РОДИТЕЛЬСКАЯ ГАЗЕТА 
НАЕДИНЕ

Главное – не наступать жирафу на ухо

Встала утром у окна – и давай реветь:
– Почему нет снега-а-а-а!
На следующий день, обнаружив, что его опять нет, топнула ногой и потребовала:
– Хочу, чтобы был снег! – ну точь-в-точь, как старуха из сказки. Да вот только ждать тридцать лет и три года она точно не собирается.
И надо же было такому случиться, что на третий день снег взял да и выпал. Понятное дело, совпадение, но она-то уверена, что исключительно по ее велению и хотению. Идет по улице, радуется, всем подряд сообщает, что это она так захотела, чтобы был снег. А я помалкиваю и думаю: может, и мне так?
Всех лошадей темной масти считает загорелыми. Ворон тоже.
А потом вдруг срочно понадобилось в зоопарк по делу: найти того говорящего оленя, с которым она подружилась и разъезжала по лесу во сне. И хотя давно живет без иллюзий и знает, что зайцы, птицы, кошки, олени разговаривают только в театре, в мультфильме и во сне, зачем-то мечтает с ним встретиться с глазу на глаз.
Увидев в журнале фото Майи Плисецкой, говорит не задумываясь:
– Хочу быть такой же!
А ведь красавиц в журналах много. Значит, соображает.
И вообще разборчива давно. Всегда с порога точно знает и видит, что именно ей нужно. И надо сказать, еще ни разу это что-то не оказывалось дороже ста рублей. Паззлы, краски, пластилин, удочка с разноцветными пластмассовыми рыбками – короче, все то, во что можно играть часами.
Куклы особого впечатления на нее никогда не производили. Лучшим другом давно стал доставшийся по наследству, видавший виды человек-паук – “Бибэк”, своим именем обязанный Шварценеггеру, обещавшему вернуться. Лишившись ноги, он стал ей еще дороже, потому, наверное, что отдаленно напоминает ей еще одного дорогого ее сердцу персонажа – стойкого оловянного солдатика.
Фотоальбомы смотрит слишком пристрастно и часто плачет по ушедшей молодости и нарядам – приходится наряды прятать. Не то будет криком орать, чтобы дали ей то самое розовое платье в цветочек, которое носила, сидя в коляске.
И вообще стала кричать громко. Тянет ноту “ля”, на сколько дыхания хватает. Но, кажется, все чаще делает это только по привычке. Покричит-покричит, потом глянет на себя со стороны, и пойдет дальше как ни в чем не бывало. Это радует, потому что орущий на улице ребенок – матери позор. Учится всему потихоньку и как-то исподтишка. Всегда вдруг оказывается, что знает весь алфавит по порядку, хотя ее никто этому еще не учил. Заставит на ночь читать букварь и напомнит из кровати сонно:
– Про букву П забыла, и еще одну какую-то…
Математику называет физикой, а считает так: если очень много надо ждать или делать, то это – пять по пять – и весь счет. А чуть-чуть – всегда только “раз”.
А между тем все самое главное происходит в песочнице, и страсти вокруг нее кипят вовсе нешуточные.
– Он ударил меня, – рассказывает, а сама чуть не плачет, – и мое сердце чуть не разбилось.
Причем представляет это себе буквально: так, как бьется хрупкий хрусталь.
Их люблю – не люблю решается чуть ли не обонянием. Случается, без слов обнимутся и поцелуются, как давние друзья. А бывает, поговорить не успеют – только глянут друг на друга и тут же отрежут:
– Я с тобой не дружу, помнишь?
Но это не мешает им вскоре поделиться последним – новенькими резиночками для волос – повесить их друг другу на уши и ходить, “как будто мы стали принцессы”.
Очень бережно относится к чужим рисункам на асфальте. И всех взрослых, оказавшихся поблизости, просит не давить цветочки и не наступать жирафу на ухо. Иначе расстраивается. Приходится ходить поосторожнее. Что очень скоро входит в привычку. И ничего с собой не можешь поделать: жмешься к обочине, когда перед подъездом семимильными буквами написано: “Люблю тебя!” – и нарисовано солнышко.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"