ИДЕИ И ПРИСТРАСТИЯ
ЛИНИЯ ЖИЗНИ

«Еще умею смеяться...»

Командировка в счастливые годы

Поэт, бард, сценарист и кинорежиссер Сергей Назарович Нохрин (1958–2001) родился в Тюмени. Выпускник факультета журналистики УрГУ (Екатеринбург) и ВГИКа. Автор сборника стихов и песен “Чипчиром”.
Подборки стихотворений публиковались: журнал “Урал” № 9 за 2001 г., № 4 за 2003 г., журнал “Уральская новь” № 16 за 2003 г. (все эти публикации можно найти на сайте “Журнальный зал”), антология “Приют неизвестных поэтов” (Москва, 2002 г.). Магнитоальбомы: “Города”, “Ивановская горка”, “Черный агат”, “Снежный роман”.

...Черствый сломанный калач.
Пустота осенних дач.
Перевернутые лодки.
Перекопанные сотки
проверяет черный грач.
Хочешь смейся, хочешь – плачь...

Памяти Сергея Нохрина

Мы идем через летное поле уктусского аэродрома: Сережа, Света Водовозова и я. Мы летим на практику в Магнитогорск. Летний ветер в лицо, впереди – самолет, который нам кажется роскошным лайнером. Як-40 все-таки, а не Ан-2, к примеру.
Сергей докуривает сигарету прямо у трапа. Стюардесса грозит ему пальцем. Света зовет его своим нежным грудным голосом: «Сережа-а...»
Мы летим. Иногда счастливо переглядываемся. Мы еще не совсем друзья. Мы вообще очень разные и попали вместе на эту практику совершенно случайно. Но мы друг к другу замечательно относимся.
Сережа мог бы к нам со Светланой относиться покровительственно – все-таки он старше нас на четыре года. Но он не важничает. Рядом с ним нам надежно и весело. Кажется, что у Сергея никогда не бывает плохого настроения. Вид у него всегда бравый и несколько нахальный. Нам со Светой этого как раз здорово не хватает.
Свете часто хочется плакать, она боится завалить практику. «Светка, ты чего? – говорит Сергей. – Все будет отлично!.. Ты же домой едешь...» Света благодарно ему улыбается. Света едет в родной город. В Магнитогорске у нее мама, а дедушка долго работал в городской газете, где нам предстоит проходить практику. А вот у меня в Магнитогорске никого нет.

Город нам понравился. Пиво, фонтаны, проспект Металлургов напоминает Невский.
Редактор встретил нас как родных, спросил, в каком отделе мы хотели бы работать. “В промышленном!” – хором ответили мы. Заведующий промышленным отделом Мендихан Абкадырович Котлухужин расцвел: “Сразу видно – уральцы! А то приезжали тут до вас практиканты из МГУ и сразу – шмыг в отдел культуры...”
Поселили нас с Сережей на пятом этаже строительного ПТУ. Две кровати, шкаф и умывальник. Вид на тихий дворик.
Столовая в общежитии летом не работала. Пришлось взять напрокат плитку, чайник и самим готовить. При тогдашнем разнообразии продуктов занятие это было весьма унылое. Очевидно, мы недоедали, потому что когда мы первый раз пришли на обед к Свете, ее мама была потрясена нашим аппетитом. За собой мы оставляли пустыню.
Светина мама, как доктор, не осталась безучастной и достала для нас талоны в диетическую столовую. Мы были спасены. Когда однажды Сергея послали куда-то на окраину города, он оставил мне записку: «Дима! Если будет возможность, возьми мне что-нибудь похавать (покушать). Ужин врагу я отдавать не хочу! Ты можешь его съесть, потому что ты – друг!» В столовой больные люди косились на нас. В считанные дни наши осунувшиеся было физиономии округлились, и мы совсем не смахивали на нуждавшихся в диетическом питании. Чувствуя на себе подозрительные взгляды, мы старались быть грустными и вялыми, но чаще всего не могли удержаться от хохота.
Вообще с Сережкой невозможно быть серьезным. Он прирожденный актер, и не важно, где мы находимся – на планерке в редакции, на улице, в гостях – для него везде подмостки. Везде он невольно оказывается в центре внимания. В Сереже природное, русское шутовство, которому невозможно научиться. Оно – от наших просторов, от нашей воли и неволи, от причудливой исковерканности быта, в котором без юмора, без улыбки, без насмешки над собой выжить невозможно.

