КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА 
ОБРАЗ 

Нина Дворжецкая:
«Замечательная профессия – валять дурака»

Нет такого человека в театральной и околотеатральной среде, кто не помнил бы о страшной трагедии, постигшей несколько лет назад семью Дворжецких. Евгений погиб через полгода после рождения сына Миши, а до этого не стало его отца и старшего брата, сыгравшего Хлудова в фильме «Бег». С тех пор вдова Евгения Нина каждое утро встает, собрав, по ее же словам, волю в кулак. Смысл ее жизни – прекрасные дети в доме и другие «дети» – студенты... Сказать, что Нина – трудоголик, – это ничего не сказать. Потому что работает она от зари до зари, и застать ее дома почти невозможно. За последние годы Нина дала несколько интервью, где говорила только об Евгении. В этих публикациях не было практически ни слова о ее актерской работе. Между тем серьезных работ хоть отбавляй. Взять хотя бы последнюю блистательную роль в «Фандорине» Акунина – Бородина, где она сыграла леди Эстер. Эта роль, как и другие, сыграна мастерски и обаятельно. И еще их отличает достоинство – редкое для нашей сцены качество. Обозреватель «ПС» очень гордится, что ему удалось «разговорить» Нину Дворжецкую.

– Вы учились в «Щуке» (студии театра имени Вахтангова), работали в Театре сатиры, а потом пришли в Центральный детский. У вас никогда не было ущемленного самолюбия: детский театр всегда считался рангом пониже, нежели взрослый?
– Если честно, то поначалу такие мысли возникали. Но сейчас наш театр называется Российский академический молодежный. И мы играем спектакли и для детей, и для взрослых. Я играла Беренику в пьесе Расина, Гонерилью в «Короле Лире», Фосфорическую женщину в «Бане» Маяковского, в «Лоренцаччо» Мюссе, в «Фандорине»… Это все взрослые спектакли, но я обожаю играть для детей от 5 до 10 лет. Это потрясающий зритель! Мне иногда хочется сказать артистам из «взрослых» театров: «Ребята, пойдите сыграйте перед этими “масюсенькими” и попробуйте их обмануть!»
– Но ведь все равно в характере ребенка – сидеть и шелестеть чем-то, зыркать направо и налево, шуметь. Как с этим бороться?
– Они разговаривают громко, они могут посоветовать серенькому козлику: «Там волки, не ходи туда!» Но поэтому мы вместе, волшебство перетекает в зал и творится вместе со зрителем. Конечно, бывает, что подростки орут на «Капитанской дочке». У нас есть сложности, не в раю же мы работаем.
– Как вы думаете, можно ли привить ребенку вкус к хорошему театру? И как привить этот вкус?
– Я не могу ответить на этот вопрос однозначно. Если вы хотите, чтобы ваш ребенок любил театр и чтобы у него была возможность отличить плохой от хорошего, надо водить его в тот театр, который вы считаете хорошим. Надо делиться с ребенком своими впечатлениями.
– Ваши дети любят театр?
– Могу говорить только про старшую дочку Анну, Миша еще слишком мал. Моя дочь очень любит театр, но, к счастью, она не выросла за кулисами, поскольку моя мама вышла на пенсию, и мне не пришлось держать ее в гримерке. Но она видит все мои премьеры и все премьеры в нашем театре. Она видит и закулисную жизнь, она очень интересна и поучительна. Артисты, сидящие в курилке, – это потрясающее зрелище. Такие истории, которые они рассказывают про старых артистов, про кино, про театр, про книжки, больше нигде не услышишь. Никакого негативного влияния театр на нее не оказывает.
– Читая рассказы Жени о вас, я запомнил его фразу, что Нина схватывает все на лету, может что-то сыграть, как говорят, с листа. А он, работая, всегда долго обдумывал роль, «носил» ее в себе. Эта способность к озарению в вас осталась до сих пор?
– Мне трудно об этом судить, наверное, лучше, если бы об этом опять рассказал Женя… У каждого свой метод работы и способ, может быть, не всегда сознательный. Я могу сделать все сразу, но вдруг это потерять и потом долго в репетициях к этому же идти.
– При поступлении в Школу-студию МХАТа вам сказали: «Девочка, у тебя такие умненькие глаза, зачем ты пошла в артистки?» Не мешают ли «умненькие глаза» женщине-актрисе?
– Вообще-то ум никому не должен мешать. Я считаю, что современный артист должен иметь высокий интеллектуальный потенциал. Потому что одно дело – одаренность, а другое – как мы воспринимаем мир и как его анализируем.
– А люди, которые с вами работают, тоже так считают?
– Мне кажется, что моему любимому режиссеру Алексею Бородину нужны мои мозги.
– Вы никогда не пытались, как Женя, найти себя в другом театре?
