КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА 
КОНТРАМАРКА В ПЕРВЫЙ РЯД 

Опасная грация непостоянства

Героями первых дней Чеховского фестиваля стали лошади

Ветер в гривах

Конный театр Бартабаса уже бывал в Москве: два года назад на театральную олимпиаду он привез постановку «Триптих» на музыку Стравинского и Булеза. Восторженно принятые публикой, на этот раз французы приехали с премьерой «Кони ветра». В Коломенском специально построили павильон, круглой формой арены напоминающий шапито, в то время как его дизайн представляет собой нечто среднее между космическим ангаром и новомодным храмом. По словам Бартабаса, «все определяется музыкой, уже под эту определенную музыку подбираются люди и лошади». В «Триптихе» все определил Стравинский. В «Конях ветра» – ритуальное пение тибетских монахов. Посетив монастырь в Гиуто, Бартабас вывез оттуда группу монахов, чье пение сопровождает спектакль, монахов, исполняющих ритуальные танцы в начале представления и в его финале, ароматические палочки, непрерывно зажигаемые в специальных кадильницах, и, наконец, страшные маски тибетской мистерии «Чам». Над обнесенной барьером ареной повис купол, при помощи света он то превращается в металлическую сферу, то обретает прозрачность кисеи, то становится гигантским экраном, на котором плывут видения далекого Тибета. Маленькие юркие всадники в страшных масках, летящие по арене, танцующие на спинах лошадей, сменяются одинокой фигурой всадника, чей конь то бежит на месте, то движется задом наперед. Всаднику не нужны поводья, он молится, воздев руки к небу, а конь плавно кружится под ним, кажется, отвечая не усилиям мышц, а движению мысли. Непривычный медитативный ритм точно топчущегося на месте действия кого-то отталкивает, кого-то завораживает. Как завораживает присутствие при игре природных сил. Так наблюдаешь за водопадом или восходом солнца.
Лошади черные, белые, палевые, выхоленные, странно и броско подстриженные; какие-то метелки-гривы, шахматные разводы на спинах, выбритые хвосты с пышными кончиками. Они то послушно следуют воле всадников, то свободно играют, легко перемещаясь по арене. В этот спектакль, вспомнив свое цирковое прошлое, где он работал и с крысами, и с утками, Бартабас ввел осла и гусей. Страшная синяя колдунья ведет игру с коричневым осликом, то падающим на спину, то притворяющимся мертвым, то изгоняющим колдунью с арены. Белая всадница на белой лошади пасет стадо гусей. Она кормит их, выстраивая в смешные группы, зовет за собой или, наоборот, отгоняет. Движения лошади так отточены, что в какой-то момент надо делать усилие, чтобы понять, что гусиная пастушка на этот раз – наездница. Гуси летят между копытами без малейшего страха, лошадь скачет между их белыми комочками, точно рассчитывая каждый сантиметр пространства. Самые ярко театральные эпизоды превращаются в своеобразные интермедии между мрачными фрагментами философских эпизодов, где взаимодействие человека с конем похоже на борьбу разнонаправленных воль. Кульминацией становится момент, когда человек сидит на земле рядом с конем. Затемнение. Конь остается один. И начинает призывно ржать, ища своего всадника. В эту минуту зритель, сидящий вокруг арены, со всей очевидностью ощущает, что в его жизни мучительно не хватает именно «его лошади». Лошади, которая тебя ждет и без тебя тоскует. С разных сторон из зрительного зала к краю арены подходят обычные цивильные граждане: женщина в сером костюме образцовой секретарши, мужчины в ветровках или пиджаках. Медленно они стаскивают с себя эти наряды. Перевернутая ветровка превращается в яркую цирковую куртку, юбка – в пелерину, под снятыми брюками оказывается трико. Раз-два-три – и великолепная группа всадников легко отправится к своим коням. И это – мгновение катарсиса и счастья. Где-то там нас непременно ждет наша лошадь, такая же красивая, гибкая, сильная, быстрая. И, вскочив на нее, мы можем наконец полететь. Один из главных постулатов философии создателя «Зингаро»: «Лошадь – это зеркало, в котором отражается человек. Она как инструмент для музыканта, как голос для певца. Ты можешь с его помощью открыть что-то, что иначе открыть нельзя. Спектакли «Зингаро» существуют совсем не для того, чтобы показать, что мы умеем делать с лошадьми. Наоборот: цель состоит в том, чтобы показать, что может человек сделать с самим собой».