Мы идем по проспекту Металлургов в поисках пива. Нохрин несет в пакете трехлитровую банку. Без пива ему жизнь не мила. Выстаиваем очередь за пивом, несем его в общежитие. Нас ждет работа. Завтра мы должны принести в редакцию свои заметки.
Сергей побывал на стеклотарном заводе, нашел там замечательного старика, который полвека выдувает граненые стаканы. Серега уже придумал заголовок для своего будущего очерка: «Гордость старого стекловара».
А я вернулся с Магнитки, со строительства коксовой батареи № 8-бис. Там труба – 120 метров высотой и вся облеплена лозунгами, плакатами, флагами, портретами передовиков. С одного из плакатов хмурый человек с лицом кирпичного цвета вопрошает: “Что сделал ты для пуска батареи?” Мне жаль, что пока я ничего не могу сделать для пуска этой удивительной батареи. Два часа я завороженно смотрел, как работают огнеупорщики – просто Гераклы какие-то.
Никогда не видал ничего подобного и рассказываю Сергею об увиденном, просто задыхаясь от восторга – вот такие кирпичи, вот такие люди! У Нохрина серьезный вид, он кивает мне согласно, но по глазам вижу – он что-то задумал.
В общежитии мы принимаемся за работу. Я пишу легко, как никогда – просто песня. Первый абзац мне очень нравится. «Боевой ритм стройки ощущаешь уже на дороге... Один за другим идут по ней тяжелые грузовики с самым нужным здесь сегодня грузом – огнеупорным кирпичом...» Иногда я вскакиваю от радости и возбуждения, начинаю бегать по комнате. Сергей работает тяжело. Он именно работает – в сигаретном дыму, в одной неудобной позе, низко склонившись над бумагой.
Через два часа я потираю руки, дописываю последний абзац и готов исполнить свою заметку «на бис». У нас с Сергеем с первых дней установился обычай читать написанное друг другу вслух.
Сергей тоже закончил и весело смотрит на меня. Мне даже обидно: чего это он заранее торжествует?.. Но я читаю, с трудом удерживая волнение. Мне кажется, что ничего лучше этой заметки еще не было написано. «Все трудятся сосредоточенно, без слов понимая друг друга. Тишину нарушает только шум и лязг крана. Правда, иногда кто-нибудь из огнеупорщиков начинает напевать песню... В первых рядах участников социалистического соревнования – звено Александра Чебаненко...»
Следующим читает Сергей – первую минуту невозмутимо, но потом мы хохочем, и я начинаю от смеха сползать под стол. Кажется, Сергей писал не свою заметку, а мою. Получилась пародия на мой телячий восторг.
«...Крупные капли пота, величиной с голубиные яйца, катились по их смуглым мужественным лицам. Грубые мозолистые руки яростно хватали пятидесятикилограммовые кирпичи... Недаром эта стройка объявлена ударной. На ней просто обязаны по-ударному трудиться все звенья. И они трудятся. Сегодня уже к обеду звено Дмитрия Донского выполнило план на 730 процентов. «Деньги ваши – будут наши», – любят шутить члены этого звена. А вот прямо на глазах растет стена карагандинского звена. Оно трудится под началом Ивана Калиты, четырежды Героя Соцтруда, лауреата Нобелевской премии, отличного спортсмена и семьянина.
Издалека виден огромный плакат: «Без труда, Караганда, не выловишь и рыбку из пруда». Это, конечно, веселая шутка магнитогорцев, кладка которых составляет всего три метра. «Мы – за качество! – щербато улыбается Григорий Отрепьев, бригадир магнитогорцев. – Экономика должна быть экономной! Слышали?..» Григорий вновь взялся за кельму, и в это время привезли обед. Но однако гиганты продолжали работать одной рукой, а второй все держали пирожки с ливером.
«Мы-то еще ничего, – проглотив большой кусок, сообщает Боря Годунов, член звена магнитогорцев, – а вот карагандинцы работают вообще без перерыва, даже ночью...» Боря работает в звене недавно и еще не знает всех тонкостей, но скоро узнает их непременно.
Солнце садилось. Усталые, но довольные шли звенья с ударной стройки. Только равномерно гремели в тишине кирпичи и кельмы. Это работали карагандинцы...»
Но что мне теперь делать с моей заметкой – она просто уничтожена!.. Самое смешное, что потом ее опубликовали и даже хвалили на летучке. Но я уже догадывался об истинной цене своего восторженного творчества. Правда, лишь догадывался. Я по-прежнему утомлял Нохрина своим ребячливым взглядом на жизнь, а как-то ночью, помню, донимал Сергея вопросом о том, отчего он, такой талантливый и всеми любимый, так далек от комсомольской жизни. Он спросил в ответ: «Слушай, а почему они все такие угрюмые и скучные?..» Он имел в виду не только наших факультетских партбоссов, но и тех, что смотрели на нас по праздникам с портретов. А еще он однажды сказал мне серьезно: «Ты понимаешь, вот эти годы в универе – самые счастливые в моей жизни, никогда таких не будет... Я не могу потратить их на всю эту канитель, не могу ходить с важной рожей, когда я еще умею смеяться...»

