КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА 
ВЫСОКАЯ ПЕЧАТЬ 

Добро не может быть старо

Наум Коржавин – «защитник банальных истин»

Известный поэт Наум Коржавин назвал сборник своих эссе, выпущенный Московской школой политических исследований, «В защиту банальных истин» – по имени открывающей книгу статьи, некогда напечатанной в «Новом мире» еще при Твардовском.
Речь в ней шла о поэтической форме (таков и ее подзаголовок): об узком и неверном понимании ее почти как некоей «формы одежды», желательно богато изукрашенной всякими «образами» и «деталями». Между тем понятие «образ» в первую очередь относится к общему замыслу, а отнюдь не к частностям исполнения. Так, совсем «бедное», прямо-таки нищее по части всяких броских эпитетов, сравнений и метафор пушкинское «Я вас любил. Любовь еще, быть может, в душе моей угасла не совсем...» – высочайший образец гармонической слитности, нераздельности формы и содержания, в сущности, по отдельности просто немыслимых.
Коржавин и в более поздних статьях будет настойчиво повторять подобные «банальности» («Стихотворение – организм, все элементы которого органически дополняют и освещают друг друга»), но, читая одно эссе за другим, скоро начинаешь ощущать, что течение авторской мысли увлекает тебя далеко за пределы чисто литературоведческой тематики.
Ныне, когда искусство Серебряного века в большой моде, очень немногие сохраняют по отношению к нему полную объективность. Коржавин – один из них, способный, при всей любви к Блоку и Ахматовой, различать в стихах этих корифеев досадные уступки декадентским соблазнам, упоение «поруганием заветов священных», в том числе и «обыденной», «ординарной» морали.
Конечно, существует огромная разница между судьбами деятелей той эпохи и последующих поколений, в том числе и коржавинского, формировавшегося в 30-е и «сороковые, роковые» и не избежавшего совсем иных соблазнов – безудержной романтизации революции, оправдания связанного с ней насилия, пренебрежения «буржуазной», «внеклассовой» моралью.
Однако и у тех и у других оказался один спасительный выход. Как пишет Коржавин, «в сущности – это вечное содержание, вечный сюжет искусства – открытие этих вечных банальных истин, выход к ним каждый раз из других исторических обстоятельств, мешающих их постижению».
Вспоминая ахматовское стихотворение о «тверской скудной земле» и замеченных поэтессой «осуждающих взорах спокойных загорелых баб», наш автор говорит, что подобные строки – «это как бы возвращение в Россию – только не из чужой земли, а из Серебряного века, что, может быть, было еще дальше». (Кстати, о том же сказано и у Блока: «И опять мы к тебе, Россия, добрели из чужой земли»; последние слова здесь, конечно, имеют отнюдь не географический смысл.)
И последующие поколения (коржавинское – то ж) проделали свой трудный и драматический путь – к России и самим себе, к нормальным («банальным») ценностям, к твердому осознанию, что, вопреки громовым печатным филиппикам по адресу так называемого абстрактного гуманизма, «добро не может быть старо». Вынося эти слова младшего собрата, поэта Олега Чухонцева, в заголовок своей статьи о нем, Коржавин столь же «наивно» возвещал в конце 70-х годов, что «в этих словах – главная потребность времени, условие его освобождения от всяких паутин, в которых запуталось его сознание».
Поэтому и в острополемическом эссе о поэзии Бродского он решительно возражает тем, кто, наследуя отнюдь не лучшие из традиций Серебряного века, заявляет, будто «Прекрасное не обязательно совпадает с Добрым и Высоким» и что вообще, дескать, литературу пора освободить от лишней обузы (читай: от верности и служения «банальным» истинам). В споре, закипевшем вокруг критических замечаний Солженицына о поэзии нового нобелевского лауреата, Коржавин целиком на стороне «зоила» и против сооружения некоего «надувного Олимпа» с его главным обитателем Бродским, который, мол, не зациклился в своем творчестве на России (что явно несправедливо по отношению к лучшим его стихам, отмечаемым и в коржавинском очерке).
«...Мировым поэтом, не будучи «зацикленным» на своей стране – особенно тогда, когда она стала воплощением мировой трагедии, – стать невозможно», – напоминает автор книги очередную «банальность».
В этой связи примечательно, что он не раз и не два апеллирует к примеру и опыту того нашего современника, коего апостолы освобождения литературы от всяких там общественных обязанностей на своем Олимпе и видеть не желают, – Александра Твардовского. Занятные тут возникают параллели! По догадке Коржавина, Сталину привиделся в авторе «Страны Муравии» эдакий «колхозный типаж, нечто вроде разбитного сельского гармониста, русский вариант Джамбула и Сулеймана Стальского». И надо же! И Ахматова отзывалась о «Василии Теркине» как о «веселых стишках», а Бродский – как о «плясовой»! Для Коржавина же постепенное осознание «высокой духовности творчества Твардовского» – одно из существенных слагаемых душевной биографии, важная верста пути, проделанного к пониманию России.
Подобным образом он в некрологическом эссе о Ярославе Смелякове не просто берет под защиту «многогрешного» поэта, не однажды горестно оступавшегося, и утверждает, что «не видеть его лица за грязью, которой оно забрызгано, и несправедливо, и расточительно». Он пишет, что вообще «тон превосходства и насмешки при разговоре об этом поколении (к сожалению, с тех пор ставший еще более частым. – А.Т.) абсолютно недопустим»: «У него было... много обаяния, связанного с бескорыстием, со способностью к жертве и многими другими качествами, в которых человечество нуждается и будет всегда нуждаться».
Но столь старомодно добрый к тем, кого во многом давила и даже калечила тяжкая поступь тоталитарного века, Коржавин в своей публицистике непримирим и жёсток, когда заходит речь о целом ряде зарубежных «левых» интеллигентов, судивших о нашей стране «из прекрасного далека» и повинных если не в прямой лжи, так во всяком случае – в упрямом нежелании сделать очевидные выводы из фактов. «Я не считаю элитой людей, которые втайне краснеют, содрогаются, но боятся истины», – беспощадно говорится в открытом письме Коржавина одной европейской, если не мировой знаменитости.
Право на такую бескомпромис-
сность и резкость автор книги заработал своей собственной жизнью, о ней он особенно подробно и откровенно рассказал в очерке «Опыт внутренней биографии». Здесь он и себя не пощадил, описывая свои тщетные попытки примирить прежние ложные взгляды и питаемые иллюзии с реальностью и даже пусть недолгий, но «позорный период... интеллектуального сталинизма, о котором и сейчас стыдно вспоминать».
В книге много говорится о необходимости верности себе. Случается, что, когда призывы такого рода встречаешь у других авторов, они как-то подозрительно отдают самолюбованием, самодовольством, успокоением на уже достигнутом. Интонация, с какой об этом пишет Коржавин, совсем иная. Здесь акцент делается на том, какая это для всякого человека непростая вещь – «неукоснительное исполнение того, к чему его приводит естественный путь развития... умение приходить к выводам, к которым его приводит жизнь».
Вдумайтесь-ка: неукоснительно, всегда, снова и снова – в разных, меняющихся обстоятельствах. В самом деле: легко ли быть верным себе?!

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"