ТЕОРЕМА СОЦИУМА 

Путь в постиндустриальную экономику

Перед российским правительством стоит дилемма: и дальше наращивать темпы экономического роста или создать базу для перехода страны в новое качество, присущее современным развитым странам Запада? Этот путь намного труднее и гораздо менее эффектен, но только он нацелен в будущее

Каждый год зимой темпы экономического роста у нас падают, и каждый год это неизменно внушает тревогу и споры: действительно ли это сезонное колебание – или первый сигнал общего замедления в развитии экономики. Так было и в 2002 году. Потом темпы вновь начали расти, но последние три года они растут все меньше: в 2000 году внутренний валовой продукт (ВВП) вырос на 9%, в 2001 – на 5%, а в 2002 г. уже не более 4%. Низкой оставалась инвестиционная активность, не было и заметного структурного обновления: стагнация производства в инвестиционных и потребительских отраслях промышленности при росте экспортных сырьевых отраслей (прежде всего топливной и цветной металлургии). Правда, одновременно повышался спрос на конечные товары – и потребительские, и производственные, что при определенных условиях обещало дальнейший рост экономики.
Критики говорили о том, что такими темпами Россия очень нескоро достигнет нынешнего уровня даже наиболее бедных стран ЕС и уж точно проиграет в соревновании с быстрорастущим Китаем. Проблема роста в таких дискуссиях выступила не столько как экономическая, сколько как политическая: в ближайшие годы (или даже десятилетия) преодолеть разрыв между Россией и самыми передовыми странами мира. Такого рода проблемы достаточно хорошо известны из экономической истории последних двух столетий как “догоняющее развитие”. Решение такой задачи может стать объединяющей общество идеей, на отсутствие которой нередко жаловались представители российской элиты в 90-е годы.
Но решать эту задачу предстояло в условиях уже нового, постиндустриального мира. Россия же общество индустриальное, ей еще надо было прорваться в этот постиндустриальный мир. Такой задачи пока никому решать не приходилось.
Дискуссия разворачивалась вокруг четырех стратегий, способных обеспечить, по мнению их сторонников, устойчивый и достаточно высокий экономический рост.
Дирижистская модель, основанная на традиционных принципах промышленной политики: выделяются приоритетные отрасли и сектора отраслей, их государство и поддерживает. Сторонники этой стратегии уверены, что государство в состоянии объективно определять приоритеты и формировать долгосрочную стратегию роста. Они также настроены всемерно защищать отечественного производителя от конкуренции более сильных иностранных фирм.
Развитие финансово-промышленных групп – другая стратегия, предполагающая, что повышение инвестиционной (и вообще организаторской) роли конгломератов крупнейших фирм позволит сконцентрировать ресурсы (финансовые, интеллектуальные) и снизить экономические издержки производства.
Резкое сокращение бюджетной нагрузки на экономику (реформа формирования и расходования бюджетных средств), приведение ее в соответствие с параметрами, характерными для стран аналогичного уровня экономического развития, – еще одна модель экономической политики государства, которая может сделать темпы экономического роста более устойчивыми и высокими.
Институциональные реформы, которые стимулируют предпринимательство, создают благоприятные условия для инвесторов отечественных и иностранных, – такова еще одна стратегия, предполагающая формирование современной, адекватной задачам системы институтов, включая соответствующее законодательство и эффективное его применение.
Правительство М.Касьянова делает очевидный упор на последнюю модель; она кажется наиболее эффективной, но наименее эффектной для публичной политики. Консервативная макроэкономическая политика, налоговая реформа, дерегулирование, переговоры о вступлении в ВТО и об общеевропейском экономическом пространстве, разработка нового трудового и пенсионного законодательства, постепенное реформирование естественных монополий – эти и другие направления работы правительства реализуются с 2000 года хотя и непоследовательно, но именно они создают базу для устойчивости российской экономики, осуществления в ней структурных реформ.
Однако такая политика очень уязвима для критики со стороны тех, кто верит в “экономические чудеса” или просто заинтересован в смене кабинета.
Между тем “догонять” в постиндустриальном мире приходится совершенно не так, как это было прежде. Главная особенность современных производительных сил – резкое повышение динамизма и разнообразия (вплоть до индивидуализации) потребностей, с одной стороны, и возможностей их удовлетворения – с другой. Это резко сужает временные горизонты, на которые можно делать ответственные прогнозы технологического развития стран и отдельных секторов. В индустриальную эпоху можно было наметить приоритеты роста на 20–30 лет и, достигнув намеченного, действительно войти в число передовых стран (что и сделала в XIX веке Германия, а затем Япония и СССР). Теперь приоритеты быстро меняются. И сейчас можно попытаться превзойти весь мир по производству компьютеров на душу населения, разработать программы производства самых лучших в мире самолетов и телефонов, бросить все силы на их реализацию, а потом обнаружить, что мир ушел далеко вперед. Причем ушел в направлении, о возможности которого при разработке программы всеобщей компьютеризации никто и не догадывался.