Тем летом в Магнитогорск приехал на гастроли легендарный театр начала восьмидесятых – Театр на Малой Бронной, где режиссером был тогда Анатолий Эфрос. Про то, что можно купить билеты, и речи не было – аншлаг! Без всякой надежды мы пришли к началу спектакля, и тут Сергей совершенно виртуозно купил с рук два билета. Мы попали на спектакль «Брат Алеша» с Ольгой Яковлевой и Львом Дуровым.
Сергей рассказал мне потом, что именно так, покупая «горящие» билеты у театра, он побывал на всех знаменитых спектаклях того времени. Помню его поразительно интересный рассказ об «Истории лошади». Специально ради этого спектакля, ради того, чтобы увидеть Евгения Лебедева в БДТ, Сергей ездил в Ленинград.
Выходные мы проводим на даче у Светы. Купаемся, загораем, объедаем кусты с ягодами. На берегу реки Урал места такие красивые, что однажды мы решили, что здесь, у реки, останемся на всю ночь. Разожгли костер, скоро спустилась темнота, над нами раскрылся дивный ночной купол со звездами. Было необыкновенно хорошо и говорить, и молчать, и лежать в траве у костра. Света захватила из дома гитару – специально для Сергея. Он не расставался с гитарой всю ночь.
У него было всего два слушателя, но он именно пел, а не напевал. Причем пел стоя и, лишь откладывая гитару, садился к костру. В ту ночь я впервые услышал песни Александра Галича. Фамилию «Галич» я, конечно, слышал, но ни одной его песни не знал. Еще, помню, Сергей пел песни Юрия Кукина – про гостиницу, про туман и про Париж – и, кажется, рассказывал о своем знакомстве с ним. Пел Высоцкого и неизвестно кем сложенные лагерные баллады. Одну из них он привез в тот год в колхоз, в Подгорное, где нас ждали двести га не убранной еще картошки. В дожди и холод эту балладу пели все – от грузчиков до нежных девочек-первокурсниц.

...На Колыме, где
               холод и тайга кругом,
Среди раскидистых
               елей и берез
Тебя я встретил
             с подругой вместе,
Сидевших у костра
            вдвоем.
Шел крупный снег
            и падал на ресницы Вам,
Вы северным сияньем
            увлеклись.
Я подошел к Вам
            и подал руку Вам,
Вы, встрепенувшись,
            поднялись...

Еще одно, дорогое мне, воспоминание о Сереже. После пятого курса всех нас, парней, отправили на военные сборы. Первые же армейские будни потрясли меня до глубины души. Жизнь в восьмиместной палатке, такой тесной, что спать можно было только на боку, скудный стол, дожди – все это поначалу приводило меня в отчаяние. Для Сергея это тоже был первый армейский опыт. Но он не только не унывал, он выглядел еще более веселым, чем обычно. Глядя на него, я тоже стал понемногу оттаивать. Во многом благодаря Сергею, да еще Володе Борзову и Толе Полушину, я стал замечать, что в нашей полевой жизни гораздо больше смешного, чем трагического.
Вместе с Сергеем я неожиданно попал в запевалы. И не было ничего лучше, как шагать рядом с ним. Как он только терпел, когда я, не имея ни слуха, ни голоса, горланил у него под ухом?..
Однажды мы с Сергеем вдвоем попали в ночной караул. Мы должны были от отбоя до подъема охранять наш бивак. Нам следовало ходить по твердо установленному маршруту вдоль палаток – мне с одного конца, Сергею с другого. На маленьком деревянном мостике под фонарем мы встречались, как на Эльбе. У меня был карманный радиоприемник, и мы слушали «Маяк».
В ту ночь мы последний раз так долго, так мечтательно говорили. Уходили подальше от фонаря и смотрели на звезды. Мечтали о том, что вот закончатся сборы, получим дипломы и поедем работать куда-нибудь в замечательные края. Наивные, мы еще не знали, что вместо распределения получим армейские повестки и судьба навсегда разбросает нас.
Прочитав про «дальние края» и про «судьбу», которая разбрасывает, Сережа сейчас бы, наверное, не удержался от улыбки. И может, написал бы на эти мои сентиментальности блестящую пародию... А потом мы бы смеялись, как не смеялись целых двадцать лет.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"