ИДЕИ И ПРИСТРАСТИЯ 
ИМЯ И СЛОВО 

Уличное знакомство

Южноафриканец Джозеф Кутзее, в этом году получивший Нобелевскую премию по литературе, рассказывает о последней книге южноафриканской писательницы Надин Гордимер, лауреате Нобелевской премии 1991 года, знаменитом мастере причудливых любовных историй.

В опубликованной двенадцать лет назад новелле Надин Гордимер семья рабочих в Англии пускает к себе квартиранта, тихого, молодого араба. Через соответствующее время выясняется, что дочь беременна. Он предлагает брак; родители нехотя соглашаются. Но сначала, требует жених, девушка должна одна съездить на Ближний Восток – показаться его семейству. В аэропорту он прячет бомбу в ее чемодан. Самолет взрывается; все пассажиры умирают, включая его не рожденного ребенка.
По тому, как Гордимер без рефлексий отыгрывает дьявольский стереотип исламского террориста, можно предположить, что в то время, когда сочинялась эта история, в 1980-х, она еще особо не задумывалась, почему в семье человечества молодые мусульмане приняли на себя роль скверного мальчика, хулигана. Десятилетием позже, как будто восполняя упущенное, Гордимер воспроизвела ключевую ситуацию истории: араб с неопределенной целью женится на западной женщине. На этот раз она нашла потенциал для куда более интересной разработки. Роман “Случайное знакомство” (The Pickup) (2001) – плод этой разработки.
Джулия Саммерс – белая из богатой южноафриканской семьи. Она молода, независима в своих пристрастиях, специалист по связям с общественностью. Все в ее жизни хорошо или достаточно хорошо. Однажды автомобиль Джулии ломается в центре Иоганнесбурга. Чинит его механик, красивый, темноглазый иностранец. Она подружилась с ним. Абду, как он себя представил, оказывается “нелегалом”, одним из сотен тысяч иностранцев без документов, рабочих лошадок теневой экономики. Большинство нелегалов в ЮАР – из других африканских стран, но Абду – из страны Ближнего Востока, которая не названа, но описана как маленькая, бедная, отсталая, без нефти. Южная Африка – его очередная попытка зацепиться, он уже пожил короткое время в Англии и в Германии, выполняя ту работу, от какой местные жители воротили носы.
К своей родине Абду не испытывает ничего, кроме презрения. Это даже и не страна, говорит он, только заплата пустыни, разграниченная линиями, которые какой-то европеец однажды нанес на карту. Он жаждет получить статус легального иммигранта в одной из богатых стран Запада.
Между Абду и Джулией завязывается роман. Помимо секса у них мало общего. Она читает Достоевского; он читает газеты. Как южноафриканка, она различает людей по расам и классам; он делит их на людей с пропиской и нелегалов. Ему неуютно в кругу ее друзей, разочарованных интеллигентов эпохи пост-апартеида, и черных, и белых. Их образа жизни он не одобряет, они кажутся ему наивными, далекими от реальности. Он предпочитает отца Джулии и его коллег-банкиров, предельного невежества и моральной пустоты которых сама Джулия стыдится. Они же в свою очередь не желают иметь дела с нищим иностранцем.

ОБЛОЖКА СБОРНИКА С РАССКАЗАМИ КУТЗЕЕ И ГОРДИМЕР

Абду давит на Джулию, чтобы все-таки подключить ее родственников к своей борьбе с иммиграционными властями. Но Джулия отказывается, да и потом уже поздно: приходит уведомление о том, что он будет выслан.
Он ожидает, что теперь его бросят, поскольку сам в похожей ситуации бросил бы кого угодно. Джулия уходит и возвращается с двумя билетами на самолет; билеты без слов отдает ему. Это его потрясает. На мгновение она приоткрывается для него как самостоятельная личность с тайными желаниями и надеждами. Но потом находятся стандартные объяснения: раз Джулия так предана ему, она либо покорена его сексуальностью – ведь женщина всегда раба своих страстей; либо увлечена специфической моральной игрой, на какую могут тратить время только богатые бездельники.
Так или иначе, решение Джулии уехать вместе с ним создает дополнительную проблему. Как он представит ее своему семейству, ведь для них она все равно что проститутка? На бегу они регистрируют брак.
Почему Джулия совершает такой нелепый выбор, отказываясь от сносной жизни в терпимых условиях, чтобы убежать в забытый угол мира с человеком, который (и она должна это понимать) ее не любит и управляется с нею с помощью своей улыбки?
Одна причина – то значение, какое Джулия (и Гордимер в качестве ее суфлера) придает физической близости. Когда слова лгут, тело выдает правду… Кроме того, в чувствах Джулии к Абду есть что-то материнское, защитное. Под мужественной маской презрения она видит трогательные инфантильность и уязвимость. Она не может оставить его.
А больше всего Джулия устала от Южной Африки. От ежедневного давления, какое страна с многовековой историей эксплуатации и насилия, с приводящими в уныние контрастами бедности и богатства оказывает на совесть. Задумчиво Джулия читает Абду (равнодушному к поэзии) строки поэта Уильяма Пломера:

Позвольте уйти
в другую страну.
Не вашу, не мою.
И начать сначала.