– Для проб надо, чтобы сначала позвали. Женю приглашали. Он ничего не искал, искали его. Я поработала в театре «Школа современной пьесы» какое-то время в спектакле «Чайка», потом надо было выбирать между Бородиным и Райхельгаузом. На этом мой роман со Школой окончился.
– Я хочу коснуться вопроса выбора. Вы всегда знали, что можете играть, а что – нет? Или вы считаете, что актер должен уметь играть все?
– Нет, я очень критически к себе отношусь. Глупо хотеть играть, например, Джульетту: во мне 80 килограммов весу, 172 сантиметра рост и много годов. (Смех.)
– А что вы не приемлете на театре?
– Я не приемлю плохую режиссуру, не приемлю неподготовленного, беспомощного человека, не готового к репетиции, к постановке спектакля. У меня была однажды такая ситуация. Было стыдно, и я пошла отказываться от роли к главному режиссеру. Я сказала, что меня эта работа унижает. Артисту нельзя отказываться от работы, но от такой работы можно.
– Приходилось ли вам ломать себя: не мое, а играть надо?
– Нет, у меня такого не было.
– То есть все всегда «ложилось» на душу?
– Я ведь такая артистка: мне что скажут, то я и буду играть, если это уж совсем не расходится с моими принципами. Моя профессия тем и замечательна, что я имею возможность, как в детстве, серьезно валять дурака. Поэтому я не задумывалась о том, по сердцу ли мне, допустим, старшая дочь Короля Лира Гонерилья, которая папу выгоняет и всячески над ним издевается. Это была моя история, и я в нее играла абсолютно серьезно. Не знаю, была ли я адвокатом, но я играла такого человека. А возьмите леди Эстер из «Фандорина»: не менее злодейское существо! Хотя я считаю, что она гениальная женщина.
– Она у вас грандиозная...
– Она и у Акунина грандиозная. Главный герой спектакля – Фандорин. Мне кажется, что в то время, когда отсутствуют идеалы, Фандорин может быть героем нашего времени.
– А бывает так, что вы ненавидите своих персонажей?
– Опять расхожая фраза: «Я адвокат своей роли». Когда я начинаю репетировать, я не думаю: «Фу, какая гадость, какая злодейка!» Я могу сказать однозначно: нет только хороших людей и нет только плохих. Артисту интересно найти максимум всего хорошего, плохого, средненького, гаденького, прекрасного, умного… Поэтому мне интересно все.
– Было ли у вас когда-нибудь так: есть роль, о которой вы мечтали, и вдруг ваш любимый режиссер отдает ее кому-то другому?
– Было, и совсем недавно. Как я с этим обошлась? Идучи домой в тишине ночи, поревела горько по поводу того, что больше никогда в жизни эту роль не сыграю. Потом поговорила с собой и поняла: ну да, не сыграю, и что теперь? Что ж, волосы на себе рвать? Я себя в первую очередь разотру в мелкий порошок, если буду думать о том, что вот ей роль дали, а мне нет! Это ведь так разрушает. Надо быть выше этого.
– А можете вы прийти к режиссеру и намекнуть: вот, мол, есть ролишка, хотелось бы сыграть…
– Нет, я так не могу сказать. Когда только возник разговор о «Фандорине», не скрывала, что очень хочу сыграть леди Эстер. Но это вовсе не значило, что я получу эту роль. Я высказала свою точку зрения Алексею Владимировичу и, слава Богу, в результате роль получила. А вообще я считаю, это бессмысленно говорить режиссеру: «Ой, я хотела бы сыграть леди Макбет!» Театр – производство, тяжелая работа огромного количества людей во главе с главным режиссером.
– Есть ли у вас какие-то незыблемые профессиональные принципы?
– Есть, конечно. Один из них звучит так: актер может заболеть только тогда, когда умрет. Я так считаю и так живу. Я и студентам об этом говорю. На репетиции «Фандорина» один наш актер вывихнул очень сильно плечо и играл спектакль в гипсе. За все время работы в театре я брала больничный всего дважды. Я ребятам-студентам говорю: «Вы зачем сюда пошли, это ваша профессия, вас палками никто не загонял».
– Вот мы добрались до еще одного главного дела вашей нынешней жизни. Не мешают ли друг другу актерство и педагогика?
– Нет, они расположены в одной плоскости. Наоборот, педагогика помогает мне работать на сцене, потому что благодаря работе со студентами я не забываю ни системы Станиславского, ни уроков Михаила Чехова, ни системы Вахтангова. Я всегда в тренинге.
– Сидя в приемной комиссии Щукинского училища, вы сразу понимаете: этот человек актер, а этот нет?
– Глаз набит, но я не Господь Бог. Но какой-то опыт уже есть, что-то мы видим.
– А у вас хватит смелости разрушить иллюзии молодого человека и сказать ему: «Не ходи ты в эту профессию»?
– Нет. У меня не хватит.
– И пусть он мучается всю жизнь?
