УЧЕБНИКИ
Взгляд с полей аэрации
Прошу прощения за мрачную картину. Идет
дождь, светит солнышко, где-то растет пшеничка, и
будем надеяться, что большая-пребольшая, а к нам,
на поля аэрации, стекает то, что вырабатывает
город. Мы – это Физико-математическая школа при
нашем родном вузе (он не будет назван, чтобы нас
не разорвали на части те, кто сочтет это рекламой,
а равно и те, кто сочтет это антирекламой). От
подготовительных отделений мы отличаемся тем,
что занятия у нас для школьников бесплатны. Еще
несколько лет назад ситуация была такой:
большинство школьников приходили к нам ради
увеличения шансов на поступление, причем они и их
родители понимали, что для этого надо получить
знания и научиться ими пользоваться. Ибо
формальная льгота, которую мы им даем, весьма
невелика (одно бесплатное тестирование). Так что
мысль о каком-то скрытом содействии при
поступлении в нашем случае не возникает.
Обратите внимание: мы не касаемся вопроса, есть
это содействие или его нет. Это вопрос не к нам, а
к следователю и прокурору. Мы – по другому
ведомству: мы учим.
В течение многих лет у нас в группах были ученики
и послабее, и посильнее, кто-то учился нормально,
а кто-то еле-еле, зубами и когтями выгрызал свою
тройку, кончал нашу школу и поступал, а кто-то
бывал отчислен. Мы, к сожалению, не приносим вузу
дохода в рублях, поэтому должны приносить
хороших абитуриентов. Иначе ректор нас закроет и
будет совершенно прав.
Некоторые из наших преподавателей время от
времени вели занятия и на платных
подготовительных курсах (других вузов).
Приходили они оттуда с выпученными глазами:
школьники не работают! Просто сидят и смотрят на
«препода». На призыв взять ручку в руку и начать
что-то делать посылают враждебные взгляды. Без
прибора ночного видения можно прочесть: «Ты чо! Я
заплатил и еще пришел!..» Десять и пять лет назад
это нас поражало. Но несколько лет назад мы вдруг
увидели это у себя в школе.
Разумеется, на платные подготовительные курсы и
отделения народ идет не только потому, что
надеется «заплатить и поступить». Идут туда те,
кто не может сдать экзамен к нам в школу, ведь у
нас есть свой конкурс. Зато в вуз или,точнее, в
разные вузы почти все наши выпускники поступают.
Разумеется, то, что мы «поставляем» абитуриентов
не только своему родному гнезду, вызывает
некоторое недовольство ректора. Но с другой
стороны, можно ведь гордиться тем, что
большинство из «отступников» идут в престижные
университеты и лишь самые слабые, которые не
набирают баллов в нашем вузе, поступают в менее
требовательные. Практика показала, что запаса
знаний и умения учиться, которое нам удается им
привить, хватает не только на то, чтобы поступить,
но и на то, чтобы не вылететь из вуза сразу.
Обратите внимание: мы ни слова не сказали об
уровне знаний приходящих в нашу школу. О том, что
старшеклассники, складывая 1/2 с 1/3, получают 1/5. О
том, что не могут решить уравнение 2х=0 и уравнение
х2=0. Мы можем привести десять страниц таких
примеров. И это не сайт анекдотов, это – жизнь.
Речь пойдет о другом: о бытующем у школьников
представлении – надо или не надо учиться.
Появление в нашей школе два-три года назад
заметной доли тех, кому «не надо», и ее
стремительный рост (до 50–90% на разных предметах
сегодня) стали шокирующей неожиданностью для
педагогов нашей школы. Но те из нас, кто преподает
и в ФМШ, и в обычной школе, совершенно этому не
удивились. Все эти годы происходил рост доли тех,
кому “не надо”, в обычной школе, и вот теперь
уровень воды дошел до рта.
Нам кажется, что важная черта современной
российской школы – то, что в ней большинству
ничего не надо. Мы судим в основном по Москве,
возможно, что в остальной России ситуация иная:
школьникам «надо», потому что иначе им не светит
ничего, кроме коровника, половой тряпки, армии,
станка, в лучшем случае – автосервиса... Этого мы
не знаем и, если ошибаемся в оценке ситуации,
будем крайне
рады.
Учеба – это труд. Но с каждым годом это все меньше
понимают и ученики, и родители. Каково нам
слышать от родителей фразы типа: «Почему вы его
(ее) отчисляете, ведь он (она) ходил(а) на все
занятия?» – произносимые с более чем искренним
удивлением. Выросло новое поколение родителей,
которые не понимают, что посещение школы еще не
означает работы по получению знаний.
Чтобы понять, почему стало не надо учиться,
обратимся к истории. Раньше «надо»
обеспечивалось: а) репрессивной системой; б)
зависимостью от образования если не дохода и
перспектив, то хотя бы возможности получения
чистой работы и отчасти престижа; в) стремлением
удовлетворить свои потребности в информации; г)
возможностью откосить от армии. Сейчас первый
фактор исчез, а остальные ослабли. Так чего вы
ждали? К усилению фактора “а” призывать глупо,
фактор “г” или не изменится, или ослабнет (при
переходе к контрактному набору или при
превышении затрат на высшее образование над
стоимостью откоса). Действие фактора “в” только
уменьшается, ибо на каждого сегодня выливается
столько информации, что мозг прибегает, как
говорят электрики, к «защитному отключению».
