РОДИТЕЛЬСКАЯ ГАЗЕТА
РОДИТЕЛЬСКИЕ УРОКИ
Пять историй за партами
У всех взрослых за плечами свой
школьный опыт. И иногда он очень мешает учиться
их детям
Мой любимый карантин
Самым ненавистным было для меня в детстве слово
«карантин». Это из-за него меня не пускали в
детский сад. Я должна была целый день сидеть дома.
Мой старший брат иногда брал меня в школу. Я
садилась на последнюю парту и старательно
срисовывала с доски непонятные знаки. Если
становилось скучно, забиралась под парту. Там
можно было немного вздремнуть. Учителя
посмеивались надо мной, но я не помню случая,
чтобы меня не пустили в класс.
Мне исполнилось семь лет. Пора собираться в школу
по-настоящему. Хорошо помню, что никаких
особенных разговоров по этому поводу у нас дома
не велось. Да и о чем, собственно, разговаривать:
школа – вот она, совсем рядом. Хорошая или плохая?
А никто таким вопросом в то время не задавался.
Мои родители искренне считали, что читать и
писать учат во всех школах, а значит, учат
одинаково. Первого сентября отец взял меня за
руку, и мы отправились в такую, как все, школу.
Училась я легко. В школе засиживалась дотемна по
всякому поводу и без повода и была там абсолютно
своим человеком. А больше всего на свете я хотела
стать учительницей. Читала Сухомлинского и
придумывала сказки, которые потом буду
рассказывать своим ученикам.
Школа для умных
Отец получил новое назначение, когда я закончила
8 классов. Наша семья переехала в большой город.
Кто-то подсказал родителям, что есть, мол, в
городе такая школа, где и детки поумнее, и учат их
там получше. Мои родители почему-то решили, что до
этого меня наверняка учили плохо и что именно в
этой школе – мое спасение, и только там мне
обеспечат тот необходимый и достаточный уровень
знаний.
В общем, первого сентября отец взял меня под руку
и повел в не такую, как все, школу.
С первых же дней выяснилось, что учили меня очень
даже неплохо. Учителя начали пророчить медаль,
одноклассники зауважали, но своей не признали:
одевалась я в черное пальто с искусственным
мехом, школьное платье до середины колена, и у
меня не было магнитофона.
Но меня задевало другое. Когда на уроке физики
учитель в очередной раз в гневе выкрикнул:
«Идиоты!..», мое провинциальное чувство гордости
не выдержало. Я попросила учителя извиниться
передо мной.
Конфликт затянулся. Родители были не в курсе.
Одноклассники давно уже потеряли к нему интерес.
На уроках меня больше не спрашивали. Я продолжала
молчать. Самолюбие не позволяло мне забросить
учебу совсем. Школу закончила весьма прилично. Но
быть учительницей уже не хотела. А поскольку
ничего другого в моей душе зародиться не успело,
то и отправилась я по комсомольской путевке в
далекие края.
Что такое хорошо и что такое плохо
Когда пришла пора вести в школу дочь, я повела ее
не в престижную и не в модную школу, а в ближайшую.
Ведь читать и писать учат везде.
Через две недели занятий меня вызвали в школу. И
молоденькая учительница, вчерашняя выпускница
педучилища, краснея от собственной неловкости,
тихим голосом призналась: «Извините, но я… не
знаю, как учить вашу дочь. Я уже ей и книжки
специальные приносила, и задания каждый день даю
другие, не как всем… Только она все равно все это
уже знает». Самое трудное сказала. Подняла
голову, улыбнулась. «Знаете, а к директору и в
гороно (городской отдел образования) я сама
пойду…»
После осенних каникул моя шестилетняя дочь пошла
уже во второй класс.
Вечерами наш телефон не умолкал. Дочь терпеливо
объясняла одноклассникам решение задач. Они
благодарили, но в кино ходили без нее, о секретах
шептались тоже без нее. Дочка расстраивалась. Я
вздыхала, сочувствовала, а в глубине души
понимала: ни к чему ей их взрослые секреты. И все
же одному человеку плохо. Даже если это очень
умный человек.
Когда моему сыну исполнилось шесть лет, мне уже
не пришлось никого уговаривать посадить его в
первый класс. Школа пережила бум открытия
«нулевых» классов для шестилетних детей. Спустя
два-три года классы благополучно прикрыли из-за
отсутствия бытовых условий, но зато теперь все
знали, что шестилеток учить можно. И даже знали
как. И знать это было совсем нетрудно. Потому что
учили их так же, как всех. Да и родители старались
вовсю «соответствовать» требованиям школы. Уже
почти официально школы делились на «хорошие» и
«по месту жительства». Дети тестировались,
экзаменовались, проходили собеседование… А
потому учились, учились, учились… Не в школе. А
задолго до нее. Я была мамой, как все. Сын, тихий,
застенчивый мальчик, к шести годам читал, писал,
считал и говорил по-английски. Но я помнила, что
во всех школах учат одинаково. И мы пошли в школу
«по месту жительства».
