ПОЛИТИКА ОБРАЗОВАНИЯ
В 2004 году Министерству образования
предстоит отчитаться перед правительством,
насколько эффективно проходит модернизация. При
этом образовательные чиновники признают: им
самим пока непонятно, в чем заключается
эффективность образовательных реформ.
О научных подходах в оценке результатов
образовательных реформ в России и за рубежом наш
обозреватель Светлана КИРИЛЛОВА беседует с
руководителем Центра мониторинга и статистики в
образовании, кандидатом экономических наук
Марком АГРАНОВИЧЕМ.
Марк Агранович:
«Доступность образования – хорошая вещь, но ее
трудно измерить статистически»
– Одновременно с Россией реформы
образования идут в США, Великобритании, Франции.
Сумели ли на Западе определить, в чем выражается
эффективность реформ в образовании?
– Наши коллеги в Великобритании, США и
других странах говорят совершенно о другом
показателе – о результативности реформ.
Результативность – это когда формулируется
четкая цель, а затем проверяется статистически
конкретный результат. Например, цель: повысить
охват населения общим образованием с 90 до 93%. Или
– увеличить среднюю продолжительность обучения.
– Три процента – уж очень скромно выглядит
для образовательной реформы…
– Напротив! Именно этот результат достигался
тяжелым трудом и большими деньгами. Если
население охвачено образованием на уровне 90%, это
означает, что все, кто хочет учиться, учатся. Не
получают образования только хронически больные
дети, беспризорники, дети с серьезными
социальными проблемами. Чтобы втащить их в
систему образования, нужны весьма солидные
финансовые средства. Ведь для этих ребят
необходимы специальные программы, особым
образом подготовленные педагоги. Чтобы
увеличить охват школьным образованием на 3%,
англичане потратили 12 лет.
Возьмем другой пример – Австралийский Союз. Они
тоже ставили перед собой конкретные задачи.
Например: к 2001 году добиться, чтобы 95% 19-летних
учились в течение 12 лет. Или чтобы 60% 22-летних
получали свидетельство об окончании 3-й ступени
образования (по нашим меркам – заканчивали ссуз
или вуз). А потом министр образования отчитывался
перед гражданами: за пять лет мы добились того-то
и того-то. Результаты можно проверить
статистически.
– Это получается, как у нас в советские
годы...
– Не совсем. В Советской России всегда
впадали в другую крайность: мы мало что хотели
или могли подсчитать достоверно. И выработали
навыки отчитываться не цифрами, а словами
докладов.
Сегодня у нас идет модернизация образования.
Какие задачи мы перед собой поставили? Качество,
доступность и эффективность образования.
Разберемся по порядку.
Что такое качество образования, никто не знает.
Если вы спросите об этом у двух специалистов,
получите, как в старом анекдоте, три мнения. Для
одного качество образования – это результаты
выпускных экзаменов, то, что называется
обученностью. Для другого качество образования
– это образовательная среда: он в первую очередь
думает, комфортно ли ребенку в школе, не отбивают
ли у него охоту к учебе. Для третьего качество
образования определяется тем, как вчерашний
выпускник школы устроился на работу.
А что такое доступность образования? Этот
показатель тоже очень трудно измерить
статистически. Можно говорить о доступности
образования по социальным и территориальным
основаниям, о доступности образования детей с
ограниченными возможностями и о многом другом.
Если вернуться к эффективности реформ, то
доступность и качество образования – это
числитель, а затраты – знаменатель. Но если
затраты мы еще можем подсчитать, то как нам
количественно оценить числитель? Мы не знаем.
– Сегодня на модернизацию образования
расходуются большие деньги. Напрашивается
вопрос: может быть, задачи очередной российской
реформы заранее формулируются так расплывчато,
чтобы результат оказался недоступным для
проверки?
– Скорее это наши российские традиции. В
России цель – всегда глобальна. Зачем
мелочиться? Если я, министр образования, приду к
вам, премьер-министру, и скажу: я считаю жизненно
необходимым привлечь в образование 3% неучащихся
детей и знаю, как это сделать, дайте мне денег –
что я получу в ответ? Сами догадываетесь. Вряд ли
кто с энтузиазмом воспримет такую задачу реформ.
Три процента не флаг и не лозунг… А нам пока, к
сожалению, все еще нужны лозунги.