Ситуация «в одно ухо влетело – в другое
вылетело» становится нормальной, и у школьника
на наших глазах формируется устойчивая привычка
к игнорированию информации.
Впрочем, в развитых странах диплом вуза весьма
важен при трудоустройстве (фактор «б»), но чтобы
эта зависимость стала жесткой в нашей стране,
нужно не одно поколение…
К примеру, американская школа построена
так, что в ней можно не учиться. Конечно, в
престижной и дорогой физико-математической
школе, в которую поступают со всего штата, сдав
экзамен и выдержав конкурс (внимание: деньги не
заменяют экзамена!), нет тех, кто не хочет учиться.
Но в обычной, в том числе и в хорошей, школе таких
полно. Сидишь тихо, соблюдаешь правила – ну и
сиди. Не сдашь в итоге тест – плохо, школа будет
хуже выглядеть, в нее будут меньше хотеть
поступать (все данные общедоступны). Поэтому
школа старается, чтобы учиться хотели. Но
заставить хотеть нельзя, можно лишь заставить
соблюдать правила. И если американская школа
такова, это означает, что американскому обществу
нужно именно столько преуспевающих адвокатов и
мальчиков на бензозаправке. Сделают
электромобиль – школа через какое-то время
отреагирует. (Кстати, заметим, что в последние
годы уровень наркомании у американцев падает,
количество СПИДа падает, уличная преступность
падает и уже стала меньше (пока чуть-чуть меньше),
чем во Франции. То есть с важными для общества
задачами их школа отчасти справляется.)
Похоже, что России сегодня нужно не так много
математиков, физиков и преуспевающих адвокатов,
как нам кажется. Ушлые школьники чуют это нутром
и «не хотят». А наши вопли о том, что ситуация
завтра изменится, они пропускают мимо ушей и
правильно делают, так как ситуация изменится не
завтра. Она будет изменяться медленно, и на
основные изменения потребуется несколько
поколений при условии, что Россия вообще пойдет
по пути индустриального развития, требующего
больших интеллектуальных ресурсов. А это вообще
пока совсем не очевидно.
Что можно сделать сегодня, чтобы, просим прощения
за цинизм, было не противно входить в класс?
Понять, что ситуация, когда большинству «не
надо», – неизбежна. Неизбежна во всемирном
масштабе, и тем более неизбежна сегодня в России.
Ликвидировать школу вообще нельзя. Еще Маркс
сказал, что главное достояние человечества –
свободное время. Гуманизм требует ликвидировать
детский труд, а детей надо куда-то девать. «Кто
открывает школы, тот закрывает тюрьмы» – это
сказал еще Виктор Гюго.
Но чтобы посчитать налоги, не требуется знать,
что такое логарифм. А ничего другого большинство
считать и не будет. Система образования должна
быть построена так, чтобы было очевидно: то, чему
учат, потребуется.
Сегодня больше половины школьников на вопрос:
«Что тебе интересно, чем ты хочешь заниматься?» –
ответят: «Компьютер». И добросовестные родители
сделают все, чтобы чадо поступило в технический
вуз на компьютерную специальность. От этих
«заинтересованных компьютером» стонут вузы, ибо
мало кто из них осознает, что игры в компьютерные
игрушки и лазание по Интернету – не
специальность. Для того чтобы стать господином
компьютера, а не его рабом, необходимы не
скорость тыкания в клавиши (этому и обезьяну
научить можно; но биологи говорят, что самый
быстрый зверек – выдра), а серьезные знания и
способности к математике и информатике, причем
вовсе не к тому, что называют информатикой в
школе. Когда школьники осознают, что в вузе не в
игрушки играют, они удивляются. Когда же
оказывается, что для того, чтобы написать самую
простую компьютерную игрушку, нужно очень
многому научиться, причем не самому интересному,
с их точки зрения, они вообще теряют интерес к
учебе.
В лучшем случае их природных способностей,
поддержанных насилием со стороны несчастных
родителей, хватает, чтобы дотянуть до диплома. На
выходе – хороший пользователь с дипломом о
высшем образовании. Пока рынок труда еще не
насыщен хорошими пользователями, и они находят
себе применение, но, как правило, не по
специальности. А что будет через два-три года? В
худшем же случае они просто вылетают из вуза, как
правило, после первого семестра. Как отделить
тех, которые «интересуются компьютером», от тех,
кому это действительно «надо»?
И последнее. Некоторое время назад в прессе
промелькнуло сообщение, что получены прямые
данные о соотношении результатов тестирования и
обычного экзамена по математике. Как вы думаете,
сколько организаций и частных лиц обратились в
редакцию или к авторам той информации за данными?
Оказывается, ни одного. Если нам ничего не надо,
то с какой стати будет что-то надо нашим ученикам?
Мария ГРИШКИНА,
Леонид АШКИНАЗИ
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|