Весь 2002 год депутаты, чиновники, эксперты пытались (и, конечно, будут пытаться) определить долгосрочные отраслевые приоритеты, на которых государство могло бы сосредоточить внимание и сконцентрировать ресурсы. Однако пока все попытки такого рода проваливались, поскольку на самом деле объективного критерия для этого нет. Дальнейшая дискуссия может привести лишь к тому, что в качестве приоритетных будут выделены сектора, обладающие максимальными лоббистскими возможностями.
Постиндустриальный прорыв требует прежде всего гибкости и адаптивности экономической системы, способности быстро и адекватно реагировать на вызовы времени. Такая адаптивность гораздо важнее формальных показателей уровня экономического развития, измеряемого данными о среднедушевом ВВП.
А России необходимо не только (и даже не столько) обеспечить рост, но прежде всего провести глубокую структурную трансформацию. Между тем, как показывает опыт наиболее развитых стран, во время структурных реформ нередко темпы роста замедляются, а то и вообще сменяются внешней стагнацией (как это было, например, в ряде стран Запада в 1970-е годы). Отчасти потому, что новые сектора (особенно услуги) плохо фиксируются методами традиционной статистики, отчасти из-за необходимости накопить ресурсы для нового технологического рывка. Разумеется, я не собираюсь прославлять стагнацию; однако экономический рост без структурных сдвигов достаточно легко достижим методами государственного администрирования (например, в Белоруссии при А.Лукашенко) – и такой рост не делает страну богаче, а экономику эффективнее.
Постиндустриальное общество структурно отличается от индустриального тем, что доля услуг в ВВП и в занятости становится преобладающей. Движение в этом направлении уже обозначилось в современной России, надо придать ему больше целенаправленности и последовательности. Стратегия прорыва (а не повтора) должна ориентировать на усиленное развитие сектора услуг, и прежде всего высокотехнологичных. Хотя дальнейшая отраслевая конкретизация и здесь была бы опасна.
“Промышленная политика” ни в коем случае не должна ориентироваться ни на “назначение приоритетов”, ни на “выбор победителей”. Оба таких подхода означали бы консервацию формирующихся пропорций. Гораздо важнее стратегия постоянной корректировки структуры, при которой власть готова гибко защищать политическими (в том числе и внешнеполитическими) методами всех, кто добивается успеха в мировой конкуренции.
Акцент на секторе высокотехнологических услуг не означает забвения других секторов, по которым у страны есть определенные перспективы развития: например, автомобилестроение и самолетостроение. Однако надо отдавать себе отчет в том, что они вряд ли станут точками прорыва в постиндустриальную систему координат.
Есть также ряд приоритетных в логике постиндустриального общества, но выходящих за рамки собственно экономической сферы секторов, на которых государство должно сосредоточиться в первую очередь. К ним относятся:
– развитие образования. Россия имеет здесь очевидные сравнительные преимущества, поскольку уровень и качество образования у нас выше, чем в странах с таким же уровнем экономического развития. Между тем именно вложения в образование – важнейшее условие экономического рывка;
– развитие здравоохранения. Эта отрасль помимо гуманитарной составляющей имеет, по-видимому, значительный мультипликативный эффект: влечет за собой развитие многих высокотехнологичных отраслей, а значит, и экономики в целом. При всей условности подобного примера стоит отметить, что здравоохранение может в современных условиях сыграть ту же роль, что и железнодорожное строительство в индустриализации конца XIX века;
– военная реформа, включая изменение системы комплектования армии с выходом на
контрактную армию в самые короткие сроки. Массовое стремление молодежи уклониться от службы в армии сегодня существенно искажает состояние рынка труда и спрос на образовательные услуги (включая отъезд на учебу и работу за границу).
К этому перечню надо добавить реформу судебной системы и реформу государственного управления. Более того, реальное развитие событий все более подводит к выводу, что именно в реформе политических институтов находится сейчас узкое место экономического развития. Ведь экономическое законодательство лишь формирует определенные правила игры, реализация которых зависит от правоприменительной практики, то есть от состояния прежде всего институтов политической организации общества.

Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"