Обществу сообщили: образование станет более
доступным. Сказано – значительно. Но если я
поставил задачу установить равный доступ к
образованию, не определив, что это такое – равный
доступ, то никаких социологических исследований
для выявления результата реформы мне не
понадобится. Отчет о результатах чиновник
напишет всегда.
– Почему, на ваш взгляд, в нашей стране так
долго идут образовательные реформы? Не потому ли,
что мы в соответствии с нашим менталитетом
никогда не могли сформулировать четких целей и
добиться их выполнения?
– У каждой реформы российского образования были
свои причины неполной реализации. Введение
вариативности в школьном обучении
революционизировало школу. Упор делался на
демократизацию уклада школы и изменение
содержания образования. Но все это не было
подкреплено организационно-экономической
перестройкой. Нельзя быть новым свободным
человеком, оставаясь в прежних финансовых и
организационных рамках. Я не уверен, что ту
реформу вообще можно было осуществить – по
ресурсам, по финансам, по готовности граждан и
образовательного сообщества. Я думаю, нам надо
научиться ставить перед собой менее амбициозные
и более конкретные цели.
– В 2004 году заканчивается эксперимент по
ЕГЭ. Министерству образования надо отчитаться
перед правительством: удался эксперимент или
нет. Но как это определить?
– Скажу сразу: для меня ЕГЭ – это самая
замечательная вещь, которая была сделана за
последнее время. Можно критиковать
контрольно-измерительные материалы, указывать
на недостатки в организации, и эта критика,
наверное, будет во многом справедлива. Но ЕГЭ
предлагает обществу механизм независимой
экспертизы знаний, он дает объективную оценку
результата – обученности школьника. Кроме того,
ЕГЭ готовит выпускников к новым отношениям,
свойственным нормальному рынку труда: тебя
оценивают объективно, вне зависимости от
отношений с учителями или наличия средств у
родителей.
Но посмотрим теперь, для чего затевался ЕГЭ. С
самого начала была декларирована цель: повышение
доступности образования для детей вне
зависимости от того, где они живут и есть ли у их
родителей средства оплатить поездку для сдачи
вступительных экзаменов. Значит, по прошествии
шести-семи лет мы должны изучить, изменилась ли
структура поступивших в вузы. Если изменилась –
реформа оказалась результативной. Если не
изменилась, то скажем прямо: ЕГЭ не решил этой
задачи. Значит, надо было одновременно с
введением ЕГЭ принимать меры по улучшению
образования в сельской школе, вводить социальные
стипендии. Далее, мало выяснить, что по
результатам ЕГЭ в вузы стало поступать, скажем,
на 20 процентов больше сельских школьников. Мы еще
должны проверить, каков уровень их подготовки, –
словом, какие они студенты. Пока уровень их
знаний измеряют сами вузы.
– Насколько мне известно, вузы пока довольны
контингентом, набранным по ЕГЭ. Правда, ректор
ВШЭ Ярослав Кузьминов весной говорил, что к нему
по результатам ЕГЭ поступают крепкие, но отнюдь
не блестящие ребята.
– Если сами вузы довольны уровнем
поступивших с сертификатами ЕГЭ – это хорошо. Но
для научной оценки результативности ЕГЭ
понадобится, вероятно, независимая экспертиза. В
этом направлении результативность ЕГЭ можно
начать подсчитывать года через три. При этом
придется учитывать влияние демографического
фактора на изменение структуры поступивших. Это
довольно сложно, но все же дело техники. Далее,
можно провести серию обследований расходов
семей на высшее образование, связанных с
поступлением в вузы. Если они снизятся – это
хорошо. Но я не думаю, чтобы они снизились. Деньги
пойдут вместо репетиторов и курсов подготовки в
вузы на курсы подготовки к ЕГЭ.
– Вы сейчас говорите: через несколько лет
можно начать проводить экспертизу. Но ведь
правительство будет принимать решение о
поэтапном внедрении ЕГЭ в будущем году.
– Понимаете, это нереально – оценивать
результаты национальной реформы или даже
эксперимента в социальной сфере всего через 1–2
года после начала! Наверное, можно поставить
перед собой объективно измеряемые промежуточные
задачи и отслеживать их решение. Другой
возможности я не вижу.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|