Главная страница ИД «Первого сентября»Главная страница газеты «Первое сентября»Содержание №34/2003

Вторая тетрадь. Школьное дело

КУЛЬТУРНАЯ ГАЗЕТА 
ВЫСОКАЯ ПЕЧАТЬ 

Андрей ТУРКОВ

Рыцарь “невыигрышного жанра”

Вспоминая Владимира Лакшина

“Жили-были два литератора: прозаик и критик, – писал я почти полвека назад. – Только вот на имя прозаика почтальон частенько приносил письма от читателей, а критику таких писем все не было и не было. И думая об этом, критик всегда приходил к мысли, что больно уж у него «жанр невыигрышный». Тем и утешался.
Однако в этом «невыигрышном жанре» творили Белинский, Добролюбов, Чернышевский и, помнится, на равнодушие читателей не жаловались».
Конечно, это не значило, будто в критике тогда было, как говорится, хоть шаром покати – ничего стоящего внимания не заметишь. Вряд ли справедливо, например, что в недавно выпущенной усилиями целого ряда авторов во главе с В.В.Прозоровым обстоятельной «Истории русской литературной критики» нет даже упоминания об активно и темпераментно работавшем с начала 50-х годов минувшего века Владимире Огневе или авторе первой серьезной книги, посвященной телевидению, Владимире Саппаке. В тот самый год, когда писалась вышеупомянутая статья, в «Новом мире» были напечатаны яркие работы Марка Щеглова о леоновском «Русском лесе» и Федора Абрамова (в будущем известного прозаика) об изображении в литературе современной деревни. Можно назвать и другие статьи, иные имена.
И все-таки подлинный взлет «невыигрышного жанра» был еще впереди и оказался в немалой степени связан с уже названным журналом.
И одним из тех, кто опроверг отношение к критике как к чему-то ютящемуся на журнальных задворках, и кто побудил многих начинать знакомство с очередным номером именно с этих страниц, стал соученик и товарищ (увы, уже покойного к тому времени) Щеглова – Владимир Лакшин. Сегодня этому рыцарю “невыигрышного жанра” исполнилось бы 70 лет. Как рано он ушел из жизни.
Человек живой мысли, капитальной университетской выучки и редкой трудоспособности, он был заметен с первых же своих статей и даже небольших рецензий. Но особенно определенной стала его репутация после статьи «Иван Денисович, его друзья и недруги».
Не в обычаях «Нового мира» было с похвалой отзываться о том, что там же и печаталось. Но в данном случае журнал Твардовского устами Лакшина не просто дал заслуженно высокую оценку солженицынскому дебюту, но и обозначил новый завоеванный литературой рубеж и как бы воззвал уже не отступать, не сдавать его. Критик заканчивал свою статью словами, которые ныне выглядят сбывшимся пророчеством: «...Чем дальше будет жить эта книга среди читателей, тем резче будет выясняться ее значение в нашей литературе, тем глубже мы будем сознавать, как необходимо было ей появиться».
Дотоле Лакшин, быть может, кому-либо представлялся на некоем распутье – между «академическим» литературоведением (поскольку уже был автором ценного исследования «Искусство психологической драмы А.П.Чехова и Л.Н.Толстого») и всеми соблазнами и рифами текущей литературной критики. Но теперь стало ясно, что он смело пускается в открытое море последней, давно обставленное и пристрелянное бдительными сторожевыми батареями.
И тут оказалось, что он не только учен, но и зубаст, что быстро ощутили оппоненты. И что «дела давно минувших дней», любимая Лакшиным классика, преображаются под его пером в сокрушительное оружие сегодняшней борьбы, причем отнюдь не узколитературной!
«Освобожденный» (чудное бюрократическое словечко, заменяющее всякие там грубые: снятый, изгнанный!) во время разгрома «Нового мира» от своих любимых служебных по журналу обязанностей Лакшин, надолго отлученный от собственно критической деятельности, вновь обратился к «друзьям-классикам» – дополнил книгу «Толстой и Чехов» и создал жизнеописание А.Н.Островского.
Загнать его в угол, «лишить слова» решительно не удавалось! Наследственный интерес к театру (отец был актером МХАТа) и свойственный Лакшину артистизм живо проявились в его многолетней работе на телевидении, где им были созданы такие популярные передачи, как серия «путешествий к Чехову».
Слава Богу, история в первые же перестроечные годы подарила Лакшину возможность возвращения и к пресловутому «жанру», и к журналистике вообще, работу в счастливо преобразившемся (в том числе и им самим преображенном!) после целых десятилетий унылого сервилизма журнале «Знамя», а позже – уже главным редактором – в «Иностранной литературе».
И какую трезвую осмотрительность, стойкость, неуступчивость проявил он в пору, когда (прямо-таки по любимому им Толстому) «все перевернулось» и мы оказались свидетелями самых головокружительных курбетов, которые проделывали иные современники, готовые в азарте не только сжечь недавно гордо носимые партбилеты или сваливать монументы обрыдших основоположников, но вообще строго допросить всю нашу историю и культуру и вынести обвинительный приговор многим, кем мы справедливо привыкли гордиться.
Последние статьи Лакшина – это строгая и ядовитая отповедь всем этим, как он выразился, сочинителям некрологов – кто по литературе, кто по России, кто по человечеству вообще от тьмы современников, гуртом окрещенных мерзейшим словцом-клеймом «совки», вплоть до Чехова, раз он недостаточно восторженно посматривал на Лопахина.
Один из наших коллег, не раз задетый в этих статьях, не без лукавства изрек, что, дескать, время Лакшина – это шестидесятые годы (сиречь – прошедшее время, ушедшее).
Вот уж и впрямь сочинитель некролога! Ответим ему словами из одной старой пьесы: «Есть мертвые, которые живут, есть живые, которые умерли. Что поделаешь – жизнь!»


Ваше мнение

Мы будем благодарны, если Вы найдете время высказать свое мнение о данной статье, свое впечатление от нее. Спасибо.

"Первое сентября"



Рейтинг@Mail.ru