СЦЕНА ИЗ ОПЕРЫ “МУ КВЕЙ ИНГ, ВОИТЕЛЬНИЦА С НЕЖНЫМ СЕРДЦЕМ”

Хитрые уловки

Женщины, как известно, принадлежат к большей половине человечества и к ее лучшей половине. Если в последнем вы сомневаетесь, то за прошедшую неделю Чеховского фестиваля у вас была полная возможность в этом убедиться. Как ни странно, гимнами во славу женщины стали отнюдь не пресловутые «Монологи вагины», привезенные Штутгартским театром, а «Бременская свобода» Фасбиндера – единственный из семи привезенных штутгартских спектаклей, показанный на большой сцене; пекинская опера «Му Квей Инг, воительница с нежным сердцем»; и наконец, «Жорж Данден», поставленный в БДТ Жаком Лассалем. Все три постановки рассказывают о женщинах, которые ведут себя так, как им нравится, и успешно отстаивают свое право и дальше жить так, как им хочется.
Историю бременской отравительницы Гееше Готфрид, вдохновившую Фасбиндера, режиссер Жаклин Корнмюллер читает как черную комедию о свободолюбивой незаурядной личности, вынужденной бороться за свои права довольно экстравагантным способом. Она попросту травит всех близких и соседей, кто встает на ее пути. А что бедной делать? Ее муж появляется в первой сцене в одной футболке и без всяких признаков нижнего белья. Сидя на авансцене (далеко еще русским артистам до этой свободы существования на подмостках), он долго читает газету, пьет шнапс и кофе, грубо третируя жену. Понятно, что избавиться от такого чудовища – благое дело. К сожалению, людей, мешающих жить, вокруг довольно много. Поэтому дальше у Гееше (Хеди Кригескотте) идут мама, дети, второй муж, папа и далее по списку действующих лиц. Занудно? Но борьба за свои права вообще довольно утомительна. Появляется роскошный кофейный аппарат, точно сошедший с рекламной обложки, где яд – всего лишь один из ингредиентов вроде корицы. Немецкая основательность соединяется в этом спектакле с немецкой же добротной элегантностью, а натуралистические приемы мирно уживаются с брехтовской манерой игры. Штутгартский театр давно называют экспериментальным полигоном немецкого театра. И высокий уровень его актерского ансамбля неожиданно доказывает, что основой эксперимента должен быть профессионализм.

Пекинская опера имеет массу разновидностей, в этот раз нам привезли ее тайваньский вариант. Основная черта – женские роли исполняют не мужчины, как положено по традиции, а женщины. Центральную роль играют аж две исполнительницы – Вей Хай Минг и Лю Хаи Юань. Первая играет Му-любовницу, вторая – Му-воительницу. Китайская история рассказывает о женщине, которая завоевала силой своих рук и своим талантом военачальника сначала мужа, потом свекра, потом признание императора и всей империи. В общем, с блеском доказала любимую идею феминисток о том, что женщина не только равна мужчине, но и значительно его превосходит по всем параметрам. Тайваньские актеры поют высокими ангельскими голосами и выполняют трюки с ловкостью акробатов (их битвы на палках заставляют краснеть за неуклюжие дуэли и драки на наших сценах). Любой грамотный знаток китайской оперы расскажет вам о сложнейшем символическом значении каждой детали сказочно красочного костюма. А все вместе это сливается в роскошное зрелище.

С легкой руки Михаила Булгакова, описавшего представление мольеровской комедии, когда зал сотрясает громовое «бру-га-га» зрителей и последними не выдерживают мушкетеры у дверей, которым смеяться уж никак не положено, мы ждем от постановок Мольера такого же жизнерадостного веселья. Хотя надо признаться, ну ни разу в жизни никакого «бру-га-га» услышать не довелось. На «Жорже Дандене», поставленном в БДТ Жаком Лассалем, публика часто улыбалась, иногда посмеивалась, но животики точно не надрывала. Надо сказать, что историю о муже-простолюдине, которого всячески обманывает дворянка-жена, Мольер писал в тяжелое время запрета «Тартюфа», снятия «Дон Жуана», пытаясь вернуться на старую, проверенную фарсовую колею, но без прежней веселости. Лассаль поставил интеллигентный, тонкий и достаточно мрачный спектакль. Эдуард Кочергин создал оформление, напоминающее как старинные офорты с их тонко прорисованными пейзажами, так и кукольный дом, в него так легко можно, потянув за ручку, выдвинуть из задника весь двухэтажный особняк с балконом, окнами – или задвинуть его обратно. Этой декорацией можно любоваться, и в ней легко существовать актерам. Впрочем, акварельный стиль показался артистам БДТ не очень выигрышным, и они чуть «подают» Мольера в соответствии с тем самым «бру-га-га». Александра Куликова играет Анжелику настоящей расчетливой стервой, она одинаково хладнокровно вертит и мужем (Валерий Дегтярь), и любовником (Андрей Носков). Под стать госпоже и служанка (Татьяна Аптикеева), легко принимающая ласки и виконта, и его слуги. Честной глуповатой порядочности мужа через этот женский комплот ну никак не прорваться. Его выставляют дураком и ревнивцем, бьют палкой, насмехаются. Доведенный до ручки, он, попрощавшись с жизнью, прыгает в открытый люк. Плеск воды. И как ошпаренный муж выскакивает обратно. В эту минуту немедленно хочется организовать какую-нибудь лигу по защите мужчин. Они, конечно, неудачные, но все же Божьи творения. И нельзя же так издеваться над меньшей и худшей половиной человечества.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"