ЛЕТНЯЯ ГАЗЕТА.
ПУТЕВОДИТЕЛЬ ПО КАНИКУЛАМ. Выпуск №4 ОТРЯДНЫЙ

Метод рыжего

О том, как я укладывал детей спать

ПО ПРОЗВИЩУ СВИСТОК
В первый же вечер, когда надо было детей положить спать, вышла такая проблема — спать они не очень-то ложились.
И тут пришел директор нашего лагеря, молодой человек, с одутловатым, довольно пропитым лицом, грустными глуповатыми глазами. Он был в каком-то не очень хорошего цвета зеленом костюме и с таким высоким женским голосом — противным, надо сказать. У него еще свисток на шее висел. И дети его прозвали Свистком.
Он, естественно, пришел не просто так, он пришел всех укладывать. Как я потом уже понял, в этом была особая политика. В первый вечер ему надо было прийти и показать свою власть. И вот он пришел ее показывать.
Естественно, дети бесились, не укладывались, а кураторам — Жене и Косте из Петрозаводска — особо не хотелось их укладывать.
Женя — он, в общем-то, спокойно к этому относился. Он, например, заходил в комнату, как и в последующие дни, и беседовал с ними о чем-то. Девочкам нравилось, что к ним пришел дяденька — слово за слово и так далее. В общем, он там с ними по полтора часа сидел. Потом они каким-то образом засыпали, очень радостные, что он их посетил.
У Кости тоже не очень все получалось, но он как-то нервничал по этому поводу. Он был программистом в школе и идейным человеком, практически с коммунистическими такими хорошими взглядами, но почему-то ему не удавалось никого уложить.
А я как-то на это дело вообще не обращал внимания. Я считал, что дети пусть засыпают, когда хотят. Я не был куратором, и у меня вроде такой ответственности и не было.
Но тут пришел Свисток. Он что-то там говорил очень громко, и дети в конце концов угомонились.
Мне стало немножко обидно: какой-то человек приходит со стороны и укладывает наших детей! Причем укладывает не очень-то приятным образом — не то что по-хамски, но как-то нагло и бесчеловечно — отделываясь, что ли. И я решил включиться в это дело.

РЫЖИЙ И В ТЕЛЬНЯШКЕ
У меня было с детства, когда я еще сам ездил в лагерь, воспоминание — почти мифологическое — о лагере "Морской" (это между Самарой и Тольятти), где все было устроено по морскому уставу. Отряд, например, назывался "экипаж", а не просто "отряд". Комната или палата называлась кубриком, туалет — гальюном, а столовая — кампосом. Так было все здорово придумано.
К нам в отряд каждый год приезжал один вожатый. Так-то он вроде из заводских ребят — такой крепкий, накачанный, в тельняшке, в татуировках и… рыжий! И вот у него потрясающая была способность: в силу какой-то внутренней мобилизации, какой-то такой дикости нрава и в то же время внутреннего спокойствия он заходил вечером в отряд, что-то говорил, довольно резко иногда — и все отрубались! Или делали вид, что отрубались.
И вот я это вспомнил. И мне захотелось это как-то повторить. Сам я, честно говоря, чувствовал какую-то неуверенность. Но все-таки неприятно, когда дети бесятся: я же видел, что они не высыпаются.

МЕТОД МИНИМАЛЬНЫХ ЗАТРАТ
И вот на второй вечер я решил собраться внутренне. И видя, что у наших ребят не получается и они ждут Свистка, я решил уложить ребят сам.
И я выработал такую методу укладывания — минимально затрачиваться психически. Делается это так. Резко открываешь дверь, входишь и говоришь: "Тишина. Все спим!" — ну, что-нибудь такое. И после этого уходишь. Дверь закрываешь и ждешь за дверью: будут болтать или нет? Естественно, через некоторое время — опять шум.
Тогда за дверью говоришь еще раз очень громко в очень хорошей мобилизации: "Тишина!!!". Ну а если и после этого был шум, то я входил, ничего не говорил (это у меня уже потом выработалось), а просто стоял или садился и минут 5 проводил там, а может быть, меньше, когда как.

АЙДА МОШКУ КОРМИТЬ!
В первый вечер один мальчишка никак не ложился, а они там что-то долго шебуршались. В конце концов я зашел и сказал ему: "Вставай!". И уже ко всем: "Если мне во второй раз придется зайти, со мной еще кто-то пойдет мошку кормить!" — И я в самом деле решил это исполнить.
Вот мы с тем мальчишкой вышли в коридор — и все сразу как-то замолчали.
Ничего плохого я ему не сделал — вывел просто в коридор, расспросил о жизни.
Говорю: "Ну чего ты шебуршал?" А он: "Хотел шоколадку съесть". А в лагере им через день давали по шоколадке. (Это, конечно, жуть! Представляете, большая плитка шоколада через день?! Ну а в другие дни — яблоко или персик.) И он этой шоколадкой шуршал.
Еще мы постояли, на звезды посмотрели. Парень был, в общем, хороший, не хам. Из этой палаты самый смирный. Ему даже обидно было, что он попался, там лежали некоторые похлеще "хулиганы". И вот я с ним чуть-чуть постоял и говорю: "Ну ладно, иди тогда, спи!" Мы с ним прошли в палату, он лег, и все очень быстро заснули.
Я понял: самое главное — чтобы никто не знал, что на самом деле происходит, чего от тебя ждать, что ты задумал.
…Я смотрел, как они засыпают, и испытывал такое благостное чувство, такое хорошее, почти отцовское.

ГЛАВНОЕ — НЕПРЕДСКАЗУЕМОСТЬ
В последующие дни я уже даже не дожидался за дверью тишины, а просто заходил в палату. Если ты входишь в палату, то лучше вести себя почти инкогнито: тихонько, незаметненько. Тогда они начинают к тебе приглядываться: что там у тебя на уме? Один раз я попробовал выйти, а потом опять зайти. Другой — уйти, а дверь оставить открытой. Каждый раз старался вести себя непредсказуемо, как бы непреднамеренно, неожиданно даже для самого себя.
И в конце концов выработался ритуал: захожу, открываю дверь, сажусь на стул рядышком с чьей-то кроватью, некоторое время нахожусь в палате и потом выхожу. Я практически повторил рыжего своего "морского волка", который, оказывается, у меня где-то там, в воспоминаниях, был примером для подражания.
И ребята привыкли к этому ритуалу. И получилось это как-то так пристойно, благородно. В общем, хорошо.

СОРАТНИКИ КОСТЯ И ЖЕНЯ
Палат в лагере много было, и поначалу укладывать спать по всем ходил я. Кураторы меня просили первые несколько дней. А потом они сами научились.
Вот Костя. Ему было интересно, как я это делаю. А я просто входил резко, что-то говорил, не важно что, а важно, что корректно, утвердительно и на приказе. Но не в открытый голос. То есть не орал, а как бы сдерживал себя. Дети эту сдержанность чувствовали.
Потом выходишь и только за дверью произносишь какое-то слово. Иногда я пользовался просто шагами. Иногда стуком в дверь.
И вот Костя перенял это дело и иногда даже копировал меня в голосе. Я еще подумал: ну все, хорошо, нас теперь различить не смогут.
А у Жени свои подходы были. Он продолжал с ними подолгу беседовать. Ему самому это просто нравилось, вероятно.
И в конце концов мы все трое стали спокойно обходиться без Свистка.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"