КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА
ПУТЕВОДИТЕЛЬ ПО ВЫСТАВКЕ
Русский парижанин Николай Тархов
Живописец, открытый заново
Н.ТАРХОВ. «УТРО НАД ВОДОЙ»
Выставка работ Николая Тархова,
разместившаяся в Инженерном корпусе
Третьяковской галереи, познакомила нас с
творчеством художника, до сих пор почти
неизвестного в России. Единственный его холст в
постоянной экспозиции Третьяковки лишь
интригует сочетанием свободной и смелой
живописи с незнакомым именем. В истории русского
искусства оно не значится... Да и в истории
искусства французского также.
Между тем основная часть деятельности Тархова
протекала в Париже, где он участвовал в выставках
вместе с прославленными ныне
живописцами-новаторами начала ХХ века, показывал
и персональные выставки, был замечен критикой и
проницательнейшими торговцами искусством.
Впрочем, ссора со знаменитым Волларом,
открывателем многих великих имен, в галерее
которого Тархов выставлялся в 1905 году,
впоследствии сильно повредила ему. Сама живопись
Тархова, акклиматизировавшегося в парижской
художественной среде, была характерно
французской. Одним словом, это был серьезный
представитель интернациональной «парижской
школы», в его время наиболее передовой и активной
в Европе.
Николай Александрович Тархов, сын московского
купца, родился в 1871 году. Стать художником он
надумал довольно поздно, в 24 года держал экзамен
в Московское училище живописи, ваяния и
зодчества, но не был принят и остался, в сущности,
самоучкой. Он подружился с молодыми художниками,
которые составят впоследствии ядро выставки
«Голубая роза», – Павлом Кузнецовым и другими. В
мастерской Константина Коровина участвовал в
коллективных сеансах работы с натурой, был,
значит, в кругу наиболее значительных тогда
московских живописцев.
Он начал выставляться, готовился поступать в
Академию художеств, но еще до вступительных
экзаменов в 1899 году уехал во Францию. Там он
прожил всю оставшуюся жизнь и умер в 1930-м в Орсэ
близ Парижа уже забытый, обнищавший.
Живя в Париже, Тархов связей с Россией не терял.
Он посылал свои работы в Москву, на выставки
Союза русских художников. Были у него здесь и
покупатели. Но само его творчество стало очень
скоро вполне парижским и по живописному языку,
связанному на первых порах с наследием
импрессионизма, и по сюжетам. Любимым его мотивом
были парижские бульвары, переполненные
движущейся толпой, экипажами, залитые подвижным,
мерцающим светом, переливами оттенков на влажной
мостовой, на стенах и крышах, сливающихся в
единую массу высоких домов.
Когда-то Клод Моне и Камиль Писсарро открыли
совершенно новый способ изображать этот
колеблющийся свет и мелькание неразличимого
множества людей: без контуров, без вырисовывания
деталей, в живом ритме разреженных мелких мазков.
Они писали не деревья, дома, не людей, каждого в
отдельности, а растворяющую в себе любые
конкретные мотивы атмосферу Парижа. До Тархова,
родившегося, когда импрессионизм уже начинался,
его традиция дошла уже значительно
трансформированной. Мазок у него крупнее,
динамичнее, композиции острее, контрастнее.
Массивный угол триумфальной арки может быть
выдвинут на передний план, оттеняя глубину
бульвара.
Выразительны прозрачные морские пейзажи
Тархова, дающие простор его колористическому
дару. Заходящее, тающее в облаках солнце
рассыпает алые отблески по пенящимся
многоцветным волнам с бегущими к берегу белыми
барашками. Этот полюбившийся ему мотив художник
варьировал многократно.
К началу нового века живописный язык Тархова
меняется. Импрессионистическая
созерцательность уходит, цвет звучит
напряженнее и резче, становится более массивным
и плотным. Нарастают смелые контрасты крупных
цветовых пятен. К этому времени относится и
упомянутая картина в экспозиции Третьяковской
галереи – «Козы на солнце» (1904). Белые козочки
пасутся на светло-зеленом лугу, голубые отсветы
неба и зеленоватые травы играют на их светлых
боках. Все это написано широким, смелым мазком,
ритмичными ударами крупной кисти, лаконично и,
казалось бы, просто, однако очень свежо по
колориту и живо. В музейном зале в ряду работ
русских живописцев начала прошлого века картина
кажется передовой и мастеровитой.
Сюжет этой работы не случаен у Тархова, он умел и
любил изображать животных. Еще один его жанр –
своего рода домашняя идиллия: изображение
женщины с ребенком; обычно это была жена и дети
художника.
Живописные поиски Тархова близки в эти годы к
тому, что волнует наиболее активных художников
парижской школы. На его холстах повторяется,
например, характерный мотив Ван Гога –
расплавленное горячее солнце, заливающее пейзаж
потоками лучей. Встречаются у него и
символистские мотивы. Такова, например,
гротескная каменная химера Собора Нотр Дам,
меланхолически созерцающая шумящий внизу Париж.
Между тем при несомненных достоинствах этой
живописи и при ее актуальности в художественной
ситуации начала прошлого века ей все-таки не
хватало индивидуального своеобразия, что могло
бы выделить ее автора из круга современников и
сделать его творчество художественным событием.
В конечном счете именно поэтому Тархов оказался
в тени и во Франции, где он жил и работал, и в
России, куда регулярно посылал свои работы. 20-е
годы стали для художника временем упадка
творческих сил, болезни, начинающегося забвения
и бедности.
Однако его тонкая живопись и сегодня способна
доставлять зрителям радость и, разумеется, не
заслуживает забвения. Нынешняя выставка,
собравшая вместе работы из женевского музея
Пти-Пале, из нескольких частных собраний и
небольшой коллекции Третьяковской галереи,
открывает нам фактически нового для москвичей
значительного художника.
Ваше мнение
Мы будем благодарны, если Вы найдете время
высказать свое мнение о данной статье, свое
впечатление от нее. Спасибо.
"Первое сентября"
|