ИДЕИ И ПРИСТРАСТИЯ 
ЗНАК ПОВОРОТА 

Ноу-хау из детской

Любимые российские вопросы – что делать? и кто виноват? – в наше время дополняются вопросом – что дальше?

Педагог-словесник с пятидесятилетним стажем Лев Айзерман в статье «Зачем я сегодня иду на урок литературы» («Знамя», № 5) рассказывает о том, насколько болезненно его ученики воспринимают нравы нынешнего общества: «Сегодня даже десятиклассникам ясно, чем обернулось повсеместное стремление только к своему, только к личному, только к успеху». Об этом они пишут в своих сочинениях: “Сейчас, как никогда, мы столкнулись с разобщением людей”, “Сегодня никому нет дела до другого, каждый заинтересован в своих личных интересах”, “Миллионы людей в наше время живут в погоне за своей личной мечтой, они не замечают ничего вокруг, живут в своем собственном мире, их не волнует судьба народа, именно потому в наше время так много несчастных людей, которым некому протянуть руку помощи”, “В наше время человек переживает все плохое наедине с самим собой”. Конечно, здесь проявилась и та крайность мнений, которая, по словам Блока, отличает “порывы юных лет”. Но ведь и правда жизни сказалась». По убеждению автора, этой тягостной правде противостоит великая русская классика: «Достоевский, не обольщая себя, не к совести читателя взывает, а в последних снах Раскольникова предупреждает, к чему неминуемо придет человечество, если каждый будет только за себя, если каждый будет считать, что “в нем одном и заключена истина”.

Причины нравственной «порчи» пытается исследовать доктор философских наук Игорь Чубайс в статье «Что после свободы, или Какой маршрут истории человечества: Россия и Запад в меняющемся мире» («Нева», № 4): «В отказе от внешних, фальшивых правил роль свободы бесценна. Но утверждение свободы сегодня порождает все новые и новые проблемы. Объявив себя свободным и ничему не подвластным, человек тем самым объявляет излишним весь предшествующий человеческий опыт. Отменив вековечные табу, индивид снимает запреты также и со своих собственных страстей и инстинктов. А эти инстинкты хорошо известны – эрос и танатос, удовольствие и разрушение. Снижать нормы и нравы куда как проще, чем их возвышать, ибо это заложено в самой психобиологической природе индивида и противоречит искусственной культуре. Под горку всегда легче, чем в горку. И все это дополняется ускорением социального времени. Общим местом стали рассуждения об информационном взрыве, об ускоренной смене картин мира. Но если сам мир меняется несопоставимо медленнее, чем его картины, значит, эти картины неправильные. Верную картину менять было бы просто незачем. Извечные российские вопросы – что делать? и кто виноват? – дополняются вопросом для всех – что дальше?» Надежды на литературу, мораль, культуру в целом автор считает недостаточными: «Для того чтобы мораль, право, искусство, политика, здравый смысл не противоречили друг другу, они должны выводиться из единого, абсолютного, неограниченного и беспредельного. Неисчерпаемо лишь бесконечное, всеобъемлющее, то есть Бог».

Только в возвращении к вере видит спасение и Алексей Гостев («Новый мир», № 5): «ХХ век несет с собой переворот: завершается секуляризация как тотальное отступление от христианских норм в том виде, в котором они сформировались в средние века: “все позволено”, “заголимся и обнажимся”. Неоязыческое торжество гедонизма стирает рамки допустимого; все, что присутствовало в карнавальной культуре, выходит на поверхность, отменяется всякая иерархичность как в области ценностей, так и в сфере морали; отменяется само понятие греха. В области нравов совершается шаг назад, в дохристианскую языческую древность: стихия пола, теряя не только личные, но даже различительные половые признаки, ведет к дегуманизации, развоплощению человека. Человек постиндустриального общества становится безличным, одиноким и манипулируемым, он гонится за удовольствием, позволительным в любом виде. Главное – не противоречить системе (производство – потребление – политкорректность) и зарабатывать деньги для удовлетворения потребностей, этой же системой формируемых. Соответственно неотъемлемым элементом обслуживающей постхристианское человечество культуры с неизбежностью становится порнография. Новый виток дегуманизации и развоплощения – виртуализация человеческого существования, что вполне объяснимо с точки зрения христианской: бесы, силясь стереть само представление о богоподобии человека и о поражающем его грехе, пытаются, по мысли Клайва Льюиса, механизировать и уничтожить даже то, что еще остается от “удовольствия”... Добро во всех его проявлениях, творчество, красота и стремление к совершенству онтологически не могут быть не от Бога, то есть имеют ценность богочеловеческую. Христианский универсализм должен подвигать на то, чтобы ценить и целить, очищать и преображать, “невзирая на лица” и не пугаясь новых форм. И при этом не извне, но изнутри пребывая в гуще жизни, в гуще культуры».

Александр Неклесса в статье «Инновация и революция» («Дружба народов», № 4) побуждает задуматься о том, что объективное ускорение социального времени, готовность принимать «инновации» – это, в сущности, новое, непривычное дело для человечества: оно еще не освоилось с ним, не научилось устранять издержки в целом глубоко позитивного явления:
«Сто миллиардов людей, которые ранее жили на планете, существовали в основном в неизменных, инерционных условиях. Оглядываясь назад, мы видим впечатляющую сумму инноваций, но все они столь рассеяны во времени, что жизнь конкретного человека чаще всего протекала в неизменном и привычном окружении. На протяжении практически всей истории, кроме времени современной цивилизации, человек скорее избегал новизны, нежели стремился к ней. Инновации проникали в мир через “черный ход”, нелегально. В древних обществах, традиционных культурах большинство радикальных изобретений не использовалось, хотя люди о них порой и знали, свидетельство чему обращение инноваций… в игрушки. Так, скажем, в империи инков колесо не было известно, и общество испытывало из-за этого серьезные затруднения. Однако среди инкских игрушек европейские исследователи как-то обнаружили тележку с колесами… Несколько другой вариант “игрушки” – порох и ракеты в Древнем Китае, которые использовались для фейерверка, для развлечения. Инновация становится повседневной реальностью, когда в обществе появляются такие ценности, как свобода и личность. В полной мере это характерно для христианской цивилизации, где процесс творчества во всех его проявлениях в конце концов становится чертой повседневности...»

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"