ЦВЕТ ВРЕМЕНИ 
 

Всегда на горизонте

Эскиз к поединку

У итальянского писателя середины ХХ века Дино Буцати есть книга (может быть, единственная его знаменитая книга, переведенная на русский) – “Татарская Пустыня”. Пересказать ее сюжет в двух словах – убогое занятие, потому что он с какой-то сказочной плавностью обнимает ровно одну человеческую жизнь и соразмерен своим двумстам страницам. Этот сюжет – жизнь человека, приехавшего в крепость на краю пустыни. Существование здесь медленное, без особых событий, но в медлительности скрыто ожидание. Ожидание смысла жизни. Встречи с врагом. Идет год за годом, враг не появляется, лишь иногда приходят вести о его перемещениях. Человек взрослеет, живет, стареет – в ожидании. Он становится комендантом крепости. Он старик, одной ногой уже в могиле. И когда дни его сочтены, когда его увольняют и отправляют в тыл, именно в этот час на крепость начинает наступление враг. Навстречу идут войска, а героя повести увозят на телеге в глубь страны, все дальше от того, чего он ожидал всю жизнь. И где-то на постоялом дворе он умирает глубоким стариком от старческих немощей. Но в тот миг (описанный Буцати очень пронзительно), когда герой встречает свою смерть, он понимает, кто был его настоящим врагом. И встречает этого врага с достоинством воина, который умеет ждать. О том, как человек встретил свою смерть, не узнает никто, кроме него. И все-таки это самое важное в его жизни. Впрочем, книга Буцати не похожа на притчу. Она длинна, как река. И коротка, как удар.
Враг всегда где-то там, у кромки горизонта. Он присутствует в жизни каждого. Memento mori – говорили римляне, по следам которых поздний римлянин Дино Буцати писал свое письмо на татарском песке. В крови итальянцев Рим причудливо смешался с бесславием, стоицизм разделил их тела с христианством и изнеженностью. В средние века при битве у Ангиари, изображенной на знаменитой картине Леонардо (от которой нам, впрочем, достались только эскизы), погиб всего один человек. Его случайно затоптали свои же всадники. А битва продолжалась пять часов, и в ней участвовало несколько тысяч воинов с той и другой стороны. Но картина Леонардо, на которой, видимо, были изображены тонущие в крови непримиримые враги, десятки, сотни фигур с перекошенными ртами, в смертельной агонии пронзающие друг друга, правдивее исторических хроник. Во-первых, эти люди таковыми и были. Может, даже хуже: они были врагами, и многие оказались трусами – а кто может быть более жестоким, чем трус? А во-вторых, как для любого человека позднего Средневековья, битва была для Леонардо таинством смерти. И имела значение не как сражение одного феодала с другим феодалом, не поделившими кусок сухой итальянской земли. А как схватка со смертью, через которую проходит человек. И победителем остается не обязательно тот, кто остался в живых. А тот, кто встретил смерть достойно. Нам остается теперь только вглядываться в эти лица с его эскизов – лица людей, видящих смерть. Свою и чужую. Они, даже самые жалкие, уродливые, отталкивающие, наполнены какой-то небесной красотой. Да, конечно, это гений Леонардо, но гений, умноженный на тему картины.
А темой картины всегда является враг.
Без врага невозможно ни одно произведение искусства – роман, повесть, картина, музыка. Всегда, даже в идиллическом пейзаже, есть несколько тревожных нот, несколько черных штрихов. Иначе это не гениально – и кто бы объяснил почему. Почему – если, по Библейскому преданию, враг нашелся даже для Творца? И притча про Сальери, что бы ни говорили историки музыки, – неотъемлемая часть моцартовских партитур. Пусть экстравагантные знатоки сколько угодно утверждают, что Сольери был великим композитором, пусть даже это правда – разве можно представить себе, как Рихтер бы исполнял произведения Сольери? Он бы не посмел. В музыке тоже должен быть свой враг. В поэзии должен быть Дантес или Мартынов. Иначе чего стоят все эти изящные искусства, если нет того, кто позволит им бестрепетно заглянуть себе в глаза?
Мы, впрочем, постоянно выделяем искусство в какую-то отдельную, особенную область человеческой деятельности. Как будто им занимаются не люди, а мутанты, которым все человеческое чуждо. И то, что они (мы!) – художники, поэты, композиторы, – “многое объясняет”. Но в тех, кто испытывает этот мир своими творениями, человеческая природа (которая, впрочем, и божественная природа) явлена с той же, а порой и с большей силой. И этой природе необходим враг, как необходимо сопротивление для электрического тока. Просто для того, чтобы он был. Потому что он есть.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"