ЛЮБИМЫЙ ГОРОД

Мальчик со скрипкой

Ростов – город купеческий. Экономика его в немалой степени была ориентирована на торговлю. И вместе с этим Ростов – город, изобилующий древними архитектурными шедеврами.
Видимо, только в Ростове Великом могла появиться столь неординарная личность, как Андрей Александрович Титов – купец, краевед, поэт и общественный деятель.

Дед Андрея Александровича завещал все свое дело внуку. Но на всякий случай сделал в своем завещании довольно любопытную пометку: “Если же мой внук Андрей будет вести распутную жизнь, то дело ликвидировать, а капитал положить в банк, употребляя доходы на содержание семейства”.
Это условие, конечно, было лишним. Внук Андрей рос образцом добропорядочности. Будучи шестнадцатилетним юношей, еще при жизни деда он писал в дневник своим размашистым, но аккуратным почерком: «Я встретил Новый Год со скрипкой в руках. Едва только стрелка встала на XII, как я заиграл “Боже царя храни”, потом камаринской, но очень тихо, потому что боялся разбудить соседей. Раскупорив бутылку пива, я выпил стакан его, поздравив себя же. Потом я лег спать на свою жесткую постель, которую так люблю».
Скрипка иной раз соперничала с обучением: “Несмотря на мое желание, в воскресной школе я не был, а весь вечер играл на скрипке”.
И снова: “Ныньче насилуй встал, в магазине пробыл до 5, мороз 26о, когда пришел, то стал играть на скрипке, к папеньке приехали гости, следовательно, и я был в кабинете после ужина и играл целый час. День провел недурно”.
О подобном сыне можно разве что мечтать. Прилежный и послушный, в лавке помогает, учится и в музыке усовершенствуется. Да к тому же рассудительный не по годам. Как-то после ужина играл в саду, простыл – и что же?
“Я дорого поплатился за сад – в 4 ч. сделалась на мне рожа лихорадка, которая, впрочем, прошла, и головная боль, но все-таки был в магазине, а назад дошел до Мальгина дома, а они довезли”.
Правда, иной раз встречались записи и не совсем серьезные: “Ветрено. В Ростов приехал фокусник… который и приходил с Храниловым к папеньке, он ловко подбросил перчатку папе за пазуху. Хочет в воскресенье давать представление. Учился у Слонова, играл с Швецовым в карты”.
Но такие легкомысленные дни случались редко.
Титову не исполнилось еще и тридцати, а он уже один из почитаемых ростовских жителей. По крайней мере Андрей Александрович был избран гласным в городскую думу, где он продолжал совершенствоваться в красноречии. Выступления Титова отличались образностью и ехидством, редкими не только для провинции, но и для Петербурга и Москвы:
– Господа гласные! Убаюканные в прошлом году миллионными оборотами нашего банка, вы признали тогда, согласно словам бывшего директора, резкими, односторонними, с превышением своего права, действия ревизионной комиссии… Но вот прошел год, и теперь мы ясно видим результаты этих миллионных оборотов и той прибыли, которую вам тогда насчитывали. Если вы, наконец, поверите словам настоящей комиссии, которая честно и по совести докладывает вам, что пропажа должна быть более 40 000 рублей, то вы, наконец, примите во внимание, насколько полезны были эти миллионные обороты и насколько верны были эти прибыли.
Впрочем, когда нужно, Андрей Александрович мог не без пафоса произнести прочувственную речь:
– Основание к учреждению родильного отделения, полагаю, для всех понятно: это – человеколюбие. Вероятно, до всех доходили рассказы ростовских врачей о том, что им нередко приходится бывать у бедных рожениц в таких помещениях, где зимою от холода, сырости, угара и разных испарений не только нет возможности поправиться больному, но очень легко и здоровому заболеть, и потому все высказанное мною заявление сделано с единственною целью – насколько возможно, избавить матерей от подобной участи, а детей спасти от преждевременной смерти.
Иной раз предложения Титова были вовсе неожиданными. К примеру, когда накопилась недоимка с горожан, лечившихся в земской больнице, но не расплатившихся, и дума размышляла, как бы эти деньги получить, он выступил с таким неординарным предложением:
– Городская дума заплатит всю недоимку… и кроме этого обяжется на будущее время уплачивать ежегодно за лечение несостоятельных мещан, не доводя управу ни до какого судебного процесса… Это будет, по моему мнению, гораздо лучше и полезнее, чем вести долгий процесс, сорить деньги и все-таки не быть уверенным, придется ли получить или нет эту недоимку. Затем, господа гласные, я обращаюсь к нравственной стороне этого дела: те мещане, с которых следовало бы получить деньги, давно уже умерли или ровно ничего не имеют, а потому приходится получить с людей, ни в чем не повинных, отнимать у них последнее жалкое имущество, продавать их бедные лачуги!
Любопытно, что такое неожиданное предложение было принято двадцатью семью голосами против двух – настолько мощной была сила убеждения Титова.
Одновременно с деятельностью в городской думе Андрей Александрович издает и краеведческие книги: “Деятельность Ростовского земства по охранению народного здравия”, “Вымирающий город”, “Сведения о кустарных промыслах по Ростовскому уезду”, “Деятельность Ростовского земства по народному образованию с 1865 по 1876 годы”, “Ростовский уезд Ярославской губернии. Историко-археологическое и статистическое описание”. Эти книги пишутся все с той же увлеченностью, страстью и позитивностью, что отличала его юношеские дневники и выступления в городской думе: «Прежние знахари и знахарки совсем почти вывелись, а если еще кое-где в глуши и остались в небольшом числе экземпляров, то к ним изредка обращаются одни только старые старики и старухи, и то втихомолку от молодых. Равно утратилась в крестьянском населении также вера и в “домоваго хозяина” (двороваго), будто бы портящего, по словам стариков, скот, пришедшийся не под шерсть “ему хозяину” и холящего тот скот, который подходит под шерсть; утратилась также и вера в болезни, могущие человеку прилучиться “с ветру”, “от глазу” урочных людей (“Помха” и “Притка”), от “порчи лихих людей”, от случаев “нашествия не на место”, от “неспасения с молитвой” и т.п.; что и было прежде причиною обращения к колдунам и знахарям; также все более и более теряется вера даже в такой престижный авторитет, как “волосатик”, виновник будто бы, по словам стариков, всяких язв и ран, появляющихся иногда на теле во время купанья, в особенности на ногах. Крестьяне видят теперь во всем естественную причину заболевания и за советами и помощью обращаются с полным доверием к земским медицинским и ветеринарным врачам и фельдшерам; даже к акушеркам крестьянские женщины стали больше высказывать доверия и охотно к ним обращаются».
А тут очередное увлечение – стихи. Был, например, в гостях у коллекционера А.Бахрушина и записал ему в альбом:

