бы тебе пожить в тишине, с книгами...»
Помню, как в Волгограде я увидел в одном доме фотографию Юрия Визбора. «Вы любите Визбора?» – обрадовался я. «Да, очень, – ответила хозяйка, – если бы не он, мы бы с мамой так и ютились в коммуналке».
Она рассказала, как в шестьдесят пятом году в Волгоград приезжал специальный корреспондент звукового журнала «Кругозор» Юрий Визбор. Он готовил репортаж о защитниках дома Павлова. Случайная встреча, короткий разговор, из которого Визбор понял, что семья, пережившая всю войну в Сталинграде, ютится в углу.
Он пошел в обком и сказал: «Вы должны дать этой семье квартиру, а я через месяц позвоню из Москвы и проверю». Через месяц вдова и дочь солдата получили однокомнатную квартиру.

В сентябре 1984 г. я шел по Ташкенту с тревожной и пустой головой. Я был здесь случайным человеком. Род моих занятий еще не был определен обстоятельствами. Сами обстоятельства были туманными... В арыках дворники жгли опавшие листья, и трамваи терялись в дыму, а потом вдруг являлись из дыма с отчаянным звоном. Мне хотелось снега, января, дома.
Из открытых окон доносилась вечерняя жизнь. Она была скрыта от меня сетками и марлями, но когда кто-то там ставил чашку с чаем на блюдце или мешал ложечкой сахар, получался такой невыносимо домашний звук... Так же на меня действовали позывные «Маяка».
Все новости были терпимы до тех пор, пока перед прогнозом погоды не сказали: «В Москве умер Юрий Визбор». Потом что-то про циклон, который определит погоду на Камчатке.
Я постоял перед окном, ожидая чего-то. Во дворе кричали дети. Ждать было нечего. Скоро проступили звезды, и самая яркая и надежная была похожа на зеленый огонек нашего старого магнитофона «Комета». Когда его включишь, то лампочка, будто тлея, сперва подрагивает в темноте бледным светом, потом доходит до спелой изумрудности и смотрит так ровно и мирно, пока крутится пленка и звучит голос...

Не верь разлукам, старина,
Их круг
Лишь сон, ей-богу.
Придут другие времена,
Мой друг...

Зиму 1985 года я встретил командиром взвода, свежеиспеченным на ташкентских курсах комсостава. В поселке Октябрьский, где я служил, стоял маленький, как будка, киоск «Союзпечати». Я всегда задерживался у него. Мне почему-то надо было обязательно несколько секунд разглядывать самые пустяковые вещи – журналы, ручки, блокноты, марки... Все это напоминало о большом городе, о далеком доме, рядом с которым был точно такой же киоск. И вот однажды я привычно подхожу к киоску и вдруг вижу пластинку в бело-синих тонах. Она называлась: «Наполним музыкой сердца». Там были: «Домбайский вальс», «Серега Санин», «Милая моя»...
Я нес пластинку домой, не веря своему счастью. Как бережно мы ставили ее на резиновый круг… Она и сейчас жива. И как она уцелела после четырех переездов из города в город? Слушаем мы ее редко. Нам даже необязательно ставить ее на проигрыватель. Достаточно вспомнить о ней, о заваленном снегом поселке, и вместе с мелодиями незаметно и будто бы ниоткуда появляется уверенность: все образуется.
Когда-то отец будил меня словами визборовской песни: «Вставайте, граф! Рассвет уже полощется...» И сразу хотелось куда-то храбро скакать, ехать, бежать. На худой конец, можно было и в школу идти, напевая:

Не хмурьте лоб!
Коль было согрешение,
то будет время
обо всем забыть.
Вставайте!
Мир ждет Вашего решения:
быть иль не быть,
любить иль не любить...

Пока мы слышим эту мелодию – и правда, стыдно хмурить лоб. Надо жить. И обязательно – любить.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"