– Значит, у него судьба такая. Я не могу так сильно обидеть человека.
– Вам всегда интересно со своими студентами или бывают люди, с которыми приходится работать через силу?
– Я, наверное, маненько ненормальная, но они у меня все любимые. Бывает, кто-то говорит: «Извини, я тебе даю очень трудного студента, надо поработать». Я знаю, что он трудный студент, всякое случается… Но они все равно любименькие, родненькие! Они же дети… Поступают в 16–17 лет, да еще выбирают такую чудовищную профессию. Я отношусь к ним как ко взрослым детям.
– Вы бываете резкой?
– Да.
– Это касается творчества или жизни?
– Это касается и творчества, и жизни. Я бываю очень резкой на репетициях. Я профессионал и, может быть, слишком рациональна. Но я считаю, что люди, пришедшие в театр, должны быть профессионалами. Актерство – это не что-то с неба свалившееся, это профессия. И поэтому, как в любой профессии, есть свои навыки, их надо знать, ими надо уметь пользоваться и применять на деле. Если человек этого не умеет, он вызывает у меня раздражение.
– Евгению вы могли сказать такую фразу: «Ты сегодня погано играл». А другим коллегам?
– Никогда! Артисты ведь те же дети. У меня в театре есть друзья, с которыми мы можем разобрать, как прошел спектакль. Театр – вещь тонкая. Актеры люди обидчивые.
– А вы обидчивая?
– Ну, такая… Гранд-дама, на кривой козе не очень-то и подъедешь. (Смех.)
– Может быть, это хорошо – быть несколько повыше? Так сказать, над суетой?
– Да, когда я была молодая, мне люди говорили, что у меня самомнение очень высокое и что я очень гордая. Потому что я действительно иногда… над людьми. Хотя у меня очень много друзей, большая такая компания. Но многие люди говорят, что я высокомерна.
– Вернемся, однако, к творчеству. У вас есть педагогический опыт, который включает и режиссерский. Не настало время поставить что-нибудь самой?
– Не настало. Поскольку я имею дело со студентами, я делаю студенческие отрывки и ни в коем случае не претендую на звание режиссера. Я ставить спектакли просто не умею. Но иногда помогаю режиссерам как педагог, поскольку могу работать с артистом.
– А что значит: быть помощником режиссера, как педагог? Это тренинг какой-то?
– Это не тренинг, я занимаюсь разбором того, что они делают. Тем же, чем занимаюсь со студентами. Я помогаю, исходя из своего опыта, мозгов, помнится, вы про них спрашивали.
– Настало время задать пребанальнейший вопрос: хотите ли вы, чтобы ваши дети стали артистами?
– Нет, не хочу, потому что это очень тяжелый хлеб. Но тут одного моего «хотения» недостаточно. Дочь моя уже снимается в кино, и я не строю ей никаких преград. Я уважаю ее желание быть артисткой, пусть она сама набьет себе синяки и шишки.
– В каких фильмах она снялась?
– Во-первых, у Лены Цыплаковой в шестисерийном фильме с очень хорошим сценарием. Хорошо, что попала к Лене, она замечательный режиссер. Потом она снялась в 12 сериях по роману Дарьи Донцовой, в фильме про Дашу Васильеву, любительницу частного сыска.
– Есть ли у вас творческие мечты?
– Моя творческая жизнь очень наполнена. Мне некогда заниматься бессмысленными мечтаниями. Я Козерог по знаку зодиака, я твердо стою ногами на земле. Может быть, это мне помогает выживать. Может быть, я бы очень хотела быть известной, как Ким Бессинджер. Но если этого не происходит... Это моя жизнь, какая она будет завтра – не знаю… Я ведь никогда в жизни, даже в страшном сне, не могла себе представить, что три года назад она повернется таким образом… Я мечтаю, чтобы студенты сыграли отрывок. Я мечтаю, чтобы их из платных перевели в бесплатные с моей помощью. А если честно, то я мечтаю сыграть леди Макбет, но ничего для этого не делаю, сижу себе и мечтаю...
– А вы в «Щуку» пришли уже со сформировавшимся мнением в смысле преподавания?
– Я не могу так точно ответить на этот вопрос. Получилось, что я начала работать со студентами благодаря придумке Алексея Владимировича Бородина, моего главного режиссера, главного режиссера нашего Российского академического молодежного театра. Он нас с Женей давно привлек к этой деятельности. Мы с Женей работали долгое время бесплатно, потому что студенты занимались в театре. И я начала работать, потом встретила как-то случайно Альберта Григорьевича Бурова, который сказал: «Не стыдно ли тебе, Нина, работать в ГИТИСе, когда родное училище…» Я пришла на кафедру Владимира Абрамовича Этуша. Какое-то время я работала стажером у него, а потом стала называться «преподаватель», теперь я старший преподаватель. Я работаю все равно почасовиком, потому что трудовая книжка у меня лежит в театре.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"