Чего, чего тут только нет!
Есть в переплете лучшем Фет;
Нет каталога Мерилиза,
Но карамзинская есть Лиза;
Есть Элзевировский Эрот
И в переводах Вальтер Скотт;
Есть и “Деяния Петра” –
И etc… и etc…

В другой раз узнал о том, что заболевший друг стал поправляться, – и новые вирши “На выздоровление”:

Прошел период боли грозной,
Я не скажу уже “прощай”,
И вновь в весенний день морозный
Мы в шубах будем кушать чай
(когда нет листика на ветке)
Под пенье звучное ворон,
Еще послушаем в беседке
Колоколов соборных звон.
И буду ждать весною ранней,
Что из Прудкова в град Ростов
Прикатишь ты в вагоне спальном –
Доволен, весел и здоров.

Не понравился архимандрит – ему тотчас же выговор:

Точно конь ретивый в поле,
Только-только что не ржал,
В Божьем храме Анатолий
И ругался, и плясал.

Всех бранил на обе корки,
Бога с чертом он мешал,
Приглашая на задворки
Мироносиц персонал.

А то и просто шутки ради посвящение некому Оскару Якимовичу Виверту:

Омар Налимыч, не сердитесь,
Что рыбья кличка вам дана;
Но я надеюсь – согласитесь,
Что Вы похожи на сома.

Впрочем, на Андрея Александровича редко обижались. Чаще преподносили ему книги с трепетными посвящениями: “Многоуважаемому Андрею Александровичу Титову, энергичному и талантливому труженику родной археографии, всегда готовому содействовать другим, дань признательности от редактора издания”. А иногда посвящения сочиняли в стихах:

Струя преданий… Поколеньям
Святой, живительный родник!
Где ты храним с благоговеньем,
Народ там крепок и велик.

Или:

Почтенному Российскому историографу,
А паче оне Ростова града историографу,
А так как вообще он “мастер на все руки”,
То значит, что ему и “книги в руки”.

Похоже, автор этой эпиграммы не особенно преувеличивал. Андрей Александрович и вправду был деятелем микеланджеловского типа, то есть сочетал в себе множество самых разнообразных талантов. Впрочем, и талантом настоящего хозяина он также обладал. По возможности, к примеру, прикупал соседние участки и в результате обустроил за своим особнячком прекрасный сад. По воспоминаниям свидетелей, тот сад был бесподобным: “Как входишь – сразу бордюр из махровых левкоев, душистый табак, который распускался вечером с необыкновенным ароматом. Направо были розы на длинных грядках, эти розы из Франции выписывались… После роз был сиреневый кружок, диаметром 5 метров, небольшой, а в середине его лавочки. Дальше беседка очень красивая, большая, а в ней терраса, буфет с посудой (мы здесь пили чай), а далее еще беседка, ажурная, из длинных полос дерева, и в ней еще три лавочки.
В самом центре сада стоял фонтан, а в середине его – скульптура, ангел (мальчик с крылышками) с трубкой, из нее вода лилась, разбрызгиваясь.
Направо от нее яблони росли, сливы и другие фруктовые деревья. А пруд какой был! В нем рыбы плавали”.
Но все же главное, чем Андрей Александрович вошел в историю, были отнюдь не его стихотворные опыты, не выступления в думе и даже не очаровательный сад, а то, что именно благодаря ему заброшенный Ростовский кремль был восстановлен и в общих чертах приобрел нынешний респектабельный вид. К счастью, у него для этого имелось все необходимое: вкус к старине, положение в обществе, деньги, энергия.
Скончался наш герой шестидесяти семи лет. Шел по бульвару и упал. Пока везли в больницу, умер. Словно он, будучи абсолютным альтруистом, не счел возможным никого обременять своей болезнью.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"