Вот уже третий день подряд я «делаю» веселое лицо
и спрашиваю: «Как дела?» Мой сын (мой несчастный
маленький сын!) отвечает, едва сдерживая слезы:
«Плохо. Опять плохо». Я оказываю экстренную
психологическую помощь. На четвертый день он
молчит. Только слезы текут и текут. Шепчет еле
слышно: «Двойка». Как – двойка?! Какая двойка?! Да
ведь первый же класс (я точно помню!)
безоценочный. Проплакавшись, сын объясняет:
«Понимаешь, меня спрашивают:
– Сколько будет 2+3?
Я встал и стал ждать, когда все перестанут
кричать. А мне говорят:
– Садись. Два.
Но ведь я же знал!»
Решаем: завтра дочка сходит к учительнице,
попытается разобраться, что происходит.
Возвращаюсь с работы поздно.
– Знаешь, – говорит дочь, – его надо забрать.
Совсем. Он не выдержит.
– Куда?!
И я начала искать…
«Гуманитарная гимназия при…
объявляет набор»
Самым значительным в этом объявлении оказалось
маленькое словечко «при». Потому что оно делало
эту самую гимназию негосударственной.
Нас спасло то, что все мы были людьми в принципе
далекими от школы. Поэтому случайно оброненная
фраза: «Лицензии пока нет» – нам ничего не
сказала.
На потертой фотографии – двадцать маленьких
ребятишек и столько же взрослых. За свою жизнь я
видела много разных школьных фотографий:
торжественных, смешных, трогательных… Но таких
светлых и искренних, как эта, никогда. Что-то
особое в лицах, какая-то неуловимая прелесть.
Школа действительно была необыкновенной.
Учителя и воспитатели говорили преимущественно
на английском. Родителям выдали список дежурных
фраз и магнитофонную кассету в придачу.
Заучивали вечерами, создавали любимым чадам
«разговорную среду» в домашних условиях.
Смущались, робели без меры на пороге школы,
стыдились своей «языковой» неуклюжести.
За давностью лет трудно быть объективной. Но то,
что потом случилось, сейчас можно было бы назвать
бедой. В конце третьей четверти начались первые
вопросы: «Кажется, у моего сына (дочери) что-то не
ладится с математикой (русским, чтением), может,
нам дома позаниматься?»
«Что вы! У вашего ребенка индивидуальная
программа, – убеждал молодой директор. – У нас
особая система обучения. Вы все сломаете».
Наступили каникулы. Кто-то из родителей вопреки
школьным рекомендациям посадил свое чадо за
уроки, лихорадочно пытаясь вспомнить азы
школьной программы. Учили писать, считать,
читать. Кто-то пошел в гороно. Грянула проверка.
Началась война. Победителей не оказалось. Школу
закрыли. Дети ушли. Бывшие учителя и бывшие
родители при случайных встречах на улицах не
здоровались. А мой ребенок до сих пор вспоминает
именно эту школу. Как самую лучшую в своей жизни.
Хочу то, не знаю что
Cовременная школа многообразна. К сожалению,
часто родители, зациклившись на стародавних
собственных школьных проблемах, тягают
собственное дитятко из одной школы в другую в
поисках идеала. Пойду туда, не знаю куда. Забывают
про здоровье, способности, возможности ребенка,
его личные привязанности…
Папа на вид ну очень строг.
– Что у моего сына по математике?
– Четыре.
– Что значит «четыре»?! Я его про дроби спрашиваю
– не знает, про отрицательные числа спрашиваю –
не знает…
– Подождите, ваш сын в каком классе?
– В третьем.
– А в каком классе вы сами учили дроби?
Папа хмурится. Долго молчит. Потом растерянно
произносит:
– Я его, наверное, не про то спрашиваю…
Учитель переводит дух. Сегодня обошлось.
Конечно, родитель нынче пошел грамотный. Высшее
образование (путь даже за собственные деньги) – в
массы! Только ведь и школа не стоит на месте:
думает, развивается, растет. Может, нам,
родителям, стоит наконец ее полюбить так, как
любят умные родители своего ребенка. Когда
радость – на всех, а проблемы – общие. И решать их
надо вместе. Чтобы не было беды.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|