И вот молодая пара прибывает на презираемую родину Абду. Наконец становится известно его настоящее имя: Ибрагим ибн Муса, брат помощника мясника, официанта и служащего отеля. Возвращение Ибрагима бесславно.
Оставив жену под присмотром матери в мрачноватом провинциальном городке, Ибрагим возвращается в столицу, где трется по посольствам, нащупывая ходы к недоступной визе.
Для Гамлета Шекспира “заносчивость властей”, необходимость льстить бюрократам – достаточное основание для того, чтобы свести счеты с жизнью. А в наше время никому не приходится претерпевать большее количество унижений от заносчивых бюрократов, чем просителю визы из третьего мира. Ибрагим, однако, готов глотать любые обиды, пока мираж “постоянного места жительства” продолжает маячить перед ним. Постоянное место жительства – благословенное состояние. Имеющие постоянное место жительства владеют миром. Им достаточно извлечь свои волшебные бумаги, и все двери открыты.
Что Ибрагим в состоянии предложить миру – сомнительную степень неизвестного арабского университета, неуверенный английский, острую жажду расстаться со своей национальной самобытностью, стратегическую готовность принять Запад таким, каким тот себя пытается представить, и трофейную жену.
В ожидании внимания сверху Ибрагим просиживает в кофейных лавочках с друзьями, болтая о политике. Его друзья – типичные молодые арабские националисты. Они хотят избавиться от своего коррумпированного правительства и готовы при необходимости поддержать революцию, если ею будут руководить этика и религия.
Ибрагим относится к их идеям со спокойным скептицизмом. Увлечение национальной политикой в его понимании обрекло бы его на вечное прозябание в бедности и отсталости. Его недовольство другого сорта – его мучит неясная тоска, отделяющая его от друзей.
Австралия его отвергает, Канада и Швеция – тоже. Но Соединенные Штаты через год после подачи прошения откликаются двумя визами. Ибрагим ликует. Они с Джулией будут жить в Калифорнии (“Все мечтают жить там”); он займется информационными технологиями или с помощью отчима Джулии войдет в игорный бизнес. Он не верит своим ушам, когда Джулия объявляет, что она не поедет. Она останется с его семьей, говорит она; она нашла свою другую страну. Эта страна – не в Америке, она – здесь.
Друзья Ибрагима рассуждают о новом исламе, который вберет в себя все лучшее из того, что есть на Западе. Семейство Ибрагима мечтает о том же, хотя в более приземленной форме. В их грезах – большие автомобили, мыльные оперы, сотовые телефоны. Ко всем прочим западным достижениям они предпочитают не иметь никакого отношения. Запад – “мир ложных богов”. Они не понимают, почему Ибрагим рвется туда.
Если, отвергая ложных богов рационализма, скептицизма и материализма, друзья Ибрагима стоят на позициях своих предков, Ибрагим находится во власти заблуждения, то на чем держится Джулия? Запертая в семье своего мужа, Джулия в первое время встревожена своим низким положением как женщина и отсутствием привычного для нее комфорта. Но вскоре смиряется и становится хорошей невесткой, исполняя скромные домашние обязанности, давая общественные уроки английского, изучая Коран, приспосабливаясь к новому ритму жизни.
Это не игра, не упражнение в культурном туризме. Нам дают понять, что за годы жизни в доме Ибрагима Джулия проходит через фундаментальное духовное перерождение. Она узнает, что значит быть частью семьи; начинает понимать, как жизнь может глубоко сочетаться с кодексом ислама, что повседневное поведение и религиозный обряд могут быть едва различимы. Мать Ибрагима живет глубоко духовной жизнью, она становится для Джулии образцом для подражания и сама постепенно проникается симпатией к своей иностранной невестке. Другие члены семьи – самые обыкновенные для своего места и своего времени люди.
Вопрос об обращении Джулии в ислам не стоит. Духовное преображение, которое в ней произошло, определяется скорее духом места. Дом Ибрагима – на окраине города. Через несколько кварталов начинается пустыня. Джулия привыкает просыпаться перед рассветом и сидеть на краю пустыни, словно позволяя пустыне войти в нее.
Ибрагим списывает это на глупый западный романтизм. Но Джулия свободна от того, что она сама называет “шарадами” в духе T.E.Лоуренса. Пустыня имеет другое значение для нее: она как будто намекает на вечность. Нетрудно понять, что в одиноком ежедневном противостоянии пустыне эта молодая женщина, которая уже отвернулась от того, что предлагают ложные боги материалистического Запада, учится смотреть в лицо собственной смерти…

С самого раннего периода своей карьеры Гордимер была озабочена вопросом собственного места в истории. У этого вопроса две развилки: 1) какой приговор вынесет история проекту европейской колонизации Африки, в чем сама Гордимер волей-неволей принимала участие; и 2) какая историческая роль определена автору, подобно ей рожденному в позднем колониальном сообществе?
Этическая сверхзадача ее творчества была намечена в 1950-х, когда железный занавес апартеида только опускался, когда она впервые читала Жана Поля Сартра и рожденного в Алжире Альбера Камю. Под влиянием того чтения она решила писать о проблемах Южной Африки, принять роль свидетеля ее судьбы. “Писатель должен, – говорил Сартр, – действовать таким способом, чтобы не осталось не осведомленных о том, что творится в мире, и чтобы никто не мог сказать, что он не виноват во всем этом”. Рассказы и романы Гордимер, написанные в следующие три десятилетия, населены персонажами (главным образом, белыми южноафриканцами), живущими вопреки заповеди Сартра: они притворяются, что не знают ничего обо всем том, что происходит вокруг. Гордимер взяла на себя обязанность предоставить неопровержимые улики их причастности, способные взломать ложь.
В конце «Дон Кихота» Алонсо Кихано, который некогда выехал из дома, намереваясь исправить мир, возвращается обратно с печальным знанием: не только он не герой, но и вообще героев больше не осталось. В стремлении к освобождению от иллюзий Гордимер наследует традиции реализма, установленные Сервантесом. Однако уже с конца 1970-х она понимает, что, хотя она пишет о борьбе с колониализмом, чернокожие южноафриканцы ее не читают. Она слишком европейская писательница, чтобы хоть что-то значить для тех людей, важнее которых для нее нет…

Печатается в сокращении.
The New York Review of Books.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"